Навеки твой - Даниэль Глаттауэр

— Откуда у тебя эти порезы? — спросила она.

Дрожь в ее голосе подействовала на его раны как целительный бальзам. Ханнес подобрел, и лицо его просияло в улыбке.

— Все-таки мы неразделимы, — заключил он, — а теперь ты свободна.

Смысл последующих дней — а август, следует сказать, выдался спокойным и страх несколько поутих — состоял в вычеркивании из памяти неприятных переживаний. Юдит только и занималась тем, что отгоняла всякие мысли и ассоциации с непрошеным гостем. За этим занятием она иной раз забывала даже о еде. По ночам Юдит из опасения, что могут присниться рубцы на его предплечьях, долго смотрела на огни своей роттердамской люстры с золотым дождем, пока глаза не закрывались от усталости.

Герд каждый день предпринимал попытки наладить прежние отношения, но преуспел так же мало, как и ее остальные друзья, которые потихоньку уже начинали за нее опасаться, однако время было упущено. Юдит ушла во внутреннюю эмиграцию, где с дрожью и страхом ожидала последующих атак Ханнеса, в постоянной готовности и неукротимой волей не поддаваться и не обращать на них внимания до самой смерти.

В эти дни Ханнес звонил ей и оставлял сообщения на мобилбокс не чаще одного раза в день, как правило во второй половине дня и, к счастью, никогда по ночам. За пару секунд Юдит удаляла его сообщения, не читая. Если он не изменит своему ритуальному правилу — каждый день посылать ей небольшие сообщения на крохотную сим-карту бездушного мобильного телефона, — о содержании которых она и знать не желала, то ее жизнь скоро вернется в обычное русло. Вот тогда-то Юдит вернется к друзьям и семье и скажет: я снова с вами, а то, что было, — всего лишь кризис. Да и что тут удивительного — жара, стресс, ну, вы знаете. А они ответят: как хорошо, Юдит, что ты вернулась. А теперь позволь себе небольшой отпуск, чтобы хорошенько отдохнуть. Тебе больше нечего опасаться. Мы все на твоей стороне!

До этого дня было еще далеко, Юдит все еще двигалась на ощупь в узком темном туннеле, однако первые тонкие лучи света уже пробивались, и когда ее ненадолго охватила эйфория, она решилась в конце августа предпринять ознакомительную недельную поездку в Амстердам — первое путешествие под чистым и свободным небом. Там она могла пожить у друзей, которые ничего не знали о Ханнесе. Самое большее, что они могли узнать, — это что какой-то зацикленный на ней чудик каждый день посылает ей какую-то хрень на мобилбокс.

Прошел еще день. В то утро Юдит была слишком легкомысленной и, просматривая деловую почту, вскрыла неподписанный конверт. Поняв, от кого он, она пережила шок и сделала вторую ошибку: прочитала письмо, строку за строкой, до последней точки.

Текст был написан в протокольном стиле и звучал обманчиво по-деловому: двенадцатого августа, в семь часов прозвенит ее радиобудильник. Однако его стрелки будут показывать без шести минут семь. Часы продолжат идти, но правильное время знает только он. Она принимает душ — приятно чувствовать, как прохладная вода сбегает по нежному мягкому телу. Она не может не думать о нем. А он о ней, всегда.

Семь часов сорок три минуты. Юдит выходит из дома. В нежно-зеленом обтягивающем летнем платье. Золотистые волосы имитируют искусственный беспорядок на голове. На вид ей лет двадцать. Самая красивая женщина на свете. Однако лицо слишком серьезное и опечаленное. Ей не хватает его. Она по нему скучает.

Семь часов пятьдесят семь минут. Юдит открывает магазин светильников, сумка соскальзывает с ее тонких плеч. Она рассеяна, сумбурные действия приводят ее в волнение. Она не может сосредоточиться на работе. Думает о нем. Он — о ней, все время.

Двенадцать часов четырнадцать минут. Она выходит из магазина, смотрит налево, потом направо. Нет ли его поблизости? А он так близко. Она может ухватить его за руку. Он любит ее больше всего на свете. Она его тоже, определенно. Определенно. Определенно. Определенно.

Двенадцать часов двадцать минут. Юдит заходит в сберкассу. Чтобы снять деньги? Он мог бы дать ей свои. Ему не нужны деньги, ему нужна только любовь.

Двенадцать часов двадцать семь минут. Она выходит из сберкассы. Он посылает ей воздушный поцелуй. Она чувствует его близость, ощущает его дыхание, ищет его. Она сбита с толку.

Двенадцать часов тридцать пять минут. Юдит снова исчезает в своем магазине. Он делает ей знаки. Она его не видит, но знает, что он неподалеку. Он ее охраняет. Он не позволяет никакому злу приблизиться к ней.

Семнадцать часов десять минут. Она выходит из магазина. Терпеливое ожидание вознаграждено. Терпение всегда вознаграждается. Терпение и верность — эссенция бытия, ими удобряется любовь. Интересно, на сей раз она пошла другим путем — по Гольдшлагштрассе, Танненгассе, Хюттельдорферштрассе. Она оборачивается и смотрит, не идет ли он за ней. Он чувствует ее запах. Она думает о нем. Он — о ней, постоянно.

Семнадцать часов двадцать три минуты. Юдит входит в бюро путешествий. Она хочет его удивить? Еще одна Венеция? Она любит его, это точно. Он ее — больше всего на свете.

Семнадцать часов сорок две минуты. Она выходит из бюро путешествий. Улыбается, радуется. Она думает о нем. Она его любит. Досадно. Досадно. Досадно. Сейчас он должен отвлечься на пару минут. И она отправится домой без него. Теперь и он заходит в то же самое бюро путешествий…

Восемнадцать часов. На этом дневные записи заканчиваются. Любовь связывает их друг с другом. Вечность спаяет их еще крепче. Она его свет, а он ее тень. Оба они не смогут больше существовать поодиночке. Когда она дышит, то дышит и он. Он будет караулить. Он будет вдыхать ее близость. Он рад. Он рад. Он рад, что они поедут в Амстердам вдвоем.

Бьянка: вам плохо, госпожа начальница? Юдит: нет, только кровообращение. Бьянка: не хотите глотнуть «Ред булл»? Я всегда пью его, когда меня крутит. Юдит сидела, глубоко погрузившись в офисное кресло, и тупо смотрела на комок белой бумаги в мусорной корзине. Письма, которое она только что прочла, там не было. Человека, который его написал, тоже не было. Вычеркнуто, стерто. Забыто. Сожжено. А пепел развеян по ветру.

— А может, все это из-за вашего бывшего дружка? — спросила Бьянка.

Юдит выпрямилась и удивленно посмотрела на ученицу. Бьянка: он все еще докучает вам, так ведь? Юдит: да, так. Бьянка: до некоторых туго доходит. Юдит: он за мной следит. Знает все, что я делаю. Бьянка: да ну? Вот ведь суперзлыдень. Как призрак.

Юдит: Бьянка? Бьянка: да, госпожа начальница? Юдит: если вам не трудно, не могли бы вы проводить меня домой? Бьянка: конечно, мне это совсем не трудно. А если мы его встретим, то скажем, чтобы отвалил. Некоторые понимаю только такой язык. Она показала Юдит поднятый средний палец.

— Я поднимусь с вами на лифте. Для уверенности. Однажды смотрела фильм, там тип поджидал жертву в лифте, поднялся с ней на верхний этаж и придушил красным галстуком, — сказала Бьянка.

— Потрясающий фильм, — поддержала ее Юдит.