Куявия - Юрий Никитин

Женщина приподняла голову, Иггельд услышал за спинойудивленный вскрик Ратши:

– Ого, да это та самая артанка!..

Малыш, чуя желание хозяина, летел над всадниками, неотставая и не обгоняя, Иггельд жадно смотрел в ее лицо, женщина тоже посмотрелаи отвернулась. Ее везли, как овцу, как похищенную из стада овцу, но не захотеладаже взглянуть в его сторону, это ударило в сердце, словно вонзили раскаленныйдобела нож.

– Возвращаемся, – прохрипел он. –Возвращаемся!.. Назад, я говорю!

Малыш нехотя заработал крыльями, начал подниматься в воздух.Всадники победно заорали, несколько стрел слабо ударили в панцирную грудьдракона, другие бессильно описали дугу в воздухе и вернулись к земле.

Иггельд бормотал что-то, раскачивался, Ратша крикнул вспину:

– Ты чего? Что с тобой?

– Не захотела на меня смотреть! – выкрикнулИггельд. – Не захотела…

– Да, – подтвердил Ратша. – Ну и что?

– Ее умыкают из дома по согласию!.. Это такой обряд уэтих дикарей, такая игра!..

– Да, – снова подтвердил Ратша. – А что вэтой игре плохого?.. Ах, что досталась не тебе? А ты забыл…

Иггельд закричал, как раненый зверь, дракон вздрогнул,торопливо забил крыльями, их вдавило в твердую спину, а Ратша сцепил челюсти инапрягся, пережидая полуобморочное состояние.

– Да, – проговорил Иггельд горько, – да, ябыл редкостной сволочью… Теперь я получил сполна! Самую лучшую женщину, радикоторой можно жить и умереть, сейчас увозят, как овцу, перебросив поперекседла, а я… что я?., я могу только кусать локти. Я сам все разрушил. Я сам. Ясам убил себя…

Ратша наклонился вперед, стараясь уловить слова, чтовыхватывал и уносил ветер. Иггельд даже не ощутил, когда старый воин похлопалпо плечу.

– Да, – крикнул Ратша ему прямо в ухо, –ты – дерьмо. Ты обидел ее, обидел крепко. Но откуда ты взял, что будетсчастлива с тем, другим?.. Борись за нее!

Иггельд прокричал в отчаянии:

– Как?

– Догони и упади на колени! – гаркнулРатша. – Признайся же наконец, что вел себя как дерьмо! Не мне признайся,я это давно вижу, а ей!

– Она тоже знает, – выкрикнул Иггельд в отчаянии.

– Знает, но ты еще и скажи! Вслух. Скажи громко. Скажи,что больше так не будешь… или будешь?

Иггельд вскричал в муке:

– Да как ты можешь?.. Я с того дня, как исчезла, самдля себя стал таким палачом, такие муки себе удумал… Я все время в огне, всезнаю, как был несправедлив и как она страдала!

Ратша гаркнул люто:

– Так поворачивай же Малыша, дурак!.. Разворачивай этулошадь с крыльями. Догоняй!.. Борись за нее, дурак, борись!.. Это женщины залучших мужчин борются, а серых подбирают серые. А ты что, серый? Борись!

Малыш развернулся с охотой, да еще так круто, что у обоихедва не оторвались головы, а глаза налились тяжестью, выпучились, кровь прилилак лицам с такой силой, что защипало, будто попали в кипяток. На короткоемгновение ветер стих, затем снова ударил навстречу, пытался раздвинуть губы инаполнить глотку.

Далекая желто-красная земля поплыла все быстрее и быстрее.Малыш начал медленно снижаться, уже догадавшись, кого преследуют, но пока шелвысоко. Далеких крохотных всадников заметили, когда на горизонте распустилисьдивными цветами яркие шатры. Еще дальше гордо поднимаются массивные деревянныедома в два и даже три этажа, все окружены мелкими приземистыми сараями,конюшнями, множеством пристроек.

Всадники неслись к шатрам, Иггельд прикинул с тоской, что недогонят, но всадники промчались мимо, дракон все снижался, те прискакали кдеревянным домам раньше, торопливо спешились, Иггельд увидел, как широкоплечийгигант легко соскочил на землю, ухватил Блестку и, бросив ее на плечо, побежалв бревенчатый терем.

– И что теперь? – вскрикнул Иггельд в отчаянии.

– Да что за дурак? – заорал Ратша вбешенстве. – Воюй за нее!.. Тот ее на коня, а ты – на дракона!.. Онувез в свое племя, а ты увози в свое!.. Это женщина, дурак!.. Из-за чегоначалась война?

Иггельд сцепил зубы, в глазах потемнело от бессильнойярости.

– Да гори оно все… – прорычал он. – Все равноя – конченый человек… Малыш, жги этот дом!

– Зачем? – вскрикнул Ратша, но осекся, драконкруто развернулся, уже пронеслись над домом, зашел сбоку и, снизившись так, чтоедва не задел крышу, выпустил длинную струю огня. Они уже пролетели, а заспиной звенели отчаянные крики, шум, треск.

Дракон развернулся снова, на этот раз всадники держали лукинатянутыми. В воздух взвился рой стрел. Все целились в грудь дракона, где унего сердце, и, к счастью, никто не промахнулся. Иггельд слышал частые щелчки,а Малыш выпустил еще струю огня, поджигая дом с другой стороны.

Они пронеслись над крышами, Ратша оглянулся, заорал ликующе:

– Ты прав!.. Ее вывели из дома… Быстрее, да быстрееже!..

Дракон развернулся по крутой дуге, ремни затрещали иврезались в их тела. Двое воинов бегом уводили Блестку от горящего дома ксоседнему. Ратша ухватил дротик и приготовился метнуть, но те бегом затащилиБлестку в дом. Малыш со злости плюнул огнем с такой силой, что сорвало крышу,пламя влетело вовнутрь через окна и сорванные двери.

Когда в третий раз поднялись над домами, Ратша торжествующеорал и указывал на третий, последний дом. Такой же, как и другие два,трехэтажный, из толстых бревен, с затейливой деревянной резьбой, возвышалсянесколько в стороне, а два уже горели ярким пламенем, настолько жарким, чтоникто и не пытался тушить, люди метались, открывали двери конюшен, выпускаликоней, а огонь перебрасывался на сараи, пристройки…

– Жги и третий! – кровожадно прокричал Ратша. Онразмахивал дротиком. – Больше некуда скрыться!

Иггельд заколебался, дракон уже развернулся и угрожающе шелнад мечущимися людьми, стрелы звонко щелкали о его прочный панцирь.

– Жги! – наконец сказал Иггельд. – Большойдом! Вот этот!

Малыш с ликованием выпустил узкую струю огня. Ударившись остену, она раскрылась, как раструб полевого лютика, стала похожа на огненнуюлепешку. Дракон пронесся над крышей, а когда развернулся, дом уже пылал, будтозалитый горящей смолой.

Люди метались и кричали, за спиной орал и бросал дротикиРатша. Иггельд видел, как там внизу падали, пронзенные тяжелыми остриями, Ратшапромахивается редко, уже приноровился к скорости дракона. Снизу несся людскойкрик и безумное ржание испуганных коней, но все перекрывал треск и рев огня, грохотрушащихся перекрытий. Дома горели, как стога сухой соломы, никто и не пыталсяспасти, погасить, даже не пытались вытащить оттуда добро, разбегались скриками, уводили женщин и детей.