Монгол - Тейлор Колдуэлл

Ближе к весне отношения между племенами обострялись, и часто происходили стычки, которые завершались кровавым побоищем. Тогда же молодые воины проводили бессонные ночи, сторожа орду от внезапного нападения или собираясь в отряды, чтобы угнать заблудившийся скот соседей. Иногда люди по нескольку дней не видели никакой пищи, самые слабые гибли от холода.

Однако весной жизнь менялась к лучшему. Кобылы, овцы, коровы отъедались на зеленой и сочной траве, приносили жеребят, телят и ягнят, начинали давать много молока. Члены племени нажирались до отвала. Затем начинался долгий путь на летние пастбища. Он был немного полегче, и люди чувствовали себя веселее.

Вожди племени честно разделяли трудности и голод со всеми остальными членами своей орды. Но воинам все-таки приходилось полегче, ведь от их сил и выносливости зависело существование всех членов племени. Беременные женщины иногда получали дополнительную еду, однако обычно они с детьми могли только доедать то, что оставалось в котелках. Время, когда начиналось весеннее путешествие, — было для всех счастливым. Восстанавливались и дружеские отношения с соседними племенами. Голод уничтожал любовь, терпимость и дружбу, возможно, поэтому его затем с такой радостью топили в потоках свеженадоенного молока, и он оказывался подмятым под копытами новорожденных жеребят, телят и ягнят! Воины, почувствовав прилив свежих сил, ощущая себя живыми и обновленными, томились от похоти и начинали охотиться за женщинами чужих племен. Они, ликуя, возвращались в родную орду, а позади них в седлах рыдали новые пленницы. Обычно подобные поступки не приводили к жестоким ссорам с соседями. Женщины были нужны сильным мужчинам, а, как известно, победителей не судят. Женщины понимали, что если их желают, сражаются за них, пытаются украсть, — значит, они стоят того!

Закончилась зима сияющих алых заходов солнца над замерзшими озерами и белой пустыней. Ночью звезды светили мягче, и луна казалась такой светлой. По пути к летним пастбищам люди наблюдали красные стены и скалы на фоне темно-синих небес, а реки иногда несли «кровавые» воды, окрашенные растворенными в них частицами красной глины. Травы и кустарник сияли всеми оттенками зеленого нефрита, а в пустыне расцвели миллионы ярких цветов. Иногда под дыханием свежего ветерка пригибались к земле и снова поднимались снежно-белые цветы, а синие, розовые и золотистые лепестки взлетали над плато и вершинами пологих холмов, подобно стае экзотических бабочек, а затем устилали землю, как огромный яркий ковер. Домой возвращались неспешно, потому что стада должны были подкормиться, а люди не желали торопиться. Часто по вечерам небо разрывали вспышки молний, а земля трепетала и дрожала от оглушительного эха грома. Вся растительность — начиная от изуродованных кустов и жесткой травы Гоби и до густой травы и ярких цветов — внезапно предалась оргии жизни, и чудилось, что в воздухе раздавалось шуршание быстрорастущих растений, пробивающих толстую, плотную корку земли, казалось, что трава буквально на глазах выросла до колен. Юрты колыхались, скрипели и подпрыгивали, двигаясь по безбрежному зеленому морю. Ветер нес с собой манящие запахи. Иногда на землю падали плодородные дожди, и капли вонзались в нее, как толстые серые копья, а временами превращались в плотные стеклянные стены. От пахучих пряных запахов можно было потерять сознание. Теперь по ночам костры становились центрами веселья, воины громко пели песни и хохотали, сами рассказывали и внимательно выслушивали разные невероятные истории и легенды.

Кюрелен с радостью отправился вместе с остальными на север. Теперь у него на коленях сидел крепкий малыш Темуджин. Они вместе проводили много времени, сидя на настиле у входа в юрту. Казалось, что мальчику нравился дядя, и он часто смеялся. Иногда к ним присоединялась Оэлун, которая опять ждала ребенка и часто жаловалась на свое здоровье. Весна сильно действовала на Есугея, у которого к тому времени появилась парочка новых жен.

Солнце нежно поглаживало теплыми пальцами изуродованную больную спину Кюрелена, ребенок резвился у него на коленях или хохотал, разрывая ручками охапки сладко пахнущих цветов, собранных для него служанками. Иногда его серые глаза темнели, а в чертах лица неожиданно проявлялась примитивная жестокость пустыни, гор и равнины.

Кюрелен много раз одолевал этот путь, всегда с нетерпением ожидал встречи. Среди красных скал и колонн храмов, высеченных ветрами и ливнями из громады камня, тоже красных, как кровь, он всегда выглядывал высокий гранитный холм серо-стального цвета. На жгуче-синем небе скала напоминала профиль спящего великана, который никак не мог проснуться, и лицо которого, обращенное к ветрам и буре, смотрело в небеса. В вечной позе было нечто ужасное и даже отвратительное, думал Кюрелен. Ему эти скалы напоминали дух пустыни, дух судьбы и смерти. Возможно, думал калека, это «создание» погружено в вечный сон, но, вероятно, оно все-таки пробуждается через длительные интервалы времени, и тогда злобно посматривает на мир и, оставив на земле зло и жестокость, снова на века погружается в сон.

