Секретная агентура - Эдуард Макаревич

Двадцатые годы. Нутро еще кавалерийское, а внешний шарм уже европейский. Такая вот авантюрная смесь диктатуры пролетариата и расцветающей полубуржуазии. И тогда же разворачивался чекистский «Трест», тоже продукт того шального времени, когда новые буржуа или герои Гражданской вдруг заражались авантюризмом эпохи и, как в омут, бросались в новое дело. Якушева в его новой ипостаси тоже сопровождал этот шарм пришедшего времени, задававший какой-то свой, особый жизненный стиль, где служение идее поддерживалось мерцающим впереди ожиданием чувственного наслаждения. Этот стиль будил какую-то необыкновенную энергетику.

Якушев работал не только честно, он вдохновенно работал. Он уверенно себя чувствовал в роли лидера свободных демократов под маской монархиста и блестяще исполнял ее почти шесть лет.

Но сначала Артузов вместе со своими помощниками, и с Якушевым создал подпольную организацию и дал ей название – основательное, перспективное – Монархическая организация центральной России, МОЦР. Придумали руководящий орган – политсовет, который Якушев же и возглавил. Он предложил включить в него заметные фигуры из бывших, которых хорошо знал, – нефтепромышленника Мирзоева, тайного советника Путилова, барона Остен-Сакена, черниговского помещика, камергера Ртищева. Это были реальные монархисты. Но туда же включили и псевдомонархистов, подобранных ГПУ Так у Якушева появилось двое заместителей: по военной части – бывший царский генерал Потапов, служивший в Генеральном штабе Красной армии, и по финансовой части – агент ГПУ, бывший поручик Оперпут, носивший теперь фамилию Стауниц. Организация обзавелась штаб-квартирами в Москве и Петрограде. И уже 14 ноября 1922 года Якушев отправился в командировку в Берлин для встречи с руководителями Высшего монархического совета.

Якушев виртуозно вел свою линию как глава МОЦР. И деятели из монархического совета ему поверили. Связи наладились к удовольствию сторон, и теперь совет согласовывал свою деятельность с МОЦР. Но Артузов ставит Якушеву более сложную задачу – выйти от имени МОЦР на разведывательные службы Эстонии, Польши, Франции и Германии. Якушев добивается и этого. И отныне в генштабах этих стран получают дезинформационные материалы о Красной армии. А параллельно развивается игра с крепнущей белой военной эмиграцией в Европе. Здесь главной величиной была Организация русской армии, ОРА, которую возглавлял генерал Врангель, что в Гражданскую командовал белыми армиями в Крыму. Якушев делает почти невозможное – заключает со штабом врангелевской организации соглашение о том, чтобы все ее действия на территории Советского Союза велись только с согласия МОЦР.

Но как только Якушев заключил это соглашение, он попал в гущу белоэмигрантских интриг. Деятели из Высшего монархического совета зашлись в истерике, узнав о контактах МОЦР с врангелевцами. Они решили, что МОЦР теперь переориентируется на работу только с Организацией русской армии. Якушеву пришлось проявить недюжинную изворотливость, чтобы успокоить истеричных монархистов и одновременно усилить вражду между ними и белогвардейцами. На встрече с генералами из Организации русской армии он рассказал об интригах монархистов и продемонстрировал письма к нему от них, свидетельствующие об этом. Интриги становились чуть ли не главным инструментом в операции «Трест». А главным интриганом выступал Якушев.

В конце концов, интриги Якушева отлучили Врангеля от руководства Организацией русской армии, ставшей к тому времени Российским общевоинским союзом, РОВС – центром воинствующих белогвардейцев. Дело взял в свои руки генерал Кутепов, который в эмиграции многим был не по нраву. Но Кутепов сросся с мнением о том, что МОЦР чрезвычайно нужная организация для боевиков. Якушев и Артузов искусно поддерживали его в этом заблуждении.

Конечно, долго это не могло продолжаться. Тем более, Якушева постоянно проверяли. Уже не ОГПУ, а эмиссары, посланные Кутеповым в Москву. Это были фанатичная Мария Захарченко-Щульц и ее муж, поручик Георгий Радкевич, безропотно исполнявший желания этой своенравной женщины. Они задержались в Москве почти на два с половиной года. Радкевич даже умудрился попасть в отделение милиции за дебош в пивной. Недовольна эта пара была одним – нежеланием МОЦР заниматься террором. Но супруги ни на грамм не усомнились в подлинности МОЦР. Мнение Захарченко, доложенное Кутепову, еще более вознесло авторитет Якушева. И теперь он мог интриговать и дальше, сверхосторожно, просчитывая каждый шаг.

Почти три года, играя на взаимной нелюбви беглых генералов и монархистов, Якушев, направляемый мудрым Артузовым, сдерживал стремление боевиков к террористическим актам. Но, в конце концов, котел мог лопнуть. Это показала встреча Якушева с Кутеповым в Париже, в ноябре 1926 года. Генерал был взбешен позицией МОЦР, не захотевшей поддержать теракт в Большом театре. Якушев снова интриговал, снова говорил о нехватке денег, об интригах Захарченко, о неуместности фантазий, о грядущем перевороте, к которому так основательно готовится МОЦР. И убедил-таки Кутепова сдержать пыл боевиков. Но Артузов понимал, что это временно, что Кутепов снова будет настаивать на взрывах и убийствах в Москве и Ленинграде. И стало понятно, что «Трест» нужно свертывать.

События подтолкнуло предательство Стауница, сбежавшего вместе с Захарченко и Радкевичем за границу по каналу «Треста». И в белоэмигрантских центрах наконец-то поняли, с кем они имели дело на протяжении почти шести лет. Истерия захлестнула их, хотя трезвые голоса пробивались сквозь вопли обманутых. В ряду трезвых звучал голос генерала Врангеля. Он писал представителю РОВС в Югославии генералу Барбовичу: «Разгром ряда организаций в России и появившиеся на страницах зарубежной русской печати разоблачения известного провокатора Опперпута – Стауница – Касаткина вскрывают в полной мере весь крах трехлетней работы А.П.Кутепова. То, о чем я неоднократно говорил и великому князю, и самому Александру Павловичу, оказалось, к сожалению, правдой. А.П. попал всецело в руки советских Азефов, явившись невольным пособником излавливания именем великого князя внутри России врагов советской власти».

Якушев действительно ходил по острию ножа все эти годы. Рисковал несомненно. Но снова и снова появлялся в Париже и Берлине, Таллине и Праге, и шел в эмигрантские штабы, советы и союзы. И благодаря ему становились известны планы, конфликты и склоки среди белоэмигрантов, характеры белых вождей. Стали известны замышляемые террористические акты и диверсии на территории Советского Союза, люди, которые должны были их совершить, стали известны агенты, которых отправляли в СССР на разведку. И когда все кончилось, белоэмигрантские вожди оказались надолго, если не навсегда, скомпрометированы участием в чекистской операции.

Судьбу Якушева мог повторить Николай Гумилев, хороший русский поэт. В иных обстоятельствах мог стать агентом ВЧК-ГПУ. Ведь из того же интеллигентского сословия, такой же авантюрист по натуре, да еще с боевым и агентурным опытом. Но не срослось. Не было рядом второго Артузова. Были другие, у которых другие игры.

Николай Гумилев – сверкающее имя в поэзии российского Серебряного века. Среди поэтов той «серебряной» волны он выделялся не только стихотворным словом, а и своей философией жизни. Для него жизнь – не только магия слов, но магия приключений, испытаний, дерущих нервы. Больше всего это встретишь на войне. Этим она его прельстила, звала, притягивала.