Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника - Александр Аннин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако «черные гвардейцы» короля опоздали: Энрике, совершенно случайно узнавший об аресте своей матери, под покровом ночи бежал из Севильи, надев на лицо кожаную маску. Он в одиночку стал пробираться на север, в Астурию, где находилось его графство Трастамара. Там он надеялся обрести защиту в лице своих преданных вассалов.
Дон Педро, узнав о побеге единокровного брата, пришел в ярость и предал смерти стражников, дежуривших в ту ночь у ворот королевского замка. И отыгрался на Фадрике и Тельо, которых Энрике оставил «на съедение» взбешенному королю. Оба они были отправлены под арест в провинцию Эстрамадура.
Так началась кровная (и кровавая) вражда между королем и бастардами покойного Альфонсо Справедливого.
Но все могло сложиться совсем иначе. Кастилия вполне могла бы и не изведать всех ужасов одной из самых кровопролитных в истории Испании гражданских войн. Именно побег Энрике Трастамарского из королевского замка в Севилье определил всю последующую череду жестоких несчастий, обрушившихся на Кастилию и сопредельные государства.
Дон Педро, заняв престол и расправившись с несколькими десятками вельмож для устрашения непокорных и колеблющихся, в дальнейшем совершенно искренне хотел быть мудрым и справедливым королем. Свой меч он собирался поднять вовсе не на христиан Испании, а на «неверных» – завершить захват Гибралтара и покорение Гранадского эмирата.
До побега Энрике дон Педро ненавидел только одного человека на белом свете – своего отца Альфонсо, который с момента рождения сына держал его в опале. Со смертью отца ушла и ненависть к нему. Мать он презирал, а к Элеоноре де Гусман относился с полным безразличием, намереваясь назначить ей пожизненное заточение, но вовсе не предавать смерти. Когда дон Педро говорил Марии Португальской, что, убив донью Элеонору, он будет вынужден казнить ее отпрысков, самодержец как раз имел в виду, что не собирается проливать кровь любовницы покойного короля и ее детей.
К девятерым бастардам, которые, как понимал дон Педро, ни в чем перед ним не провинились, он испытывал почти братские чувства. И рассчитывал, что сводные братья станут его верными вассалами. Это и подтвердили старшие бастарды, принеся добровольную присягу новому королю.
Однако все кардинально переменилось после побега трусливого Энрике Трастамарского.
– Этот подонок предал меня, изменил присяге! – негодовал дон Педро, потрясая кулаками перед носом Альбукерке. – Я знаю: теперь он начнет собирать войска на севере, чтобы свергнуть меня с престола и самому взойти на трон!
С этого момента юный король со всей ясностью осознал: всех врагов, даже потенциальных «неблизких друзей», лишь заподозренных в намерении измены, надо безжалостно уничтожать. Теперь вся дальнейшая жизнь Педро Первого имела одну-единственную цель: удержать власть. Ради этого можно было всю страну затопить кровью… Король позабыл о войне с маврами, о государственном строительстве, о народном благе.
Хотя в периоды относительного затишья в непрерывной войне с Энрике Трастамарским и его союзниками – соседними государствами – дон Педро принимался и за мирные, созидательные дела. Он провел денежную реформу; своим указом ввел в обращение и стал чеканить национальную валюту – серебряный реал . Построил несколько замков и монастырей. Севильский королевский дворец Алькасар, возведенный по повелению дона Педро, до сих пор считается одним из величайших шедевров средневекового зодчества.
Но все эти благие деяния были ничто в сравнении с теми разрушениями и человеческими жертвами, которые принесло Кастилии, Арагону, Гранаде, Наварре, Португалии, Франции и Англии правление Педро Жестокого.
Что же касается графа Трастамарского, то, пока жив был Альфонсо XI, склонный к набожности, Энрике то и дело ходатайствовал перед своим державным родителем за униженного инфанта Педро.
– Отец, – робко говорил юный Энрике, – а как же брат Педро? Ты совсем забыл его… Это неправильно, нехорошо. Не по-божески.
– Я забыл, и ты забудь! – весело отвечал король Альфонсо. – Нет никакого Педро! Есть только ты и твои братья. Ты – наследник короны Кастилии! А если уж поминать Бога… Любишь ли ты меня так, как я тебя люблю? Любишь ли ты меня больше, нежели другие твои братья?
– Я люблю тебя, отец, – с отчаяньем говорил Энрике. – А раз так, то я не могу не любить твоего законного сына Педро! Приблизь его к себе, он должен занять подобающую королевскому отпрыску должность!
Когда умер Альфонсо XI и архиепископ дон Манрике провозгласил его законного сына Педро новым повелителем Кастилии и Леона, Энрике без особых переживаний смирился с этим ударом судьбы. Он хотел только одного: сохранить за собой графство Трастамара. Потому и убедил своих братьев отправиться в Севилью и принести оммаж королю Педро. Если кого и боялся восемнадцатилетний Энрике, так это Марию Португальскую, ненавидевшую Элеонору де Гусман и ее потомство. Ему и в голову не приходило пытаться свергнуть или тем паче убить единокровного брата Педро.
Энрике хорошо помнил библейский завет Господа Бога: «Не прикасайся к помазанникам Моим!»
Граф Трастамарский никогда не помышлял о гражданской войне. Отец всегда учил его: «Удел христианского государя – сражаться с неверными». С самого детства Энрике воспитывался в идеалах крестовых походов, и понятие «война» неразрывно было связано в его сознании с борьбой против мавров, но никак не против своих соотечественников.
А ведь именно в первые дни правления дона Педро у Энрике Трастамарского были все шансы захватить престол. Кастильское рыцарство молчаливо и с надеждой взирало на того, кого дворяне и народ уже привыкли считать преемником Альфонсо XI на королевском троне. Все они, как и покойный король, относились к шестнадцатилетнему Педро как к провинциальному подростку, никогда не принимавшему участие в военных походах и сражениях, – в отличие от Энрике инфанта Педро никто не воспринимал как личность государственного масштаба: его не зна– ли в лицо, как и он в свою очередь не был лично знаком с представителями знати. Зачем нужен такой король?
И рыцари Кастилии напряженно ждали от дона Энрике сигнала к началу похода на Севилью.
Но тогда, в марте-апреле 1350 года, этот сигнал не прозвучал. Наоборот: граф Энрике Трастамарский своим личным примером призвал всех дворян Кастилии принести присягу законному королю.
Рыцарей северной, так называемой Старой Кастилии охватило уныние. Сколько надежд они связывали с бастардом Энрике, которого почитали своим земляком и родственником (напомним, Энрике был женат на племяннице Хуана Нуньеса де Лары, чей клан был самым мощным на севере страны)… Все рухнуло в одночасье!
Но вот Энрике прибыл в Астурию, сбежав от своего сюзерена – дона Педро, и северяне воспрянули духом. Он искал в Астурии покоя и безмятежной семейной жизни, а его сразу же провозгласили вождем мятежников, спасителем Кастилии! Под его знамена стекались новые и новые сторонники. Энрике просто обязан был соответствовать той миссии, которую возложили на него противники дона Педро. Раз ты бежал от короля – значит, ты ему враг. А раз враг – следовательно, нужно поднимать восстание. А уж если поднимать восстание, то его целью должно быть свержение (убийство?) короля Педро и возведение на престол графа Трастамарского. Если бы дон Энрике решительно открестился от этой роли, то взамен него мятежники призвали бы в качестве вождя бастарда Фадрике или бастарда Тельо. И тогда, как хорошо понимал Энрике, участь его и его семьи вряд ли была бы завидной.