Ножом в сердце - и повернуть на сто восемьдесят - Емельянов

Ноябрь был холоден и суров. Особенно ранним утром.

Пробежки после сна стали обязательным ежедневным ритуалом. Не зависимо от количества кошмаров, посетивших её ночью, от погоды или работы. Это было необходимо.

Потому что физическая активность была лучшим лекарством от душевных терзаний, тогда как зелья с ядом болиголова отлично помогали её органам не расплавиться во время нового приступа агонии. Единственной проблемой стало то, что её спасение могло стать погибелью.

Зелья из болиголова были сродни наркотику. Помогали сначала на несколько недель вперёд. После доза увеличивалась, а время действия уменьшалось.

Пробежав несколько кварталов, она свернула в знакомый переулок — к зданию больницы Святого Мунго. Как и пробежка, но еженедельный ритуал — приходишь, получаешь свою дозу, принимаешь, ставишь подпись… с облегчением выдыхаешь.

Это не было чем-то необычным, странным или даже ужасным. Нет. После войны многим понадобилась подобная помощь. И ничего зазорного в этом не было.

Показалось старое обшарпанное здание с большой вывеской прямо над входной дверью: «Закрыто на ремонт».

Грейнджер зашла в холл — на лбу сразу проступили капельки пота от резкой смены температуры — где её встретила привет-ведьма в жёлтом костюме.

— Мисс Грейнджер, доброе утро! Как ваши дела? — её заинтересованность была искренней и очень доброй.

— Здравствуй, Гретта. Всё в порядке, спасибо. А ты как? — Гермиона спрашивала из вежливости. Сейчас в мыслях было как можно быстрее выпить зелье, потому что к горлу уже подступала горечь, а ладони чесались от зарождающейся в них магии.

Грейнджер не сразу обратила на это внимание. Обычно это ощущение обострялось, только когда она была на грани какой-то сильной эмоции.

Она попыталась незаметно вытереть вспотевшие руки о спортивные лосины, прогоняя это противное чувство.

— Благодарю вас, я отлично! Вчера Майкл мне устроил такое романти-и-ичное свидание! — девушка в театральном жесте приложила обе руки к груди, как бы показывая, как парень произвел на неё впечатление. — Мы отправились в магловскую часть Лондона в дорогущий ресторан. Как же он назывался, — она свела брови к переносице, вспоминая название. — А, точно! Это был…

— Гретта, я могу проходить?

Гермионе было откровенно наплевать на этот рассказ. Первоначальная эмоция дружеского приветствия сменилась склизким раздражением. Она сжимала и разжимала кулаки, сдавливала челюсти и немного щурила глаза, пытаясь отсрочить надвигающуюся бурю.

— Да-да, извините, мисс Грейнджер! У меня просто столько эмоций, что хочется скорее с кем-то поделиться, а вы сегодня первый посетитель, да и знакомы мы давно, и мне так захотелось вам рассказать, что…

— Чёрт возьми! Проведи меня в грёбаный кабинет и дай назначенное зелье!

Жёсткий крик Гермионы разлетелся леденящей душу волной по холлу, врезаясь и круша всё живое на своем пути. В глаза постепенно проникала чернющая жижа, застилая белок, добираясь до глубоких зрачков. Ещё мгновение и они утонут во мгле. Кулаки сжаты до белеющих костяшек, а зубы скрипят во рту — с такой силой челюсти давили друг на друга.

Девушка напротив, казалось, вжалась в стул от страха. Её глаза бегали из стороны в сторону, а рот беззвучно то открывался, то закрывался, как у выброшенной на берег рыбы.

Наверное, от испуга забыла как дышать.

— Что происходит?

Голос откуда-то сбоку заставил жижу остановится и медленно, нехотя заползти обратно под веки, оставляя после себя противное жжение. Кулаки расслабились и Гермиона резко развернулась в сторону звука.

— Гретта, принесите мне из архива медицинские карты пациентов третьего этажа за весь прошлый месяц. О мисс Грейнджер я позабочусь самостоятельно, спасибо, — голос строгий, немного охрипший, наверное, из-за сигарет, которые он постоянно курил на заднем дворе отделения.

— Д-да, мистер Малфой, к-конечно, — девушка быстро поднялась на ноги и стремительно умчалась в сторону архива, не оглядываясь.

Говорят, когда бежишь от чего-то страшного, ужасного, то лучше не оборачиваться.

Грейнджер вздохнула. Буря отступила, на смену пришло разочарование.

Её достало так действовать на окружающих. Достало распугивать всех своим импульсивным поведением, своим зловещим взглядом и ледяным голосом, который просыпался от любого неправильного действия со стороны кого бы то ни было.

Это чёртово проклятье на линии её судьбы. Непосильная ноша, которая давила с силой гидравлического пресса на голову, плечи, всё тело. А Гермиона сминалась, как пластилин, не в силах противостоять этому бешенству, болезни, безумию.

— Грейнджер, ты можешь проходить.

Они шли по коридору молча. Далеко идти не было нужды, пункт выдачи зелий был на первом этаже, рядом с кабинетом главного Целителя. Малфой отлично подходил на эту должность.

Ответственный, интеллигентный, принципиальный, надёжный и чертовски внимательный.

Он замечал все. Даже самые малейшие детали. Помимо своей основной должности, Малфой возглавлял отдел, отвечающий за лечение и сопровождение волшебников, пострадавших физически и психологически во время войны.

Такая себе дань, откуп за все злодеяния его отца. Грейнджер знала, что Драко отдал в Мунго почти всё своё наследство. Отстроил здание, внёс коррективы в общую работу, предлагая свои проекты, которые были очень перспективными. Удивительно, что он так быстро достиг таких высот на целительском поприще. Хотя нет. Ничего удивительного в этом не было. Малфой умён и изобретателен.

А ещё Гермиона могла поставить всё своё состояние, между прочим, вполне неплохое, учитывая премию за орден Мерлина на то, что Малфой просто появился в нужное время в нужном месте, предлагая свою кандидатуру на замену целителю Бёрку, который уходил на пенсию в силу своего преклонного возраста.

Он остановился у своего кабинета, открывая дверь и жестом пропуская Гермиону пройти внутрь.

— Пункт выдачи дальше, Малфой.

— Сегодня ты получишь свою дозу в этом кабинете, Грейнджер. Заходи. — его голос был всё таким же ровным и холодным. Ни одной эмоции, ни одного грёбаного намёка на них.

Грейнджер подняла голову и уставилась прямо ему в глаза. В этот момент по спине холодной змейкой поползло знакомое мрачное чувство.

Блять, она просыпается опять, какого чёрта?

Но тело оцепенело. Глаза всё так же утопали в стальных радужках, а нутро клокотало, зарождая смерч, который сожрёт всё, что приглянётся. Внутренности стянуло, завязало, скрутило в тугой жгут, выдавливая через щели густую смолу. А та, как живая, с опаской и предвкушением уже добиралась до глотки, смакуя приближение, подступая ко рту.

Из горла послышался низкий хриплый рык, оповещая о наступлении.

В глазах стало темнеть. И так хотелось, блядство, так хотелось выпустить зверя наружу, дать ему волю насладиться тем, что было так желанно. А желание было одно. Хотелось овладеть телом, которое стояло напротив, манило своим запахом, своей порочностью и таким же громким возбуждением.

Возьми его. Возьми его. Возьми его.

Как грёбаное наваждение, бегущей строкой по