Вечный шах - Мария Владимировна Воронова

Смульский на допросе поскромничал, описывая свою сдержанность, наверняка использовал весь арсенал мужика в кризисе среднего возраста — и клятвы в вечной любви, и признания, что только Вика является лучом света в темном царстве его жизни, и вообще он никогда не встречал никого прекраснее, чем она, и настоящее родство душ он ощущает только с ней, и прочее такое, что сводит с ума духовно ориентированных дев.

Впрочем, что бы он там ни задвигал бедной Вике, главное — он точно не вступил с ней в половую связь. Экспертиза показала, что Ткачева была девственницей.

Чувствуя, что возлюбленный отдаляется, Вика приступила к борьбе за свое женское счастье, устроив в семье Смульских маленький домашний филиал преисподней. Первым делом Вика подстерегла супругу Бориса Витальевича и сообщила, что той, постылой и старой, уже хватит путаться под ногами своего мужа, надо отойти и дать ему дорогу к счастью.

Решив, что перед ней сумасшедшая, жена сострадательно покачала головой и проследовала домой, а вечером рассказала мужу о странном эпизоде. Тот признался в своем легком флирте, поклялся, что все кончено, а по сути и не начиналось, жена простила его романтический зигзаг, и недоразумение было улажено.

Но не для Виктории, которая принялась буквально терроризировать Смульскую по телефону. Сначала она просто описывала, как Борис Витальевич якобы спал с ней и какими словами при этом оскорблял свою жену, а когда это не подействовало, перешла к прямым угрозам, обещая, что если Смульская не разведется с мужем добровольно, то сдохнет в подворотне как собака.

Один такой звонок можно еще проигнорировать, два тоже, но уже с трудом, а на третий нервы сдадут. Смульская срывала раздражение на муже, а тот только подносил ей валерьянку и ужасался, какого джинна случайно выпустил из бутылки.

Смульская перестала подходить дома к телефону и даже на работе с опаской поднимала трубку, если ей звонили по прямой линии.

Только это не остановило целеустремленную девушку. Она подкарауливала жену Бориса Витальевича возле дома только для того, чтобы швырнуть в лицо несколько оскорбительных слов. У пламенного борца с привилегиями как-то не дошли руки до собственной жены, и Смульская, директор НИИ гематологии, ездила на служебной машине, так что между работой и домом ее было не поймать, но в булочную ходила вместе с обычными людьми. Как-то Вика подстерегла ее и всю дорогу шла следом, вполголоса рассказывая, как ей хорошо бывает с Борисом Витальевичем и насколько ему омерзительна даже мысль о сексе со старой, толстой и морщинистой женой. «Как можно жить с человеком, зная, что его от тебя тошнит?» — ухмылялась Вика, а Смульская из последних сил сдерживалась, чтобы не вцепиться Ткачевой в волосы, ведь та только этого и ждала. Под конец этой адской прогулочки Смульская почти готова была отсидеть пятнадцать суток и даже прослыть чокнутой ради удовольствия оттаскать поганку за косу, но все же устояла.

Надо было что-то с этим делать, только супруги боялись, что Виктория перенесет скандал в поле зрения широкой общественности, обратившись, например, по месту работы Бориса Витальевича или в райком партии и обвинив его в развратном поведении, поэтому никуда не жаловались, терпели. Оно конечно, сейчас нравы посвободнее, чем при Сталине, за аморалку не увольняют и партбилет не отнимают, но лишнее пятно на репутации никому не надо.

Однажды зимой на Смульскую напали прямо в подъезде, хотя они с мужем и дочерью жили в центре города, в хорошем доме, где гопники практически не водятся. Когда два парня вплотную подошли и прижали ее к стене в закутке за лифтом, женщина сохранила присутствие духа и стала быстро доставать из ушей золотые серьги с бриллиантами, но парни не соблазнились добычей, а поиграли перед ее лицом ножом и сказали «вот так ты сдохнешь, если не разведешься», ударили кулаком в живот и убежали, пока Смульская пыталась отдышаться. В милицию она не обратилась, отчасти потому, что боялась огласки, а главным образом не верила, что Викиных дружков найдут. А даже если и найдут, что им предъявить, по какой статье судить?

Смульские понадеялись, что дальше угроз дело не пойдет, ведь попугать немолодую женщину — это одно, а сесть за убийство ради того, чтобы устроить Викину судьбу, — совсем другое, на что решится не каждый рыцарь. И стали ждать, решив, что, если никак не реагировать на ее провокации, девушке вскоре надоест расшатывать их семью. На всякий случай Смульская перестала задерживаться на работе и просила мужа выходить ее встречать.

После этого эпизода Виктория вроде бы успокоилась, телефонные звонки прекратились, Смульские выдохнули, но рано. Всю зиму в почтовом ящике периодически появлялись письма от Ткачевой, в которых она изливала Борису Витальевич душу, жаловалась на трудное детство и молила о любви. К сожалению, Смульский, как всякий смертный, не мог предвидеть будущее и поэтому без сожаления выкидывал эти послания в мусорное ведро, а если бы знал, как обернется дело, то сохранил бы в качестве доказательства хоть парочку.

Казалось, тактика избрана правильная и проблема потихоньку сходит на нет, но тут нападению подверглась уже дочка Смульских. Девушку зажали в том же самом углу, тоже крутили ножом перед лицом и попросили передать матери, что если она, старая корова, не отвалит, то сначала останется без дочери, а потом сдохнет и сама.

Тут, как изящно выразился Высоцкий, «двери мозгов посрывало с петель» у всего семейства, и трудно их за это винить. Дочку для пущей безопасности посадили под домашний арест, а Борис Витальевич получил ультиматум, что или он раз и навсегда разбирается с этой мразью, или с ним действительно разводятся.

Борис Витальевич не помнил номер телефона Вики, а листочек, где тот был записан, давно выбросил. Он с трудом восстановил в памяти маршрут, по которому подвозил девушку после их встреч, и поехал туда, не имея четкого плана. Ткачева жила возле Обводного канала, в старом доме, расположенном в центре квартала, плотно спрессованного из таких же домов и изъеденного дворами-колодцами. Припарковав машину на улице, Смульский с трудом сориентировался в этом лабиринте, нашел нужную парадную, остановился покурить и тут понял, какого свалял дурака. На часах почти одиннадцать вечера, Вика мирно спит в одной из квартир по этой лестнице, а поздний час не позволяет стучаться к соседям и спрашивать, в какой именно. Он собрался ехать домой, но тут в арке появилась Вика.

Дальше начался диалог стенки со стенкой. Борис Витальевич, внутренне кипя от ярости, унижался и умолял оставить его и его семью в