Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Сей драматический жест, несомненно, произвел на публику неотразимое впечатление.

Вечером, когда мы с Бараком, как и всегда, ужинали у костра в обществе жителей Свордстоуна, завязался спор. Все мы не только сытно поели, но и неплохо выпили. Хотя Кетт никогда не поощрял пьянства, сегодня нам доставили бочонок крепкого пива, и к тому времени, как сгустились сумерки, все сидевшие у костра, включая Джека, успели изрядно набраться. Исключение составляли лишь я (отец мой был горьким пьяницей, и еще в юности я поклялся себе никогда не злоупотреблять горячительными напитками) да Саймон Скамблер, искренне веривший, что пьянство – это смертный грех. Заметив Майкла Воувелла, возвращавшегося с очередного совещания, которое устроил Кетт, мы предложили ему присоединиться к нам. Мастер Диксон, деревенский староста, некогда выступивший на суде с обвинениями против свордстоунского землевладельца, дремал, уронив голову на грудь. Эдвард Браун был в городе, а Джозефина сидела у костра между мной и Бараком. Маленькая Мышка спала в хижине. Еще одна молодая женщина, живущая в лагере, сидела, прижавшись к своему мужу; рядом с ними расположились три парня, которым вскоре предстояло вступить в бой, – кузнец, кожевенник и батрак. Все они прихлебывали пиво из глиняных кружек, то и дело наполняя их из бочонка. Тетушка Эверник, накормив нас, отправилась спать.

Разговор зашел о королевском посланнике. Один из повстанцев непререкаемым тоном заявил, что в лагерь явился самозванец, нанятый землевладельцами, и что армию, которая движется на нас, тоже собрали они. Протектор, по его убеждению, не имел ко всему этому ни малейшего отношения.

– Так оно и есть, – подхватил очнувшийся от дремоты Диксон. – Капитан Кетт с самого начала всячески доказывал свою верность лорду-протектору.

Кузнец по имени Милфорд, тяжеловесный, широколицый мужчина лет тридцати, недоверчиво покачал головой:

– Мастер Шардлейк, помните, вы сказали, что человек этот был одет в точности так, как подобает королевскому посланнику?

– Да, – кивнул я. – И, судя по описаниям, командир армии, с которой нам предстоит сражаться, – не кто иной, как маркиз Нортгемптон.

– А откуда вы знаете, как выглядит командир наших врагов? – подозрительно взглянул на меня Милфорд.

– Однажды мне довелось с ним встретиться. Я не делаю секрета из того, что в свое время служил его сестре, покойной королеве Екатерине Парр. Мне казалось, вы мне доверяете, – обиженно пожал я плечами.

– Я вижу, вы не хотите выпить с нами за компанию, – не унимался кузнец, судя по всему пребывавший в раздраженном настроении.

– Говорят, у законников слишком слабое нутро. С пива их мигом проносит, – попытался сострить кто-то.

– Попридержи язык, – буркнул Барак, наставив на шутника нож, прикрепленный к искусственной руке.

– Оставьте мастера Шардлейка в покое! – вмешался Воувелл. – Он уже не раз доказал, что мы можем считать его своим другом. А вы все так напились, что утратили разум и несете всякую околесицу. Дураку ясно, протектор нас предал, и рассчитывать на его поддержку теперь нечего. Мы сами должны заставить тех, кому принадлежит власть в королевстве, выполнить наши требования. Для этого нам предстоит разбить армию, которую Сомерсет направил против нас, учредить свое правление в Норфолке и распространить его на всю Англию, восстановить лагеря, что были уничтожены.

– Верно! – с пылом подхватил Нетти.

– А в качестве предостережения нам следует прикончить с десяток дворян, которых мы держим под арестом! – добавил Милфорд.

– Этого я не говорил, – покачал головой Воувелл.

– Капитан Кетт не хочет никого убивать, – веско произнес Гектор Джонсон.

– Только и слышишь отовсюду: «Капитан Кетт не хочет того, капитан Кетт не хочет этого!» – злобно процедил Милфорд. – Можно подумать, у него семь пядей во лбу. Сами видите, заручиться поддержкой протектора у вашего драгоценного Кетта не получилось. О Комиссии по огораживаниям по-прежнему ни слуху ни духу. Все прочие лагеря, кроме нашего, разогнали – угрозами или силой!

Мастер Диксон, совсем не такой пьяный, как казалось, вскинул голову:

– Не смей поносить капитана Кетта, приятель! Мы слишком многим ему обязаны. Ведь это он собрал нас всех здесь, создал этот лагерь, захватил Норидж. Он делает все, чтобы восстановить всеобщую справедливость. А ведь сам он отнюдь не голодранец, как некоторые. Мог бы спокойно сидеть дома, со своей семьей.

– Прошу вас, прекратите: подобные разговоры до добра не доведут! – взмолилась Джозефина, однако никто не обратил внимания на ее слова.

Мышка, разбуженная громкими голосами, расплакалась, и Джозефина поспешила в свою хижину.

– Нам предстоит серьезная битва, но мы победим! – провозгласил один из повстанцев, поднимаясь на шаткие ноги. – У нас достаточно сил, мужества и решимости! Пусть протектор предал нас, однако король по-прежнему с нами! Так сказал проповедник, которого я слышал сегодня. Но Милфорд прав: капитан Кетт чересчур мягкосердечен. Если мы казним нескольких джентльменов, это послужит нашим врагам хорошим предостережением.

Гектор Джонсон подошел к нему, сжимая рукоять ножа:

– Хватит уже понапрасну сотрясать воздух! Теперь ты солдат, а значит, должен выполнять приказы! Или ты позабыл об этом?

– Пошел к черту со своими приказами! – заорал кузнец, выхватывая нож из ножен.

Саймон Скамблер, вскочив, отчаянно замахал руками:

– Прошу вас, прекратите! Ведь мы же друзья! Мы не должны ссориться! Мы все должны быть заодно!

– Заткнись, чокнутый! – рявкнул Милфорд, поворачиваясь к нему. – Парни из Нориджа здорово посмешили нас рассказами о твоих дурацких выходках. – Подобно большинству мужчин, под воздействием алкогольных паров он давал выход обуревавшей его злобе. – Не зря тебя прозвали Грязнулей! Говорят, Грязнуля, ты большой любитель петь. Может, позабавишь честную компанию какую-нибудь песенкой?

Саймон пристально глядел на своего обидчика. Мне казалось, парень вот-вот разрыдается, однако он встал, отошел чуть в сторону от костра и запел. То была старая немецкая песня, которую мне доводилось слышать и раньше, называлась она «Иерусалим». Обычно ее исполняли под аккомпанемент лютни, но чистый, звонкий голос Саймона так завораживал, что все споры невольно стихли. Он пел, позабыв обо всем; над головой его расстилалось звездное небо и сияла луна, а вдали, в темноте, сверкали огоньки костров.

Когда Саймон смолк, несколько мгновений стояла тишина. Потом Гектор Джонсон начал аплодировать, и остальные последовали его примеру. Скамблер растерянно мигал, удивленный и обрадованный.