Дурной пример заразителен - Светлана Алешина

Вдруг в коридоре показалась женщина, которая была в деловом костюме без халата. Это была сама Татьяна Анатольевна, которая шла навстречу нам. Странно, ведь Бурлаева говорила о том, что у нее сегодня допросы в милиции.

– Ну как, Ирина Анатольевна? Что-нибудь выяснили? – поинтересовалась она у нас.

– Нет, сейчас работает другая смена фасовщиц, – объяснила я.

– А я совсем забыла об их графике работы, – всплеснув руками, как бы извиняясь, ответила Татьяна Анатольевна. – Надо было бы вас предупредить. На меня столько проблем сразу свалилось, что я даже и не вспомнила… Ну ничего. Я могу вам дать адреса девушек, которые стояли на фасовке в злополучную пятницу. Пойдемте ко мне в кабинет.

Как я и думала, Татьяна Анатольевна, как только закончились допросы в милиции, пришла на работу и тут же отыскала нас с Валерой. В ее кабинете было тихо и светло, в отличие от рабочих цехов, где даже воздух был спертым. Присев на удобный диван в кабинете, я раскрыла своей ежедневник, где был уже записан адрес Анны Широковой, но об этом я Бурлаевой ничего не сказала.

Татьяна Анатольевна достала с полки тяжелую папку, отыскала в ней какие-то бумаги, а затем положила несколько листов себе на стол и сама присела на свое рабочее место.

Адрес Анны Широковой совпадал с тем, что дала мне работница фасовочного цеха, а вот о второй девушке я узнала от самой Бурлаевой.

– Света Проскурова, – сообщила Татьяна Анатольевна совершенно безразличным тоном. – Она у нас работает всего полгода. Ничего не могу про нее сказать. А вот Аня Широкова очень старательная девушка. Она была в декретном отпуске всего полгода, а когда вышла, с таким энтузиазмом принялась за работу, что могла трудиться и одна в смену. Она, кстати, на больничном.

– Мы уже это знаем, – сообщила я.

– Ирина Анатольевна, значит, вы уверены, что это именно фасовщицы подсыпали яд в мороженое? – уточнила Татьяна Анатольевна, поднимаясь со своего места, чтобы проводить нас на выход.

– Нет, я не уверена, – призналась я. – Но опросить девушек не мешало бы.

– Так, адрес я вам дала. Больше от меня ничего не требуется, а то у меня сегодня работы полно и времени свободного совершенно нет.

– Сегодня же воскресенье, – напомнил Валера. – Выходной день.

– Только не для меня, – ответила Татьяна Анатольевна и открыла дверь своего кабинета.

Я нажала на кнопку звонка и замерла в ожидании, когда хозяйка откроет дверь. Валера стоял за моей спиной, а Костик остался в машине. Я прислушалась, прислонившись к обшивке двери. В квартире, кажется, работал телевизор. Приглушенный голос диктора новостей не позволял расслышать посторонние шумы. На звонок отвечать не торопились. Может быть, Ани Широковой не было дома? Я нажала еще раз на кнопку звонка, и только после этого из квартиры послышался громкий женский голос, как мне показалось, раздраженный моим звонком:

– Да иду я!

Затем голос диктора стих, и дверь распахнулась. Передо мной стояла симпатичная женщина невысокого роста в простеньком домашнем халате. Ей было на вид не больше двадцати пяти лет. Она посмотрела на меня с удивлением, а затем перевела взгляд на Гурьева.

– Вам кого? – спросила она, не открывая дверь шире, а придерживая ее за ручку.

– Аня Широкова здесь проживает? – поинтересовался Валерка.

– Да, это я, – растерялась женщина. – А что случилось?

– Нам надо с вами поговорить, – предупредил ее Гурьев и хотел было пройти в квартиру, но девушка стояла на пороге, не пропуская нас. – Вы работаете на хладокомбинате Бурлаевой?

– Да, а что вам, собственно, нужно? И вообще, кто вы такие? – возмутилась Анна.

– Мы из милиции, – тут же нашелся что ответить Гурьев и даже достал из кармана своего пиджака журналистское удостоверение. Он помахал перед носом женщины красными корочками, и только после этого Аня отошла в сторону. Мы вошли в квартиру.

– У меня немного не убрано. Я даже не думала, что кто-то придет. Пойдемте в зал, – предложила она.

Мы прошли в маленькую комнату, которая, очевидно, служила и спальней, и гостиной, и столовой, и детской. Квартира была однокомнатной, поэтому в зале поместилась и детская кроватка, и большая двухспальная кровать, и стенной шкаф. Ребенка не было дома, что меня немного удивило. Зачем же тогда Ане больничный, если ее ребенок в садике? Она отпросилась с работы явно не за тем, чтобы сидеть с больным.

– А где ваш ребенок? – поинтересовалась я, покосившись на кроватку, в которую были навалены игрушки. По всей видимости, ребенка в доме нет уже как минимум неделю.

– В больнице, – ответила Анна, уцепившись за кроватку.

– А-а-а, – протянула я растерянно, так как не ожидала, что Широкова найдется что ответить.

– У нас пневмония, вот врачи и назначили постельный режим, – рассказала Аня. – Я сегодня всю ночь в больнице с ним провела, а сейчас вот домой приехала. Надо кое-какие вещи собрать, покушать приготовить. Вы же знаете, как у нас в больницах кормят.

– А кто же сейчас сидит с ребенком? – поинтересовалась я участливо.

– Моя мама. Мы с мужем недавно развелись, поэтому приходится самим справляться. Тяжело очень! Я разрываюсь постоянно между домом и работой. Ой, что я вам все о своих проблемах, – спохватилась Широкова и присела на диван рядом со мной. – О чем вы хотели поговорить? Вы, наверное, выясняете все о том случае, когда кто-то отравился продукцией, изготовленной на нашем хладокомбинате? – догадалась Анна и, когда Валерка кивнул головой, тут же сказала: – Но я навряд ли чем вам смогу помочь.

– Как это?! В тот день, когда фасовалась партия мороженого для прямого эфира с участием Татьяны Анатольевны, дежурила ваша смена, – напомнил Гурьев.

– Вы думаете, что яд подсыпали во время фасовки? – уточнила Анна, и я заметила ее испуганный взгляд, которым она смерила Гурьева.

– Конечно, – подтвердил Валера. – Так что вы у нас на подозрении.

– Я? О, боже! – вскрикнула Анна. – Я ничего не знаю.

Девушка растерянно смотрела на нас с Гурьевым и напряженно комкала оказавшуюся в руках тряпочку. Мало того, что наш неожиданный приход ее напугал, так еще и эта Валеркина прямолинейность вообще выбила женщину из колеи.

– Хорошо, Аня, тогда расскажите, как прошло ваше последнее дежурство, – попросила я.

– Обычно, – встрепенувшись, ответила Широкова. – Мы со Светой, как всегда, стояли на конвейере. Партия мороженого, которая предназначена для прямого эфира программы «Женское счастье», была упакована действительно на нашем конвейере. Но мы со Светой ни при чем.

– Как это ни при чем?! – возмутился Гурьев и хотел было продолжить в таком тоне, но я остановила его, заметив, что девушка еще больше волнуется.

– Но вы понимаете, что яд могли подсыпать только в вашу смену, – сказала я спокойно.