Монгол - Тейлор Колдуэлл

Окружающая дикая природа Кюрелена пугала. Временами он с трудом боролся с желанием присоединиться к хору невидимой волчьей стаи и громко вопить в унисон с ураганными ветрами, хрипло стонать, вторя шорохам погибших тополей, елей и сухой высокой травы. Когда на фоне серого горизонта появлялись странные силуэты скачущих верблюдов, он громко их погонял, чувствуя себя их непременной частью. Он ощущал ветер и укусы льдинок, проникающие сквозь свалявшийся мех, чувствовал напряжение сильных мышц, осознавая жестокость борьбы живых существ с силами природы.

Как только Кюрелен смог с трудом сползать с постели, он, закутавшись в войлочные халаты, накрывшись меховой накидкой, выбирался из юрты и, усевшись на настил рядом с Шассой, смотрел, как она, стоя на скрипучем настиле, управляет быками. Девушка задыхалась от порывистого ветра, несущего с собой острые песчинки и колючий снег. Юрты, скрепленные между собой, скрипели и дергались. Кюрелен подолгу молча просиживал у входа в юрту, он не шевелился, дышал с трудом, вглядываясь пристально в неспешно проплывающие мимо пейзажи.

Иногда ему в голову приходили мысли о том, как уютно и тепло горожанам за толстыми стенами, перед ярко горящим огнем. Как хорошо, когда все усилия твоей души сосредоточены на восхищенном любовании великолепно выписанным на кусочке желтого шелка листом или чудесным рисунком на стенках серебряной чаши, когда можно слушать благозвучные стихи, беседовать с друзьями, интересующимися старыми манускриптами или философией. Прекрасно, когда тебя восхищает фраза, лучше которой никто и ничего не может придумать, или звуки музыки, сладким эхом замирающие вдали. Чудесно верить в то, что искусство дороже жизни, что предназначение человека заключается в поисках совершенства. Теперь он мог сказать, что поиски совершенства ведут к смерти, искусство — лишь бледное отражение состояния души, а философы и ораторы — жрецы конца! Человек-актер — труп! Человек-индивидуал — потерянный человек! Если человек откажется от души, он сможет получить настоящую жизнь, станет понимать Вселенную и принимать активное участие в жизни и таким образом обретет настоящую радость.

Кюрелен постоянно думал о сущности жизни и основе бытия. Опасности и раздоры — спутники человека. Тот, кто лишает людей этого, запирает их в безопасности толстых стен, делает из них братьев болтливых мартышек, обряженных в шелка, импотентов-евнухов, слепых ремесленников, изготавливающих золотые браслеты, и задыхающихся полировщиков драгоценных камней.

Орда с трудом продвигалась на юг. Черные округлые юрты, на деревянных настилах, подрагивали и скрипели, их тащили сильные задыхающиеся от напряжения волы. Под их копытами, под колесами хрустел слежавшийся наст. Дорога постоянно петляла, холмы отходили назад, издали напоминая рога чудовищных баранов. Иногда далеко на безбрежной равнине можно было разглядеть острые холмы, а рядом с тропой не было видно ни деревца, ни камня. На равнине шуршали от ветра серые высокие высохшие травы, и их покрывал падающий снег. Орда двигалась мимо стонущих серых лесов, мимо мест, где когда-то жили и погибали люди, а теперь обитали юркие ящерицы и небольшие степные животные. Юрты неспешно проезжали мимо иссеченных ветрами каменных стен, почерневших от времени, спускались в широкие долины с замерзшими ручьями, окруженными серыми запорошенными снегом кустами, с громоздившимися в вечном беспорядке огромными валунами и каменными колоннами, изваянными самой природой. Их силуэты отражались в замерзших небольших озерцах, похожих на разбитые зеркала. Очень редко в сером тусклом небе появлялись одинокие ястребы или другие хищные птицы, которые медленно размахивали сильными крыльями, а потом исчезали из вида.

Птицы во время полета не издавали ни звука. Даже сильный ветер, казалось, пытался приглушить свои порывы. Он перекатывался через неподвижно застывшие скалы, холмы и долины, подобно огромной тени судьбы, подчеркивая царившее вокруг безмолвие.

В огромной безбрежности медленное движение орды на юг напоминало продвижение муравьев по горным тропинкам. Крохотные и упорные они пропадали между неровными уступами скал, появлялись на плато, устланных полуразрушенными камнями, ползли к горизонту, исчезая в сером полумраке бесконечного неба.

Одна за другой юрты появлялись из земных впадин, грохотали и покачивались, с трудом взбирались на возвышенности. Так и двигалась вперед, преодолевая препятствия, орда, небольшое человеческое сообщество, как будто находящееся в единой огромной утробе. Людей, управляющих юртами, не страшили пустые степи, нагромождение камней и застывший лед ручьев и речек. В душах кочевников всегда горело одно стремление, и они, словно птицы, подчинились инстинктам, а не разуму.

Время от времени на людей обрушивались снежные бури, покрывая ледяной коркой юрты, оглобли и колеса, слепя быков и волов, лица монголов. Временами космическая тишина нарушалась странными громовыми раскатами. Кочевники в ужасе останавливались, прикрывали уши руками и шептали молитвы, а потом продолжали свой путь на юг.

Иногда в небе размытого серо-голубоватого цвета за слоем слой собирались облака, а их нижний край слегка серебрился. Днем немного оттаивала бедная растительность, и ее с жадностью поедали стада овец и коров, лошади и верблюды. Гряды гор и возвышенностей, окружающих долины, порой окрашивались яркими желтыми и пурпурными оттенками, а во время заката к ним присоединялись и сочные розовые цвета.

Глубокие лощины, неровные, извивающиеся, продуваемые ветрами, могли удержать снег только на самом дне. Жалкая пустынная растительность покрывала сухую землю, смешанную с мелкими камешками. Путники все чаще натыкались на жалкие, заброшенные оазисы, шаг за шагом продвигались вперед, старались ускорить движение.

Иногда издалека до Кюрелена, подолгу ночами засиживавшегося у входа в юрту, доносились ужасающие завывания волков — это были голоса дикой, бесконечной Вселенной.

Кюрелен знал, что вскоре предстоит встреча с другими племенами, следующими на юг. Все пытались добраться до пастбищ к северу от песков Гоби, и пока там всем хватало места. Люди думали, что пастбища столь велики, что все могут ими пользоваться, поэтому относились к другим кочующим ордам вполне спокойно, не проявляя враждебности. Мальчики из разных племен ловили рыбу вместе с молодыми монголами из племени Есугея. По утрам и вечерам им приходилось проламывать лед на реках, чтобы получить хороший улов. Бывало, они даже делились с людьми из другой орды едой, доводилось им по случаю заключения смешанных браков устраивать и совместные пиры. Молодые воины с удовольствием выясняли, кто же из них сильнее. Ощущение того, что они избавились от опасности, добавляло сочных красок веселью и пирам.

В плодородных долинах между реками Онон и Керулен зимы были относительно мягкими, а отощавшему скоту хватало корма.

Племя Есугея считало своими пастбища, простиравшиеся примерно к востоку от озера Бай-Кул.[4]В этих местах оно могло охотиться на диких зверей. Жизнь была нелегкой, и временами, когда скота в стадах оставалось мало, людям приходилось месяцами питаться кумысом и поджаренным просом. Охотники уходили далеко от стоянки, спали в снегу, не разжигая костров, чтобы взять хоть какую-нибудь добычу.