Навеки твой - Даниэль Глаттауэр

Юдит выпустила всю радость наружу. Целых двадцать лет она ждала, когда отец одумается и вернется в семью. Для нее это стало настоящим подарком, одним из самых лучших, какие только могут быть, словно родился маленький братишка и все вокруг преобразилось счастьем. Папа с мамой в гармонии за одним столом — об этой нехитрой, но действенной терапии как раз сейчас заговорил возбужденный Али.

— А теперь за тебя, Юдит! — подняла бокал мама.

Приятный час, реально напомнивший ей о праздновании дней рождений в начале восьмидесятых, завершился. Торт с толстым розовым слоем сахарной глазури съели. Фамильной идиллией насладились. Теперь настал черед поговорить и о неприятных вещах.

Мама: детка, твоя жизнь нас беспокоит. Стоило папе подсесть рядышком и закивать в знак солидарности с мамой, как сладостно-вкрадчивый материнский упрек приобрел привкус горечи и строгости. Али отвел взгляд. И это тот самый Али, младший братик, кто никогда не принимал чьей-то стороны, избегал любых конфликтов, кто всегда старался найти равновесие! Хеди положила ладони на живот, будто хотела закрыть своему ребенку глаза и уши.

Мама: почему ты не обмолвилась ни словом о том, что у тебя проблемы? — Проблемы? Разве у нее проблемы?

— Я рассталась с Ханнесом, — сказала Юдит. И в чем здесь проблема? Все взволнованно замерли. Словно Юдит только что призналась в совершенном убийстве и ничуть не раскаивалась.

— Да, но почему, помилуй бог? — не унималась мама. Нельзя было сказать, что эта новость ее ошарашила, скорее выбила почву из-под ног, заставив понервничать. Юдит ощутила в теле прибывающее тепло, от которого могли загореться щеки и выдать нараставший в ней гнев. Просто потому, что я его недостаточно сильно люблю. Мама: недостаточно сильно любишь. Недостаточно… Когда же ты полюбишь кого-нибудь достаточно? Какого сказочного принца тебе надобно, чтобы в тебе проснулась любовь? Деточка, прекращай мечтать, будь, наконец, взрослой!

Так. Тепло дошло до лица и теперь ощущалось в висках. Юдит вспомнила старый прием из школьных годов — нужно встать и походить. Это помогло, а заодно придало всей сцене современный и живописный характер. Немного успокоился и папа: Юдит, прошу, подойди и сядь. Ты не должна обижаться на маму. Ты должна посмотреть на события во взаимосвязи. Нам надо тебе кое-что объяснить. Знаешь, кому мы обязаны тем, что собрались здесь все вместе? У Юдит родилось страшное подозрение, и тут же сдавило живот. — Ханнесу?

Али произнес волшебное слово, которое помогло разрядить обстановку. Ханнес позвонил папе. Ханнес встретился с папой. Ханнес, архитектор, спутник жизни его дочери, работодатель его сына, тот самый Ханнес решил приготовить «подарок подарков» для «любви всей своей жизни», подарок бесценный, непревзойденный, незаменимый: отца и мать. У меня тут же выступили слезы, — вертелось у Юдит на языке. Но, во-первых, Али чувствовал себя человеком, он наконец участвовал в жизни, чего за ним давно не наблюдалось. И во-вторых, Юдит пыталась держать гнев в узде. По их дрожащим рукам она догадывалась, что разговор вот-вот перейдет в бурную стадию.

Ханнес долгие часы беседовал с папой и мамой. Потом к ним подключился Али. Они рассматривали фотоальбомы, рассказывали про старые лица, подробно перебирали детские годы Юдит и Али. Тогда Ханнес сказал им, что всегда хотел иметь такую семью.

И им не хватало такого «зятька», — подумала Юдит, — который бы собирал и склеивал осколки ушедшего времени. Так вот откуда эта розовая сахарная глазурь! Осталось поговорить об одном-двух внуках, которых они ждут от Юдит, пока та еще не слишком стара для деторождения. Теперь и у нее самой стали подрагивать коленки.

