Ненадёжный признак - Лана Аверина

ему было не занимать. Так что он пёр напролом, обходя по короткой дуге только самые непроходимые участки. Несколько раз он замечал, что ходит по кругу, возвращаясь к одной и той же поваленной сосне, но это его не останавливало. Он хлопал сосну по намокшему боку, произносил короткое четырёхбуквенное слово и опять вламывался в кусты. В худшем случае, у сосны и заночую, думал он, то и дело вытирая мокрое лицо рукой.

Тому, кто гонял Джеффа по кругу, эта игра надоела раньше. Поэтому этот кто-то взял и резко выключил заросли. Вынырнув из-под очередного хищного куста, требовавшего за проход по своей территории кусок анорака, а лучше бы – глаз, Джефф увидел перед собой мрачный ельник. Не самый лучший пейзаж планеты Земля, но после зарослей дикой розы высотой чуть ли не с дом и колючками чуть ли не в дюйм, Джефф обрадовался ёлкам, как родным. Здесь, по крайней мере, не нужно было продираться, а можно было просто идти, практически – прогуливаться. Дождь постепенно разыгрывался, переходя от монотонных гамм к более энергичным проигрышам. Джефф накинул капюшон и постоял немного на границе между зарослями и лесом. Посмотрел на часы, присвистнул. Четыре часа в кустах, один, под дождём. Не то приключение, которым станешь хвастать в прибрежном баре. И что-то мне подсказывает, проворчал он, что про ёлки рассказывать тоже не захочется. Он ступил на подушку слежавшейся хвои, та податливо запружинила под его весом, и тогда Джефф размашисто двинул между елями, следя за тем, чтобы колючая полоса препятствий оставалась строго позади.

Сначала просто маршировал по лесу, радуясь лёгкости передвижения. Остановившись через какое-то время, внимательно огляделся, и радость его поутихла, как и всё вокруг. Здесь было не то чтобы тихо, а – беззвучно. Птицы остались петь в кустах терновника, или что тут у них в норвежских горах растёт на погибель самонадеянным чужакам. Джефф задрал голову, стараясь разглядеть пасмурное небо, запутавшееся в еловых кронах, и увидел только несколько мутных просветов. Темно, тихо, и ещё это странное ощущение, знакомое любому горожанину, которого случайно занесло в дикую чащу: будто кто-то неслышный крадётся за тобой след в след и – растворяется невидимкой в воздухе, стоит тебе обернуться.

Отпечатков лап или ног на еловой хвое не наблюдалось. Кайса рассказывала, что в местных лесах тропинки протаптывают не столько люди, сколько звери, но сюда, похоже, не заглядывало и зверьё. Зато паутины здесь было – пропасть. Некогда обширные сети, вольно раскинувшиеся на еловых ветвях, свисали теперь с них мокрой бахромой. Мёртвые бабочки, запутавшиеся во влажных лохмотьях, не делали пейзаж приветливее. Ещё здесь росли мухоморы, но не те жизнерадостные и горошистые, какие красуются там и сям у Диснея и его семи гномов, а какого-то мутного оранжево-коричневого оттенка, с белёсой редкой сыпью на плоских шляпках. Джефф с удовольствием бы пнул парочку, чтобы хрусткие шляпы – всмятку, но когда находишься на территории противника, не стоит вести себя вызывающе. То, что противник уже нарисовался где-то неподалёку, Джефф чувствовал загривком. Он вглядывался в сумрак, стараясь уловить знакомое дрожание, даже достал номокар и, чувствуя себе глупее некуда, повернулся кругом, вперившись в видоискатель – нет, ничего. Что-то здесь как-то стрёмно, подумал он, стёр с лица налипшую паутину и снова двинулся по ельнику широкими шагами.

На часах – около двух пополудни. Значит, есть ещё семь-восемь часов для прогулок в еловых потёмках, потом солнце сядет. Тогда короткую июньскую ночь – хочешь не хочешь – придется провести здесь, среди серых деревьев, похожих на обглоданные рыбьи скелеты. Весёленькая перспектива, нечего сказать. Интересно, это ему только кажется, или долбаные ёлки здесь растут гуще, чем на границе леса? Он убрал номокар в чехол и снова пошёл вперёд, внимательно обходя особо гостеприимные еловые особи, которые топорщились во все стороны острыми обломанными ветвями, похожими на шампуры. Плотная, почти осязаемая тишина. Еле слышный стук дождя по капюшону. Глухой шорох ветки, которую он задел, проходя. Солнечный зайчик прямо в глаза.

Джефф остановился, ослеплённый. По зрачкам, привыкшим к полумраку, резануло так, что он зажмурился. Разомкнул веки, похлопал ресницами. Посмотрел наверх – всё то же мутное бесцветное небо, да и того почти не видать. Солнцу взяться неоткуда. Посмотрел в чащу перед собой, и тут опять сверкнуло, шагах в пятидесяти от него. Снова, ещё и ещё, так что солнечные блики так и запрыгали вокруг, чуть ли не дёргая за рукав: ну давай, что стоишь, пойди, посмотри, что там! Окей, буркнул он себе под нос, давайте-ка взглянем, что у нас там. Не выпуская источник вспышек из виду, принялся пробираться между стволов и наконец подошёл близко. На длинном еловом сучке висело небольшое круглое зеркальце в металлической оправе. Оно крутилось на потемневшем от сырости шнурке и рассыпало вокруг себя солнечных зайцев. Любопытство сгубило кошку, ухмыльнулся Джефф, наклонился к зеркалу и заглянул в него.

В зазеркалье дождя не было. И ельника там не было тоже. Зато обнаружилась высоченная стена из падающей воды. Вода сверкала на солнце и бесшумно, будто у водопада был выключен звук, разбивалась о гладкие валуны у его подножья. Разглядеть картинку получше мешали капли на стекле. Джефф выудил из кармана бумажную салфетку, попытался протереть зеркало и обнаружил, что оно забрызгано с обеих сторон. На этой стороне нудил мелкий дождик, а на той на стекле оседала водяная пыль, висевшая в воздухе. Пока Джефф возился с зеркалом, у водопада появилась маленькая фигурка девочки в длинном платье. Девочка смотрела в его сторону и приветливо махала рукой. Понятненько, подумал Джефф, выпрямляясь. Это я типа портал нашёл, только пузырёк с надписью «Выпей меня» под ёлочку положить забыли.

Он постоял немного, слушая шорох дождя. Хей, сказал Джефф нарочито громко. Как насчёт пузырька? Гулкие слова упали на подушку из хвои и там погасли. Мокро, сумрачно, беззвучно. Зеркальце крутанулось снова, а позади раздался отчётливый хруст, будто кто-то выбрал сучок позвончее и переломил его надвое прямо над ухом. Джефф быстро обернулся и увидел девочку из зеркала, стоящую в двух шагах от него. Ага, улыбнулся он, а вот и пузырёк. Маленький и рыженький.

– Ты пришёл в гости или потерялся? – деловито спросила девчушка. Ей было года четыре, не больше. Зелёное платье чуть выше щиколотки, рыжие пушистые волосы, любопытные ореховые глазёнки. На тоненьком запястье – браслет из деревянных кубиков, нанизанных на бечёвку, на них вырезаны какие-то угловатые значки, будто сложенные из сломанных еловых веток.