Неглавная героиня - Рина Ских

Но он тут же вновь попытался поднять голову, каким-то образом будто прочитав мои мысли.

— Ты девушка?! — выдохнул он с бездной удивления в голосе.

— Это проблема? — только и смогла я сказать, несколько растерявшись от столь быстрой догадки. И все же задала напрашивающийся вопрос: — Как ты узнал?

В другое время, думаю, лис бы начал юлить, но тут он и сам был малость обескуражен, посему ответил честно.

— По запаху. Ты пахнешь не так, как мужчины… — отозвался парень неохотно и тут же выдал категорично: — Но ты не можешь быть девушкой!

— С чего это вдруг?

— Девушки светлые и ранимые существа, неспособные причинить боль! — заявило это чудо, вызвав у меня саркастический смешок. Ну-ну, судя хотя бы по тем змеючкам в академии, что прицепились сегодня ко мне, все эти «светлые и ранимые» могут.

— Правда? Я и не знала, — фыркнула, продолжая методично очищать рану за раной, уже особо не реагируя на дерганья и шипение Линя.

— Вам положено быть любящими и всепрощающими хранительницами очага! — взвыл лис, когда я подцепила кончик очередной ниточки, чуть ли не сросшейся уже с плотью.

— А где именно положено, не подскажешь? Может, я просто не там смотрела…

— Или боги тебе чего-то недодали. Например, сострадания к ближнему! — воскликнул он, снова на пробу дернув связанными руками. Я предупреждающе цыкнула, легонько щелкнув пальцами ему по лбу.

— О, поверь, и додали, и передали, и вообще поимели… кхм… но не надо о грустном. Все уже, теперь так больно не будет, — пообещала я ему, сжалившись, как только достала последнюю ниточку.

И закопалась в свой рюкзак за ингредиентами для целебной примочки. По-хорошему, раз у меня уже есть свое личное пространство под павильоном, расставить бы все по полочкам. Но пока у меня нет ни полочек, ни времени на это. Вон с пострадавшим разберемся и сделаем все как надо. А пока на весу, на коленках.

— Кто тебя нанял? — последовал следующий вопрос таким тоном, будто мы у него дома и я пришла просить милостыню. А не он валяется у меня тут поротым задом и спиной кверху.

— Я все равно узнаю, как выберусь!

— А ты так уверен, что выберешься? — заинтересовалась я, растирая мясистые листья семи местных растений в бурую кашицу, тщательно и по алгоритму сдабривая ее своей ци. В который раз добрым словом помянула прежнюю Джейсин. Это заживляющее зелье считается одним из самых простых и в то же время дорогих и редких. Потому что чего проще — в равных пропорциях смешать и измельчить листья семи известных и не слишком редких растений? Вот. Но дальше начинаются чудеса с местной ци, поскольку лечебной довольно едкая бурая каша становится не сама по себе, а после тончайшего, очень четко выверенного по времени и силе воздействия ци. И вроде бы алгоритм «толчков» в структуру растений простой, как детская считалочка, известный всем, потому что написан чуть ли не на первой странице каждого учебника по целительству.

Но фокус в том, что так филигранно владеть микродозами своей ци могут единицы. И до сих пор считалось, что достигают они этого путем многих лет самосовершенствования, после долгих изнурительных тренировок и полного овладения всеми потоками энергии.

Проще говоря, нужно быть как минимум магистром целительства, чтобы, владея огромной силой, управлять ее тончайшими проявлениями.

Вот только отчего-то никто не принял во внимание маленький нюанс: обычно ученики с нормальным уровнем ци и более-менее мощным ядром проскакивают этап столь слабых воздействий раньше, чем научатся в принципе управлять ци. Мои пузырики — это как раз упражнение, позволяющее им двинуться дальше.

Но такие, как Джейсин, двинуться дальше как раз и не могли. Девочке просто повезло с родителями, они готовы были платить за редчайшие зелья и духовные камни, а также нанимать учителей. Иначе их дочь никогда не смогла бы сформировать даже такое слабенькое золотое ядро.

Джейсин это знала, этим мучилась. Больно постоянно быть аутсайдером, чего уж.

А потому она с упорством дятла всю жизнь долбилась туда, где хоть что-то получалось.

И в результате заживляющую мазь семи ядов и восьми ступеней я теперь могу производить в промышленных масштабах, даже не глядя на склянку, поскольку для меня щелкать слабыми импульсами по молекулярной структуре вещества в ритме детской считалочки теперь не сложнее, чем отбарабанить тот же ритм пальцами по столу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Чем я и занялась, добавив вкрадчиво в адрес беспокойного пациента:

— Подумай сам, ты совсем один, отрезанный от собственной ци, совершенно беспомощный. Понятия не имеешь ни где ты находишься, ни кто тебя похитил…

— Хотела бы убить — убила бы сразу. А так сама сказала, что лечишь. Чего тебе от меня надо?

— Да век бы тебя вообще не видела. Если б не ты, спала бы сейчас себе спокойно и видела красочные сны, — фыркнула я, нанося получившуюся вязкую прохладную субстанцию на первую рану, вынудив парня охнуть от неожиданности.

Следующие несколько часов прошли плодотворно. Я успела сходить на занятия — даже притворяться не пришлось замученной несчастной тенью, — вернуться, убедиться, что лис в подполе не помер и что спасательные мероприятия надо таки повторить.

— Я и не просил меня спасать! Зачем вообще?.. — начал он с запалом, но на половине фразы сорвался на короткий болезненный вскрик от моих манипуляций. Как бы я ни старалась действовать аккуратнее, а совсем минимизировать неприятные ощущения не удалось.

— Ну тихо, тихо. — Ей-богу, парня было жаль. Это я погорячилась, когда решила, что палач то ли его пожалел, то ли просто примерялся. Видимо, все шло по плану, не предусматривающему заживление ран от кнута в принципе. И хотя мое зелье имени детской считалочки творило почти чудеса, что-то в том кнуте было такое мерзкое, что даже мешало теперь заживлять рубцы. — Тихо, потерпи еще немного. Нельзя пить обезболивающий отвар так часто.

— Я больше и не буду пить, — заявил он угрюмо. Но прежде чем я высказалась по поводу детских капризов, добавил неохотно: — Мне и уже выпитое мешает.

— В смысле? — нахмурилась я, и лишь с секундным опозданием до меня дошло, о чем он. — О…