Много лет спустя он вспомнил об этом каменном великане, о дремлющей судьбе, когда взглянул в лицо Темуджина.

Выпуклая чаша земли светилась глубоким пурпурным светом, а отдельные яркие полосы желтого цвета отражались и текли с запада. Всего через одну луну снова начнется зима.

В своей юрте Кюрелен пытался отогреть руки перед жаровней. Рядом с ним тихо сидели трое юношей. Они желали услышать еще один рассказ о Багдаде, Самарканде и разных городах Китая. Джамуху интересовали лишь рассказы об удивительных людях в железных доспехах, которых как-то встретил Кюрелен, и эти люди тогда отправлялись в незнакомую страну. Касар во всем всегда сомневался. Он никогда не верил в то, что сам не мог попробовать, понюхать, коснуться, увидеть или услышать.

— Если бы ты, Касар, родился слепым, ты бы назвал людей лгунами, когда они тебе рассказывали бы о солнце, — заметил Кюрелен.

— Касар не так уж был бы неправ, — ответил ему Джамуха уверенно. — Если он не видит солнце, значит, оно для него не существует. Я так считаю.

Кюрелен улыбнулся. Ему нравился Джамуха, но он не мог удержаться, чтобы не подразнить мальчика. Это желание было вызвано тем, что он понимал, что мальчик ему не доверяет и относится к нему с холодным презрением. Кюрелен должен был объяснить Темуджину, что Джамуха не в состоянии оглянуться по сторонам.

Темуджин был нетерпелив. Он не пытался командовать, но не любил пустой болтовни и неопределенности. Дело было не в его глупости, напротив — он понимал малопонятные разговоры, которые вели между собой Кюрелен и его анда[5]— Джамуха, но ему всегда хотелось действовать. Однако нежелание вести пустые беседы не относилось к разговорам о героических легендах или необычайных приключениях. В них чувствовался аромат силы, власти, и это возбуждало его.

— Расскажи нам еще о людях с бледными лицами, — насмешливо потребовал Касар, брат Темуджина.

Кюрелен хмыкнул.

— Они не были такими бледными, когда потерялись в песках Гоби, а мы на них напали. От жара солнца и постоянно дувших сильных ветров, несших с собой песок, у них лица покрылись струпьями, из которых сочилась кровь! На них были серебристые доспехи из металла. Они совсем не напоминали наши нагрудники из лакированной твердой кожи, а их сабли — лучше кривых турецких. Они убили и съели своих коней… Воинов было примерно пятьдесят, и они нам сказали, что их было гораздо больше в начале долгого путешествия. Своего вождя они называли Великий Князь! Мы понимали их речь, потому что среди нас было несколько христиан-несторианцев, и двое из них бывали за горами в далекой стране под названием Русь. Там проживают люди, говорящие на разных языках. Оказалось, что эти воины сбились с дороги. Они заявили, что отправились в путь, чтобы вести в незнакомой стране смертный бой и спасти ее от тех, кого они называли «безбожниками». Мы поняли, что так они называли людей из племени, жившего в другой стране, в которой умер Бог этих бледнолицых людей. Словом, все у них очень глупо и запутанно. По нашему разумению, мужчины должны сражаться ради женщин или еды, новых пастбищ или для того, чтобы добыть прекрасные вещи. Я с самого начала не очень поверил истории, которую они нам рассказали. Их накормили и смазали жиром сгоревшие на солнце лица. Им дали много вина, и, выпив его, они рассказали о своих истинных целях. Оказалось, что эти люди хотели найти человека, которого они называли Престер Иоанн, Старик с Гор. Он жил в громадном городе с палатками и юртами, покрытыми золотой тканью, и обладал многими сокровищами. Мне удалось узнать, что они слышали и о Китае, где, как они заявили, улицы и храмы сделаны из золота, а двери, ведущие в храмы и дворцы, украшены бирюзой и другими драгоценными каменьями. Там даже конская сбруя украшена серебром, а женщины — само воплощение красоты! Говоря о подобных вещах, они сладострастно облизывали губы. Я им сказал: «В Китае действительно много сокровищ, но не тех, которые вы желаете найти. Эти земли богаты сокровищами разума, драгоценностями философии, красивыми камнями чудесных манер и уменья красиво жить!» Им ничего не было известно об этих сокровищах, эти люди насмешливо смотрели на меня, как обычно смотрят на тех, кто лишен разума. После этого мне стало ясно, что именно этих людей следует считать варварами, хотя китайцы так называют нас. На наше гостеприимство они хотели ответить воровством и предательством. Они много разглагольствовали о Боге, но как-то утром мы проснулись и обнаружили, что они забрали самых лучших коней моего отца и двух моих сестер. Мы последовали за ними и без труда догнали. Потом мы оставили их тела на расправу хищным птицам. Я был в то время молод, и мой отец сказал мне: «Берегись того, кто приходит со святым словом и скромно возведенными небесам глазами, потому что этот человек обязательно окажется лгуном, вором и предателем!» Потом отец приказал подвергнуть пыткам христиан-несториан, живших среди нас, а затем они были убиты, ведь явно понимая то, о чем между собой говорили бледнолицые, они нас об этом не предупредили.