Кланы в постсоветской Центральной Азии - Владимир Георгиевич Егоров

в общественно значимой повестке, возможности влияния на клановые сообщества внешних, в том числе патриотически, радикально, экстремистски настроенных внешних сил, материального потенциала клановых структур, интегрирующих сообщества, и т. д.

В зависимости от способности кланов к социализации в конечном счете зависит их политическая перспектива: стать препятствием на пути политических реформ центральноазиатских социумов или, напротив, фактором стабильности или даже катализатора перемен.

Во многом социальная перспектива клановых структур зависит от двух факторов. Одного, фундаментального, связанного с их адаптивностью к зарождающемуся (и неизбежно захватывающему Центральную Азию) направлению развития демократического процесса в сторону прямой (непосредственной) демократии. Другого, от того, какие социальные силы смогут возглавить трансформацию клановых сообществ в этом направлении. Судя по тому, какие группы влияния пытаются обрести собственный социальный статус через «укоренение» в клановых сообществах: криминальные, террористические, прозападные – олигархические, ортодоксально религиозные и др., исход конкуренции за доминирующий канал социальной эволюции кланов выглядит не однозначно.

На фоне общественно-политического оживления Центральной Азии наблюдается генезис здоровых сил, способных, в том числе повести кланы в конструктивном направлении или, по крайней мере, предоставляющих позитивную перспективу их обновления.

Однако в случае, если альтернативные официальные политические организации станут исключительно агентами влияния Запада, такие структуры ожидает та же незавидная перспектива, что и навязываемых извне демократических институтов. Параллельно с нарастанием общественного движения происходит оформление оппозиционных политических структур, в том числе за счет поддержки Запада. Осенью 2018 г. в Варшаве создан Национальный альянс Таджикистана, куда вошли четыре оппозиционные группы: ПИВТ (партия исламского возрождения Таджикистана), Конгресс свободомыслящих Таджикистана, «Реформа и развитие Таджикистана» и Конгресс мигрантов Центральной Азии. Неформальным лидером альянса стал опальный глава ПИВТ Кабири, который на заседании организации пообещал повторить опыт Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) и создать широкий исламо-демократический фронт против действующей власти[199].

В сентябре 2019 г. в Париже состоялось заседание Национального совета общественного доверия Казахстана, на котором обсуждалась ситуация, связанная с транзитом власти[200]. Однако политические лидеры, представленные на Нацсовете, в большинстве своем отстаивают не общественные интересы, но прежде всего собственные. Что замечательно, большинство из них, в прошлом представленные в официальной структуре власти, также возглавляли определенные кланы.

Вместе с тем в современной ситуации выпустить напряжение новой волны общественного движения постсоветской Центральной Азии через «узкие клапаны» зарубежных каналов оппозиции не удастся. Казахстанский политолог Казбек Бейсебаев считает, что 2020 г. станет в этом смысле переломным. «После почти 30 лет правления Первый президент ушел с поста, – пишет он. – С приходом нового, второго президента и после его выступлений о необходимости реформирования страны у граждан появились определенные надежды на то, что у нас будут политические реформы. Кроме того, нужно отметить возросшую активность казахстанцев. Дело не столько в митингах или в других выступлениях. На прошедших президентских выборах граждане показали, что, когда они сплочены, то могут не дать манипулировать избирательным процессом.

Думаю, что в следующем году активность народа будет только возрастать. Главным катализатором этого будет ухудшающаяся социально-экономическая ситуация в стране и положения самих граждан. Если раньше власти все проблемы решали деньгами, то теперь им это в силу разных объективных причин будет сложнее делать. Полагаю, что начнется слом сложившейся системы управления. Дело в том, что наша система управления может функционировать только при одном руководителе. Поэтому либо власть должна быть в руках одного человека (этого сейчас у нас не наблюдается), либо нужно эту систему реформировать. Другого пути у нас нет, иначе ситуация может пойти по непредвиденному сценарию»[201].

В Казахстане в связи со сложившейся системой «двоевластия» политическая обстановка менялась в диаметрально противоположных направлениях. Согласно данным опроса (август 2019 г.), в котором приняли участие политологи, социологи и общественные деятели, проведенного казахстанским агентством «365 info», почти половина респондентов (45 %) указали на нарастание дестабилизирующих процессов, которые осложняет «высокий уровень неформальных патрон-клиентских отношений». При этом 5 % опрошенных заявили о том, что кризисные ситуации будут «повторяться с определенной периодичностью».

Схема 9. Ответы респондентов (удельный вес, %)[202]

32 % полагают, что следует ждать в ближайшие 3–5 лет, а 5 % отвели всего 1–2 года.

Главная проблема общественного движения Казахстана и вообще его «новой волны» в Центральной Азии заключается в раздвоенности повестки, объединяющей публичный протест. Например, в мае 2019 г. несколько десятков женщин с детьми устроили санкционированный митинг у Конгресс-центра в г. Нур-Султане (бывшая Астана) с лозунгом «Жилье нашим детям!». На фоне нарастающего имущественного неравенства казашки стремились обратить внимание власти на трудности в обеспечении жильем их детей. В то же время этой же весной состоялась череда молодежных протестных акций, начатая с развертывания активистками Асией Тулесовой и Бейбарыс Толыжбековой на ежегодном алматинском марафоне банера «От правды не убежишь». За несанкционированную инициативу суд приговорил активисток к 15 суткам ареста и штрафу. После этого по всему миру прокатилась волна пикетов казахских студентов у зданий посольств Казахстана: в Будапеште, Лондоне, Милане, Париже, Праге, Риме, Стамбуле, Тбилиси. Вслед за этим арт-активист Роман Захаров самовольно водрузил на проспекте в Алматы банер с цитатой из конституции: «Единственным источником государственной власти является народ». Суд назначил Захарову 5 суток ареста, но после массовых протестов молодежи он был освобожден. Начавшиеся единичными акциями молодежные протестные выступления по призыву сторонников А. Тулесовой переросли в национальную акцию, напоминающую сценарий, предложенный Джином Шарпом в опубликованной работе «От диктатуры к демократии». В акциях молодежи были использованы пять методов, описанных в упомянутой книге: «публичные выступления, письма протеста или поддержки, декларации организаций и учреждений, публичные заявления известных людей, групповые или массовые петиции»[203].

Все суммы штрафов, назначенных правоохранителями за несанкционированные выступления молодежи, собирались через систему краудфандинга в течение часа-полтора.

Несмотря на то что молодежное движение выполнило важную конструктивную роль в консолидации общественного внимания вокруг президентской избирательной компании, тем не менее в целом оно отражало вестернизацию настроения, как правило, представителей молодежи из обеспеченной среды. Например, сама А. Тулесова, кстати заметить, внучка известного писателя Альяса Жансугурова и наркома просвещения Казахской ССР Ураза Джан-досова, получившая образование в США, активно сотрудничает с американскими фондами, в том числе Фондом Сороса. Таким образом, прозападные настроения части казахстанской молодежи воспроизводят аналогичные настроения клановых элитных групп, стремящихся использовать ослабление авторитарной власти с целью децентрализации и облегчения доступа к потокам ренты. Следует заметить, что многое свидетельствует о прямой связи элитных групп Центральной Азии, инициирующих молодежный протест с целями реализации собственных амбиций[204].

Если принять такое утверждение, то логично сделать другие выводы, прямо следующие из него. Во-первых, природа современного молодежного протеста в большинстве стран постсоветского пространства одна и та же. Политические силы, во