Охота на мужа - 2, или Осторожно: разочарованная женщина - Юлия Шилова

Как только диван, паркетный пол и подоконник приняли свойпервоначальный вид, я допила остатки виски и совершенно голая, не считаяразорванных, еле державшихся на мне трусов, высунулась из гостиной, прижимая кгруди свое мокрое, окровавленное платье. К счастью, в полутемном коридореникого не было и мне удалось добежать до своей комнаты незамеченной. Когдазадуманное свершилось, я быстро сняла с себя порванные трусы, положила их стем, что осталось от довольно красивого платья, в пакет и спрятала под кровать.Затем залезла под душ и судорожно принялась смывать с себя следы насилия,громко стеная от боли. Надев ночную рубашку, я подошла к зеркалу и с ужасомувидела свое разбитое, распухшее лицо. Это было крайне неприятное зрелище, иэтому зрелищу были нужны объяснения.

И весьма достоверные, чтобы не вызывать ни у кого сомнения.

Мне уже ничего не было страшно. Ничего. Выйдя из своейкомнаты, я прошла по длинному коридору, поднялась на второй этаж и кубаремскатилась вниз с такими громкими воплями, на которые только была способна. Моинечеловеческие вопли не могли оставить равнодушными обитателей дома. В тотмомент, когда я каталась по полу и громко рыдала, ко мне подбежала заспаннаядомработница и запричитала перепуганным голосом:

– Что произошло? Что случилось? Я только уснула, что-тосамочувствие неважное. Решила пораньше лечь. Прилегла и вдруг слышу такой гром…

– Я спускалась со второго этажа, засмотрелась нависевшую на стене картину и упала с лестницы. Я ударилась прямо лицом… Яразбила свое красивое лицо…

Елена Михайловна помогла мне приподняться и заставила сестьтак, чтобы я облокотилась о стену. Посмотрев на мое лицо, она вскрикнула истала гладить меня по голове, как маленькую девочку.

– Ты ничего себе не сломала?

– Вроде бы нет. Только лицо.

– Ты его не сломала, а разбила. Шея распухла так,словно тебя душили…

– Я когда летела, старалась приподнять голову инесколько раз ударилась плечом и шеей а ступеньки.

– Бедная девочка. А ноги целы?

– Должно быть целы.

– Потерпи. Сейчас я обработаю твои раны.

Только схожу за аптечкой. Выпьешь обезболивающего и сразустанет намного легче.

Я вновь заревела и схватилась за голову. В конце концов, яактриса, значит, что я могу играть не только на сцене; но и в жизни. Я ниминуты не сомневалась в своих актерских способностях и сыграла настолькоправдоподобно, что все походило на самую настоящую реальность. Домработница нена шутку перепугалась и бросилась за всем необходимым, чтобы оказать мнепомощь. Рядом со мной присели на корточки двое мордоворотов. Один из них былмне довольно хорошо знаком. Я имела честь прогуливаться с ним несколько часовназад и, если я не ошибаюсь, его звали Женькой.

– Послушай, подруга, ты это… Ты чо, с лестницы, что ли,свалилась?

Странно, но в его голосе были слышны какие-то жалостливыенотки.

– Свалилась, – жалобно ответила я.

– А как тебя угораздило?

– На картину засмотрелась. Картина красивая. Я вообщеживопись очень люблю. Такой красоты никогда раньше не видела.

– На фига ты засматриваешься! Ты это… Ты потерпи. ЩасЕлена тебя подлечит. Она в этих делах мастер. У нас тут одного пацанастрельнули.

Он в больницу не захотел. Вернее, нельзя было.

Он в розыске. Мы его привезли к Елене. Она его выходила. Унее тут травы – целые мешки. Она какие-то отвары лечебные делает. Прямонародная целительница, в натуре.

– Женька, а ты помнишь, как мы в подвале одного комерсапоганого держали, который бабки не отдавал? – спросил второй мордоворот.

– Помню.

– А ты помнишь, как его пришлось поломать, потому чтоон, сука, жадный был? Я таких жадных вообще никогда не видел. Он лучше смертьпримет, чем со своими бабками расстанется. Его тоже Елена выходила. Она когдаему еду носила, какие-то примочки делала. Короче, на ноги его подняла. У неедар целительницы. Ей бы кабинет открыть да с людей бабки манать. Вроде какпотомственная знахарка, лечит от всех недугов. Народ без башки, сразу попрет. Иона бы нормальные бабки лупила и в общак бы нормально отваливала. Крышу бы мыей нормальную сделали. О такой крыше каждая бы самозванка мечтала…

Сколько раз пахан предлагал ей заняться нормальным делом, аона ни в какую. Дура баба. Если бы моей матушки такое предложили, она быникогда не отказалась.

Увидев подошедшего урода, я мысленно отметила, что всякомпания в сборе. Вместе с ним подошла и Стрелка, которая не вызывала у меняничего, кроме отвращения. Увидев меня, она несколько раз рыкнула и скрылась изполя зрения.

– Что здесь про-изош-ло? – пропел урод своимпротивным гнусавым голосом.

– Твоя будущая жена харю разбила, – ответилмордоворот по имени Женька. Затем, видимо, осознал, что перед ним стоит сынхозяина дома, и убрал из лексикона неприличное слово. – Вернее лицо. Слестницы упала.

– А что ты дела-ла на-верху? – поинтересовалсяурод.

– Гуляла по дому. Перед сном. Ты же не захотел менявывести на улицу, вот мне и пришлось гулять по дому.

– А ты ме-ня и не про-си-ла.

– А как я могла тебя о чем-то просить, если ты былзанят своей любимой собакой, – злобно проговорила я и подставила лицоЕлене Михайловне, которая принялась обрабатывать мои раны.

– Да ты хорошо выпила! – Домработница покачалаголовой и принялась дуть на мои раны.

– А что мне еще остается… На моем месте вы бы сделалито же самое. От такой жизни не только запью, но и закурю.

Домработница убрала аптечку и стала подозрительноразглядывать мои многочисленные синяки на руках. Заглянув в мои жалостливые,полные боли глаза, она по всей вероятности рассталась со своими сомнениями.

– Болит? Сильно болит?

Я не ответила. Я смотрела прямо перед собой.

Глядела на Елену Михайловну, но почему-то ее не видела. Яглядела сквозь нее, словно она была совершенно прозрачная.

Лежа в своей комнате, я попыталась прокрутить в памяти всесобытия, которые произошли за довольно короткий промежуток времени.

Вспомнить тот момент, когда в моей руке очутился револьвер.И не смогла. Это оказалось практически непосильной задачей. Он просто очутился.и все. А затем выстрелил…