Она: я считаю ваши претензии оскорбительными и унизительными! Почему бы вам не обсудить сначала все со мной? Мама: а ты с нами советовалась? Папа: все делалось ради тебя. Мы готовили тебе сюрприз на день рождения. Ханнес все так здорово продумал! Мама: нам и в голову не могло прийти, что ты этого человека… Юдит: мне очень жаль, но я не люблю этого человека! Возникшая пауза выражала общее смущение. Али, пытаясь сгладить возникшую неловкость, произнес:

— Что тут поделаешь, если она его не любит. — И пожал плечами прежде, чем они у него безвольно повисли.

Его лицо приняло прежнее печальное выражение. И в этом также была ее вина, о чем свидетельствовали взгляды мамы, папы и Хеди.

— Он позвонил мне вчера и сообщил, что не сможет присутствовать на торжестве, — посетовала мама незадолго до того, как Юдит решительно встала и начала ходить. — Но почему нет? — Юдит этого не хочет. — Юдит? — Она дала мне от ворот поворот. — Нет, ты шутишь! — сказала я ему. — В данный момент, по ее признанию, она не готова к более тесным отношениям. — Нет! — Ей нужно время, мы должны дать ей время! — Время? Завтра ей исполнится тридцать семь. Мы проведем с ней беседу, я и папа. — Вам не следует этого делать. Все само наладится. Я умею терпеливо ждать. — Ах, Ханнес, мне его так жаль. — В любом случае желаю вам приятного праздника. — Ах, Ханнес. — И подумайте немного обо мне.

Снова наступила тишина, способная убедить в том, что вопрос решен. Днем и ночью Юдит представляла его, как он делает приготовления к очередному появлению в ее жизни. Но на сей раз она будет во всеоружии. Правда, одной ей не справиться. Юдит по своей натуре принадлежала к борцам и никогда не использовала других, когда возникала необходимость преодолеть очередной жизненный кризис или разобраться с теми, кто стал его причиной, чьей главной проблемой как раз и было всегда перекладывание проблем на других. Сейчас она неожиданно столкнулась с очень мощным противником — с неопределенностью.

Ночи начинались очень рано и поздно заканчивались. Таблетки снотворного — первые союзники Юдит — вскоре перестали действовать. Ничего не помогало. Ей требовалось выговориться кому-нибудь, был нужен душевный поверенный. Родители и Али исключались. Во всем, что касалось Ханнеса, в ближайшее время они ей не помощники. Контакт с ними означал контакт с ним. И она не собиралась облегчать ему жизнь.

Надежду Юдит возлагала на Герда. Чтобы призыв о помощи не выглядел криком отчаяния, она решила закамуфлировать его походом в кино. А после в баре «Руфус», освещаемом молочным неоновым светом, в котором любые глаза выглядят потускневшими, а все секреты оказываются как на ладони, она наконец изложила свою проблему: Герд, я поставила точку в отношениях с Ханнесом, но он не желает с этим мириться. Я чувствую, что он меня преследует, и боюсь его. Что мне делать?

— Я в курсе, — ответил Герд, — но могу тебя успокоить.

Юдит поняла, что столкнулась с противоположной точкой зрения на ее проблему. Она: что ты знаешь? Вы все еще играете в теннис? Дружите? Он предложил тебе выгодную работу? А желтые розы ты случайно для меня не прихватил? Он: Юдит, что с тобой? Ты дрожишь. Сейчас самое время поговорить об этом. Я могу тебя успокоить, моя дорогая, действительно успокоить. Послушай меня.

Выяснилось, что Ханнес звонил Герду два дня назад и доверительно попросил «совета по одному очень личному делу». Дословно Ханнес сказал буквально следующее: Юдит прекратила наши отношения. Для меня это прозвучало как гром среди ясного неба. Мир перевернулся. Я отреагировал неправильно, поддавшись отчаянию, стал докучать ей цветами. А потом встречался с ее отцом и матерью и организовал семейное торжество по поводу ее дня рождения. Хотел как лучше, но вмешался в личные дела, которые меня не должны касаться. Юдит наверняка злится на меня за это. Я бы с радостью попросил у нее прощения. Мне хочется, чтобы мы расстались по-доброму. Но я больше не отваживаюсь показаться ей на глаза. Как, по-твоему, Герд, мне следует поступить? Что делать?