Ярмарка - Елена Крюкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто тебя? – в ответ спросил я.
– Менты, – прошелестел он.
– За что?
Я взял его на руки, как ребенка.
– Они нас ненавидят.
Корзинка била меня по спине.
– Кого?
Листья шуршали вокруг нас. Лес пах вкусной лиственной гнильцой, калиной, грибами, призрачной хвоей.
– Нас. Новую революцию. А-а-а!
Он крикнул от боли. Кровь из его пробитого ножом бока лилась мне на бок, на рубаху, на куртку.
– Значит, ты свой, – сказал я и притиснул Белого сильнее к себе. – Ты наш, пацан. Тебя как звать? А?
– Белый, – прошептал Белый.
– Я так и понял, – сказал я.
Мы доехали в город на последней электричке. Пока шли по лесу, стемнело. Контролеры пошли – я как-то ловко отбоярился. Сказал: вот брата везу в больницу, срочно, аппендицит, билет не успели купить на станции. Контролерша промолчала, устало махнула рукой. Ей было видно, что все правда.
В городе я вызвал «скорую», от соседей, с городского телефона, с сотового у меня не получилось. Врач приехал. Рану осмотрел.
– Как? В больницу везем? – бодренько спросил.
Молодой врач был, зеленый, прямо как Белый, пацан.
Мы все трое были пацаны.
Только врач-то был врач. А кто такие были мы?
– Все серьезно? – спросил я.
– В рубашке парнишка родился, – врач кивнул на Белого, набирая в шприц жидкость из ампулы, – натурально в рубашке. Нож по ребрам скользнул, ничего из внутренних органов не задел. А мог бы. Крови, конечно, потерял. Ну как? Едем?
Я мялся. Белый подал слабый голос:
– Нет. В больницу я не поеду.
– А что так? Страшно у нас, что ли? – Врач-пацан уже вводил лекарство Белому в тощую, маленькую, как орех, ягодицу. – Не залечим, а подлечим. Он кто вам?
– Брат, – сказал я.
– Ну, едем, давайте, ребята! Мне некогда. Паспорт с собой?
– Я паспорт в лесу потерял, – выдохнул Белый и закатил глаза.
Лекарство подействовало.
Он уснул мгновенно.
Когда врач уехал, я сварил себе и Белому грибной суп.
Это был вкуснейший грибной суп в моей жизни. Я накрошил туда все, что только нашел дома, наскреб по сусекам: лучку и картошечки, их только две оставалось, и остатки лапши бросил из пакета; и бросил перчик черный, как хотел, и лавровый лист, и хмели-сунели; и подлил, для кайфа, подсолнечного масла, вылил все, до капли, из бутылки; и еще нашел в шкафу, в целлофане, старый рис – и тоже его в кастрюлю вывалил. А грибы вымыл чисто, чтобы червяки из них повылезли, но нет, не было в них червей, они все были чистенькие, светленькие, как мой найденыш, как Белый. И порезал на дощечке. И все – в кастрюлю огромную – завалил.
И долго, долго варил, чтобы все проварилось.
А Белый лежал в моей спальне, весь перевязанный, как солдат на войне.
Нет, ну все верно, это и была война.
Она началась, эта война, и она шла, и она шла так: у взрослых – с молодыми, у молодых – с государством, у власти – с безвластными.
Но мы были не грибы, что запросто сварить в котле, в кастрюле.
Еще не сделали такой кастрюли, чтобы нас сварить.
И я знал это. И Белый знал это.
И все мы это знали.
– Скоро грибочки-то? – спросил Белый легким, как осенняя безумная бабочка, голосом. – Я это… с удовольствием поел бы…
– Скоро, – сказал я.
И в носу у меня защипало, как от лука.
А потом мы вместе ели грибной суп.
Белый приподнимался на локте и ел. Другая его рука лежала на белом бинте поверх раны.
Я ел и смотрел на него.
Мы ели вместе. Это как будто – молились вместе.
Или – стреляли вместе.
Или – умирали вместе.
Оказывается, жизнь – это когда не по отдельности, а вместе.
Революцию тоже делают все вместе. Один никто не сможет сделать революцию.
– Ты Еретика читал? – спросил я, прожевывая грибы.
– Наизусть знаю.
И у него был набит грибами рот.
Прожевав грибы и громко хлебнув из ложки супа, он вдруг спросил напуганно:
– А это хорошие грибы, а? А мы с них – не того, а?
И я засмеялся и крикнул:
– Нет! Жить-то хочется, да!
– Вот победим… – пробормотал Белый и зачерпнул ложкой из тарелки гущи.
– Вот победим – я сам твоих ментов найду и порежу! Как грибам, им головы на хрен срежу! Ешь!
Из темно-синего квадрата окна на нас обоих смотрела осень. Одинокая осень. Она была одна, и теряла все свои грибы, и все ягоды, и все золотые листья.
«…чудодейственная… въ киоте, окладъ серебреной, чеканной, позолоченъ, въ венце камень яхонтъ лазоревой граненой въ золотом гнезде… около ево две бирюзы болшие въ гнездахъ серебреныхъ съ финифтью, въ цате два яхонта лазоревыхъ, третий яхонтъ червчатой, въ гнездахъ серебреныхъ съ финифтью; у цаты же на спьняхъ внизу изумрудъ зеленой въ золотом гнезде, у того жъ камени три зерна жемчужныхъ бурмистскихъ. Около венца и цаты обнизано жемчугомъ крупнымъ въ одну нить».
СХОДСТВО С ПТИЦАМИ – ПЛЕНИТЕЛЬНЫМИ И БЕЗЗАБОТНЫМИ – ГЛАВНАЯ ТЕНДЕНЦИЯ СЕЗОНА!
АГЛАЯ СТАДНЮК – НАША ГЛАВНАЯ, НЕПОВТОРИМАЯ ЖАР-ПТИЦА!
ЖЕЛТЫЕ брюки от Dolce & Gabbana, свободная ЯРКО-РОЗОВАЯ рубашка от Alexander McQueen, длинный элегантный шарф от Narcizo Rodriguez, ослепляющий переливами ОГНЕННО-АЛОГО и САПФИРОВО-СИНЕГО – вот настоящая СВОБОДА, вот настоящий ПОЛЕТ!
ЛЕТИ, БОЖЕСТВЕННАЯ АГЛАЯ!
УРОНИ НАМ СВОЕ ГОРЯЩЕЕ, ДРАГОЦЕННОЕ, САМОЦВЕТНОЕ ПЕРО!
1
– Дай сигареты, Белый!
– На. Лови!
– «Союз заключенных», да… Никогда!
– Что – «никогда»?
– Никогда они не освободят политических!
– Освободят. Если мы раскачаем режим.
– А ты веришь?
– Во что?
– Что мы его раскачаем?
– Ха!
– Наш Еретик тоже верит.
– Наш Еретик? Великий человек!
– Да-а-а… Немного пророк даже.
– Что скалишься?! Да, и пророк. Он уже много чего предсказал!
