Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника - Александр Аннин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дон Энрике неожиданно понял, что после всех этих переживаний и сомнений он всей душой возненавидел дона Педро. В своих многочисленных воззваниях бастард именовал Педро Первого узурпатором королевской власти, а занятие им престола – нарушением воли покойного Альфонсо Справедливого. Граф Трастамарский постоянно твердил, что «незаконный король» пренебрегает католической церковью, напоминал о той жестокости, с которой дон Педро разделался с верными соратниками своего отца.
Так, в результате побега Энрике из королевского замка Севильи, граф Трастамарский и король Педро стали злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь.
Но почему же все-таки многочисленное рыцарство северной Кастилии (за исключением Галисии, твердо хранившей верность королю Педро) усиленно подталкивало дона Энрике к войне с законным самодержцем? Только ли потому, что граф Трастамарский был их земляком и сородичем и они свыклись с мыслью, что именно он должен занять престол?
Здесь надо сказать несколько слов о мировоззрении и психологии средневекового рыцаря. С раннего детства война занимала все его помыслы, только в ней он видел возможность возвеличить свой род высокими званиями и почестями, приобрести для потомков (и для себя, разумеется) новые земли и замки. Другого пути не было. И дворяне с радостью воспринимали призыв на любую войну.
Поэтому возможность развязать гражданскую смуту – с тем, чтобы низложить одного короля и возвести на престол другого (а стало быть, получить от этого «другого» деньги и титулы), – так вот, эта возможность прельщала многих рыцарей Кастилии, причем не только северной.
А как же природный страх смерти?..
Генеральные сражения в открытом поле, «урожайные» в смысле павших в бою рыцарей, случались в ту пору нечасто. Затяжные войны заключались главным образом в маневрах, мелких стычках, взятии и оставлении городов и сел. Рыцари противоборствующих сторон старались при этом не убивать и даже не ранить друг друга, а брать в плен вражеских дворян, чтобы потом получить за них выкуп. В плену рыцарей ни в коем случае не унижали, а выказывали им почет и уважение. Пленники и заложники пировали вместе со своими захватчиками, беседовали о высоких материях. В плену рыцарь был среди «своих», которые прекрасно понимали, что скоро и сами могут оказаться в положении заложников, ожидающих выкупа.
Война была для рыцаря неким ристалищем, своего рода турниром. Поприщем для достижения славы и завоевания прекрасных дам. Средневековая война по своей сути была куртуазной!
К тому же в середине XIV века защитные доспехи достигли большого совершенства. Они надежно предохраняли рыцаря от ран и увечий. Для сравнения: в войнах того времени оруженосцев погибало в семь раз больше, нежели рыцарей. Ведь оруженосцы шли в бой, как правило, пешими, а из доспехов у них в лучшем случае была кольчуга. Латы стоили чрезвычайно дорого, а боевой конь, облаченный в кольчугу и панцирь, имел цену хорошего поместья.
Конечно, большинство рыцарей рано или поздно погибали в сражениях. Но смерть мало пугала: мальчикам-дворянам с пеленок внушали, что они обречены сложить голову в бою. Вопрос не в том, умереть или не умереть. Главное – как умереть. И рыцари порой сознательно искали смерти – но смерти почетной, славной и героической. Согласно рыцарскому кодексу чести, уступить естественному страху смерти – значило отречься от права на особое положение в обществе, от права на избранность.
В свою очередь это сознание избранности порождало обостренное восприятие таких понятий, как справедливость и несправедливость. И мятежные рыцари считали, что возведение на престол Энрике Трастамарского – дело справедливое.
Главное было – заручиться согласием дона Энрике стать вождем. И мятежники такое согласие получили.
Та апрельская ночь, когда Энрике Трастамарский сбежал от короля Педро, надолго осталась в памяти жителей Севильи. «Ночь страшных знамений» – так ее прозвали в народе.
Ветра не было, но по черному небу в зловещей тишине мчались мглистые облака. Временами их озаряли сполохи беззвучных бело-красных молний. Полчища летучих мышей – упырей и нетопырей – зигзагами носились по городским кварталам, невесть как проникая в жилища, будто потревоженные души умерших. Чуть ли не все филины Андалусии разом слетелись в Севилью из окрестных лесов: их плачи и стоны доносились с церковных колоколен, тоскливыми эхом оглашая чердаки домов.
Дон Хуан де Тенорио лихорадочно бегал по своему кастильо.
– Ну?! Какого дьявола ты стоишь? – набросился он на дрожащего от страха Пако.
– В-ваша св-ветлость, – начал Пако, стуча зубами при каждом слове. – Помилуйте… Но выходить в такую ночь, да еще одному…
– Вон! Да поживей, скотина! – заорал дон Хуан. – Не все ли тебе равно, где подыхать – здесь, в моем кастильо, или на улице, от руки грабителя?
– Воля ваша, а уж лучше убейте меня тут, – взмолился Пако.
– Вот ведь трус, – горестно вздохнул де Тенорио. – Идти-то всего две улицы!
Утром дон Хуан, вернувшись чуть живым из королевского замка, послал Пако к перекупщику и заимодавцу Натану Бен Иегуде, поручив слуге привести еврея в кастильо де Тенорио. Дело в том, что королевский обер-келлермейстер решил бежать из Севильи.
Дон Хуан, в отличие от Энрике, понятия не имел, в какие края он отправится в сопровождении своего единственного слуги. Может быть, на родину Пако, в Арагон?.. Сейчас важно было достать денег, и потому де Тенорио намеревался срочно продать перекупщику свое фамильное кастильо – за любую мало-мальски приемлемую цену. К обеду Пако вернулся в одиночестве – Натан просил передать дону Хуану, что придет к нему, как стемнеет. И вот уже полночь, а перекупщика все нет и нет…
У Тенорио не выдержали нервы.
– Сию же минуту приволоки мне этого еврея! – проревел он.
В этот момент раздался стук чугунного кольца о деревянные ворота кастильо.
– Слава Всевышнему! – вскричал Дон Хуан, простирая руки к распятию. – Он явился!
Пако, очень довольный тем обстоятельством, что ему не придется покидать дом в такую страшную ночь, побежал открывать.
Слуга вернулся ни жив ни мертв – как говорится, краше в гроб кладут. За ним следовал человек, одетый во все черное. Черный плащ, черные сапоги… И – черный капучоне с прорезями для глаз.
– Натан, пес ты паршивый, – с укоризной молвил дон Хуан. – Какого черта ты заставляешь благородного кабальеро ждать тебя целый день?
– Я не Натан, – послышался глухой голос незнакомца.
– Так кто же вы? – шевельнул вмиг помертвевшими губами де Тенорио.
– Я один из тех, кто вечно молод, вечно счастлив и вечно непобедим, – медленно произнес полночный гость.
Дон Хуан отступил в ужасе, а его верного Пако тут же след простыл. Хозяин кастильо и таинственный визитер остались с глазу на глаз.
– Иезус Мария! Значит, вы – хранитель Грааля !