Русская колыбельная - Ростислав Гельвич

Альберт во все глаза смотрел на ранний Куара-Нуво, в котором что-то изменилось. Туман успел раствориться, и смог, обычно непроглядный из-за капелек воды в воздухе, теперь выглядел как запотевшее стекло. Альберт смотрел на тускло поблёскивающие небоскрёбы в центре, куда они собрались ехать.

Устроившись на заднем сиденье подъехавшего такси, Альберт прижался к плечу жены головой, та прижала к нему голову.

– Так давно не был в центре, – сказал Альберт. – Каждый раз по нему езжу, но гулял по нему очень давно.

– Да… – тихо ответила Лин.

Дальше они ехали молча. Районы спальных многоэтажек понемногу превратились в заполненные разными магазинчиками улицы. Альберт смотрел на идущих людей, не туристов, обычных людей, и вспоминал разговор с Зильберманом в его машине.

Толпы людей. Они отличались кожей, причёсками, одеждой. Альберт смотрел на них, не моргая, расфокусируя взгляд всё больше и больше. Всё в его поле зрения превратилось понемногу в цветные пятна, перетекающие друг в друга.

Альберт зевнул, ему хотелось спать, но, вместе с тем, и не хотелось. Пограничное состояние ему парадоксально нравилось – мозг Альберта устал и не мог отдать должное терзавшим его переживаниям.

Он и не заметил, как машина резко свернула и остановилась.

– Приехали, Альберт, – сказала Лин. – Выходим.

Они оказались в самом центре центра Куара-Нуво, рядом с казино, отелями и богатыми ресторанами.

– Мы с тобой прекрасно смотримся, – Лин выдохнула белое облачко, стряхивая с лацканов Альберта невидимые пылинки. – Научила я тебя одеваться, а?

– Ещё как научила, – суховато ответил Альберт.

Он взял Лин под руку.

– Куда пойдём? – спросила она.

– Веди. Ты бываешь в центре чаще.

– В таком случае… – она заставила его обернуться вокруг своей оси, встать спиной к ресторанам и казино. – Куда-нибудь не в такой центр.

Альберт сухо хмыкнул, почти усмехнулся.

– В «центр», но не в «такой центр», – сказал он. – Вполне в твоём духе.

Они двинулись вперёд, почти тем же путём, которым Альберт обычно ехал на работу. Мысль о том, что теперь он идёт по улице, а не сидит в машине, заставляла его улыбаться едкой, не очень приятной, как ему самому казалось, улыбкой.

Лин заметила это не сразу, а когда заметила, ткнула его в рёбра кулачком.

– Чего лыбишься?

– Всё кажется, что сейчас увижу себя едущего в машине, – признался Альберт. – А я в машине увижу идущего по улице себя, – продолжал он. – Я, когда еду часто смотрю вокруг. Мне не нравятся туристы.

– А кому местных они нравятся? – Лин пожала плечами.

– Не потому, что они туристы…

Альберт поёжился. Подмораживало. Хорошо было бы зайти куда-нибудь. Но мест, казавшихся ему хорошими, не было, только сплошные рестораны и казино.

– А почему же? – спросила Лин, не дождавшись, пока Альберт продолжит.

– Я всегда езжу через один район, – Альберт начал издалека. – Там однажды был какой-то праздник, и я ехал мимо. Это так красиво…

Лин смотрела на Альберта с искренним интересом, и тот подумал, что хорошо бы как-то передать ей то, что он чувствовал тогда, когда открыл окно и некрасивая радостная женщина в цветном окурила его душистыми благовониями.

Мысли о фанейротиме мелькнули уже который раз и сменились мыслями о холоде. Альберт еле-еле сдержал крупную неприятную дрожь.

Он поднял вверх правую руку и пошевелил пальцами, изображая что-то, сам не зная, что. Он думал, что Лин его как обычно высмеет, но та задумчиво произнесла:

– Кажется, понимаю о чём ты. Индийский райончик? Или какой-то другой?

– Не знаю… Но это было так хорошо. Больше я не заставал ни одного такого праздника. Подумать только, – сказал Альберт, вдыхая полную грудь ледяного воздуха, – ведь я такого никогда не видел! Ни до, ни после. «Эти туристы, погляди на них», – сказал он, дёрнув подбородком, указывая на людей. – Представляешь их на таком празднике?

– А нас? – Лин игриво улыбнулась. – Вот уж не думала, что ты антиглобалист.

– Что? Ничуть! – возмутился Альберт. – Это не вопрос глобализма, это… просто мы такие одинаковые и с этим ничего не поделать… – он чуть не произнёс слово «беспомощность», но говорить о работе с Лин явно не стоило. – Просто, если все короли, то никто не король. Если все одинаковые, то никого и нет?

Немного подумав, Лин ответила:

– Очень странная логическая цепочка.

– И всё-таки…

Лин ничего не сказала, прижавшись к нему.

– Не думай об этом. Всё есть так, как есть, и с этим ничего не поделаешь. Раньше надо было думать.

То, что Лин заговорила словами Зильбермана, заставило Альберта остановиться и округлить глаза. Он был ошеломлён настолько, что холод тут же взял своё: Альберт крупно задрожал, почти затрясся.

– Да ты замёрз!

Лин схватила его за руку и потащила в сторону ближайшего дайнера, безвкусно копирующего стиль дальних уголков Содружества.

Альберт не мог даже сопротивляться. Да и не хотел.

«Она понимает», – думал он, – «Она в самом деле всё понимает!», – думал он, – «Но, если так, то почему…»

Пискнул индикатор входящих. Зазвенел колокольчик на двери. Альберт оказался в тепле и тут же задрожал ещё сильнее, а Лин тащила его дальше и дальше, к угловому дивану красного кожзаменителя.

– Садись, – сказала она, почти толкнув его на диван, и тут же отвернулась к подошедшей официантке, – два больших американо, да и всё пока что, наверное.

Официантка записала заказ и ушла, а Альберт, так и не снявший пальто, почувствовал, что ему смешно.

– А вот что осталось от американцев… – сказал он. – Американо. И название континента… тоже не так уж и много, думаешь, Лин?

Та непонимающе посмотрела на него чуть расширившимися глазами.

– Неважно, – сказал ей Альберт, чувствуя, что говорить ему хоть и не легко, но проще, чем утром, и уж тем более до этого. – Сядь пожалуйста, Лин. Я бы хотел поговорить.

Этот дайнер олицетворял то немногое, что осталось от старой Америки – стилизованный под классические телешоу: красные диванчики, узкие столики, официантки в коротких, но не слишком, юбках и фартуках.

Альберт подумал об этом, когда молчал, и Лин тоже молчала, глядя на него, потягивая кофе из чашки. С момента, как он сказал про разговор, прошло уже не меньше минуты, и Альберт всё ещё молчал. Лин тоже не говорила, лишь однажды произнесла:

– Неплохой кофе, – она прикоснулась губами к остывшей жидкости. – Не самый плохой в этом городе. Ты, если хочешь что-то сказать – говори. Я уже поняла, что это про работу.