Бич Божий. Книга 1. Полумесяц и крест - Руслан Ряфатевич Агишев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это очень необычные стихи, монах, — негромко проговорил юнец, будущий император Александр II. — Я никогда их не слышал. Ты их автор?
— Нет, Ваше Высочество, — Ринат уважительно склонил голову и приложил руку к сердцу. — Присваивать авторство таких стихов было бы подлостью для меня. Их прозывают рубаи. Написаны они больше восемьсот лет назад в Персии великим философом и математиком Омаром Хайямом. В каждом его четверостишие сосредоточена великая мудрость о бренности нашей жизни. Нужно жить здесь и сейчас, призывал он в каждом из своих строк…
Глаза цесаревича загорелись от любопытства. Видно, строки его зацепили.
— А еще что-то знаешь? — спросил он, отмахиваясь от кого-то из Свиты. — Не мешайте, — он вновь махнул в их сторону рукой, давая понять, чтобы их оставили наедине. — Прочти.
Мысленно потирая руки, Ринат продолжил:
— О власти мировой, ты размечтался всласть; а не боишься в ад, как шах-гордец, попасть? Вчерашнее ничто, ты завтра станешь прахом. Ответь: тебе над чем дана сегодня власть?
Цесаревич грустно улыбнулся. Видимо, строки что-то всколыхнули в его душе. Может ему вспомнился строгий отец, бредивший завоеванием турецких проливов; может кто-то из воинственных генералов.
— Хайям был не только поэтом и ученым. Он был величайшим мистиком из всех когда-либо живших на этом свете, — собравшись с духом, Ринат начал «задвигать» цесаревичу свои знания о будущей истории. — Философ оставил после себя множество самых разных предсказаний о будущем, среди которых были и о России.
У юноши натуральным образом поползла челюсть вниз. Налицо был разрыв шаблона. Какой-то оборванец и босяк рассуждает о мироздании и рассказывает сыну императору о предсказаниях будущего. Как такое возможно?
—…Через какие-то два десятилетия Россию ждут великие испытания. Начнется война с европейскими державами. Флоты Великобритании и Франции окажутся в Крыму у берегов самого Севастополя. Враг после долгих и изнурительны боев выбьет защитников города с их позиций, — рассказывал Ринат, видя, как бледнеет и вытягивается лицо цесаревича. — Страна окажется не готова к такой войне… Позора и тяжести мира не выдержит ваш батюшка…
Цесаревич охнул, вздрагивая всем телом.
— Не легче окажется и ваше бремя власти, Ваше Высочество. Придется решать вопрос о воле крепостных и чрез это столкнуться с целой сворой злобных псов — их владельцев-помещиков. После вы столкнетесь с не менее страшным врагом — внутренним. На монаршую власть ополчатся безумцы-одиночки, что решаться убить императора ради мифической конституции…
Рассказывая о будущей истории, Ринат внутренне сокрушался, что помнил о событиях этого времени самые настоящие крохи — лишь главные вехи. В памяти отложилось что-то из школьного и вузовского курса истории, после добавилось из прочитанных книг и учебников дочери. К сожалению, совсем не запомнились детали…
Это разговор затянулся, вызывая у окружающих искренне недоуменные взгляды. Свитские не один и не два раза пытались подойти к ним, но всякий раз под недовольным взглядом цесаревича пятились обратно.
Наконец, Ринат почувствовал, что иссяк. Его инсайды из будущего, выдаваемые им за предсказания из Персии, закончились. Мысль о мире междук империей и Кавказом высказана. «А теперь пора и честь знать. Как говориться, мавр сделал свое коварное дело, мавр может уйти». С этой мыслью Ринат начал пятиться назад, не спуская глаз с ошеломленного цесаревича. Достигнув стоявших в оцеплении казаков, он ужом ввинтился между ними и юркнул в первый же попавшийся узкий проем между домов. Отсюда было не больше сотни шагов до выхода из крепости, за которой расстилался ожидавший его непокоренный Кавказ.
— Эх-ма! Братцы, гляньте! Это же наш знакомец! — Ринат едва не кинулся бежать от громкого крика, что раздался у него за спиной. — Забыл что ли своих спасителей⁈ Ох и коротка видно память у горцев, — осуждающе цокал языком до боли знакомый голос.
Обернувшись, он наткнулся на группу казаков, что нашли его в горах и привезли в крепость. Ринат уважительно склонил голову и приложил руку к правой стороне груди, снова благодаря за свое недавнее спасение. Пожилой казак, бывший у них за старшего, в ответ довольно кивнул. Мол, принимает благодарность.
— Смотрю, все бродишь и бродишь, как неприкаянный. Видно, так и не нашел своих, — сочувственно произнес казак. — Плохо одному. По болезни и воды некому будет подать. Не след жить одному, своих держаться надо. Правда, козаки? — те в ответ что-то утвердительно прогудели. — А, давай-ка, с нами пошли. Поснедаешь хоть досыта. Потом в баньку сходим, попаримся. А то завшивел поди, грязью оброс. Знаешь, какая она, русская банька? Все болезни как рукой снимет. Да откуда тебе знать-то, — махнул он рукой. — Попарим так, что Аллаха своего поминать будешь. Ха-ха-ха… Вона Митюха тебя и попарит. Митюха? — здоровенный казак тут же закивал головой, похлопывая воздух огромными, как лопата, ладонями. — Пойдешь?
Непроизвольно поежившись, Ринат всем телом ощутил, насколько он грязный. Словно специально зачесалась пропотевшая спина. Глубоко вздохнув, он ощутил тяжелое исходящее от него амбре. «Помыться не помешает… Тысячу лет в бане не был». Живо представляя золотистые липовые доски банных полатей, ядреный дубовый веник в запарке, он едва не застонал от предвкушения. «Черт побери, так попарюсь, что кожа слезет… Я тебе, казачина, покажу, как по настоящему париться. Век помнить будешь. Еще детям и внукам будешь рассказывать, как париться нужно».
И показал…
Срубленная их землячеством, баня оказалась добротная, крепкая, душ на пять-шесть. Топилась по черному, отчего стены ее и потолок были покрыты толстым слоем сажи. Внутри Ринат под недоуменными взглядами казаков запарил в небольшой деревянной шайке пару-тройку трав и корешков, от которых тут же поплыл одуряющий аромат. Как только он опрокинул шайку с отваром на камни, вообще, стало невмоготу.
— Что же ты, басурманин, сделал такое? — простонал старшой среди казаков, с наслаждением вдыхай пряно-горький воздух. — Прямо в душеньку почеломкал…
Рядом на лавке сидели и остальные, тоже судорожно вдыхавшие расползающийся по бане аромат. Ухмыляясь, Ринат плеснул еще отвара на камни.
— Сейчас отвар заварится, еще лучше станет. Потом моим веником пройдусь, вообще, забудете, кто вы и откуда…
Он вытащил из холщового мешка заранее припасенный веник из веток эвкалипта. Пушистый, с крепкими ветками и листочками, он словно сам просился в бой.
— Давай-ка, старшой, первым лезь на полку. Уважу тебя, — веник Ринат отогнал от полатей молодых казаков. — Посмотришь, как париться надо…
Разомлевший, тот в ответ что-то неопределенное буркнул и полез наверх. Вспоминая свои походы в баню в прошлой жизни, Ринат погонял немного раскаленный воздух над распаренным кряжистым телом. После легкими, едва уловимыми движениями начал касаться веником конечностей казака — ног и рук, давая телу привыкнуть к высокой температуре.
— Кто-нибудь там… голову ему прикройте. Шапки что-ли никакой нет? Нельзя с непокрытой головой париться, — не оборачиваясь, бросил Ринат назад. — А то голова дурная станет.
Фыркая от пышущей жаром печки, он начал с силой охаживать лежавшего. По-другому, этого казачину было и не пронять. Пару-тройку раз хлестанет с оттяжкой, потом в полсилы. Затем на новый круг.
— Уморишь, — в какой-то момент со стоном слетел с полатей старшой и, хлопнув дверью, исчез.
— Кто следующий? — сделав угрожающее лицо, зашипел Ринат на остальных; те сидели молча, не делая попытки встать. — Ладно… Сам полезу.
Залез наверх и забылся. Хорошо было, словно в своей бане оказался. Кругом смолистые бревна, в воздухе пробирающий до печенок пряный аромат трав. Он закрыл глаза и начал поглаживать тело веником, чуть массируя уставшие ноги. Прошелся по спине, плечам, между лопаток.
— Что там, как мыши под лавкой? — прикрикнул он. — Поддайте! Б…ь, еще!
Пар обжигающей волной ударил в доски и расплылся по бани. Ринат снова прошелся по спине веником, чувствуя пробирающий до костей жар.
— Амба, — прошептал он, спрыгивая на пол. — Черт, а где все-то?
Выйдя из пустой бани, Ринат наткнулся на удивленные взгляды казаков. Ничего не понимая, он подошел к стоявшей рядом дубовой бочке и с головой окунулся в нее. Вынырнув, он сразу даже вылезти не смог. Блаженствовал некоторое время, едва выглядывая из воды.
— Могет париться, черт нерусский… — едва различимыми донеслись до него чьи-то