Цена твоей беременности - Майарана Мистеру

Свободной рукой он приподнял мою голову, заставляя смотреть на свое красивое и безэмоциональное лицо.

— Я жду, — напомнил Вознесенский, не прекращая свои посягательства. Нет, он все продолжал и продолжал, вызывая прикосновениями ко мне тяжесть и удушливый жар по всему телу.

— Н-никто... — мой голос дрожит, а сердце бьется очень-очень быстро.

— Врешь, мышка, — опять говорит ласково, обманчиво ласково. — Мне нужна правда и только она. Сколько мужчин тебя трахало?

— Ни сколько! — успеваю сказать прежде, чем мой пульс оглушает меня на миг, едва его пальцы опускают напряженную тугую горошенку, которую до этого терли, и один из них скользнул в меня.

— Черт, — прохрипел он мне в шею. — Какая же ты узкая!

Я задрожала от нахлынувших эмоций: горечь, наслаждение, нотка боли и стыд. Как же мне стыдно!.. Стыдно и... неожиданно приятно. Однако я чувствую себя преданной, причем предала себя я сама, послушно распластавшись на столе.

От вашей активности зависит частота и объем пред. Спасибо!

Мне кажется, что я падаю в бездну. В бесконечную и наполненную удовольствием. Я тону, выплываю для единственного вздоха, чтобы вновь погрузиться в негу.

— Ты течешь, мышка, — прикосновения Дмитрия Сергеевича властные, местами грубые, но плавные, чувственные. Он уверенно берет свое, изводя меня одними только пальцами, хотя я спиной ощущаю его возбужденную плоть.

— Это неправильно! — набрав побольше воздуха в легкие, выпалила я. — Прекратите... пожалуйста.

— Прекратить? — насмешливо переспросил босс. Уже точно бывший. Я сама уволюсь! — Ты уверена, мышка?

Он нажал на какие-то точки... прямо там, и я, не удержавшись, обронила стон. Сразу же закусила губу.

— Точно прекратить? — он надо мной насмехается. Играет, будто куклой.

Я понимаю, что он не увидит, но киваю, не в силах что-либо произнести.

— И так прекратить?

Он осторожно шлёпает по горячей напряженной коже, и я кусаю до крови губы, чтобы сдержать стоны. Если я до этого тонула, то сейчас я задыхалась от чего-то, что переполняло меня.

— Маленькая лгунья, — тихий смех и меня, действительно как куклу, приподнимают, чтобы накрыть губы поцелуем. Жгучим и страстным, будто растопленный шоколад с перцем. Он вторгается в мой рот языком, а внизу его пальцы...

Взрыв! Внутри меня происходит взрыв из осколков звезд, эмоций и терпко-горького запаха первого мужчины, который настолько интимно ко мне прикасался. Я, кажется, кричу ему прямо губы, а он выпивает его, делясь со мной воздухом.

Я немного оглушена, потому не сразу замечаю, что мне холодно. Маленькие мурашки покрывают мое разгоряченное тело, остужая его. Резко открыв глаза, поняла, что я до сих пор лежу полуобнаженная на рабочем столе, а сам босс поправляет свою одежду и смотрит на меня столь холодно, будто бы и не было между нами ничего. Или это я его домогалась и оскверняла его "невинное" тело.

На глазах выступили слезы. То, что было до, не являлось унижением, нет. Он унизил меня сейчас одним взглядом. И я себя почувствовала использованной, потерянной.

— Не вздумай закатывать истерику, — Вознесенский поправил свои запонки и, обогнув меня, поднявшуюся и теперь поднимающую сорванную им же одежду, сел за свой стол, где мы... Где он... А ему словно бы плевать. Мужчина пододвинул к себе какие-то бумаги, вчитался и протянул мне: — Ознакомся и подпиши.

— Что? — я отшатнулась. — Я не буду ничего подписывать. То, что произошло, ничего не значит!

— Конечно, ничего не значит, — он смерил меня ледяным взглядом. — Это было лишь ознакомительное знакомство, Виктория.

Язвительный вопрос "Знакомство с чем?!" я удержала на кончике языка.

— Я не буду ничего подписывать, — я бросила попытки застегнуть блузку, пуговицы которой были безнадежно оторваны, и демонстративно сложила руки на груди.

— Не зли меня, — его голос пробирает до костей. — Мои слова до сих пор актуальны.

Мне дико захотелось расцарапать холеное лицо директора концерна. Смотреть, как на чистой, чуть загорелой и потому золотистой, коже появляются красные борозды, как в ранках появляется кровь. Прямо как он сейчас. Только Вознесенский наблюдает за тем, как ломает мне крылья.

— Договор, — напоминает Дмитрий Сергеевич.

Я, сжав зубы, взяла протянутую мне стопку.

— Можешь сесть, — ленивым жестом он указал на кресла по другую сторону стола.

— Спасибо, — скорее прошипела, чем сказала я, устроившись в мягком нутро мебели.

Первая страничка контракта не несла для меня никакой информационной ценности, потому содержала мои и босса данные, только дата...

"Договор подготавливали заранее", —

поняла я. Заранее! До того, как меня подставили и поймали на "горяченьком"!

— Вы чудовище! — возникшая в голове мысль ужасала. Разве могут так поступать люди? Он все подстроил! Он несомненно все подстроил!

— Помни всегда об этом, — ломая мою жизнь, Вознесенский улыбался. — Ты все равно не сможешь ничего сделать, мышка. Читай, если, конечно, интересно, что тебя ждет, и подписывай. Не трать мое время зря.

Я, сдерживая слезы, чтобы не показывать еще большую слабость этому зверю, принялась за листы, хотя строчки то и дело расплывались. Пробегала глазами по знакомым словам, которые собирались в жуткую картину, где он - кукловод, а я - послушная марионетка.

Итак, вот что "меня ждало": полное послушание, новое имя и опять полное послушание... То есть со мной могут делать что угодно! Пока не надоест, пока я не выполню какое-то задание. Какое - не было написано.

— Вы не можете так со мной поступить, — мне до сих пор не верится, что со мной происходит подобное.

— Как видишь - могу, — обыденным тоном, будто обсуждает погоду, а не мою жизнь, ответил мужчина. — Держи ручку... Аделия.

И я вспылила:

— Я не Аделия! — собрала листки договора в стопку и бросила на стол. Очень хотелось ему в его лицо, но страх не позволил совершить безумный поступок. — И носить чужое имя ни за что не собираюсь! У меня еще сохранились остатки гордости.

— А остатки инстинкта самосохранения? — Дмитрий Сергеевич задал вопрос совершенно спокойно, а у меня по спине прошелся холодок.

Я опустила голову. Ненавижу! Как же я...

— Правильно, мышка, — он усмехнулся и жестко заметил: — Ты будешь и Аделией, и Машенькой, и Дашенькой, если я этого захочу. А теперь подписывай и не показывайся мне на глаза до вечера. Как мы договорились, рабочее место за тобой.

Я зло на него посмотрела и, взяв ручку, расписалась на своей, по сути, закладной. Он мне прощает "ошибку" и предательство компании, а я становлюсь его личной игрушкой. Вот так в жизни происходят изменения: нельзя доверять людям и нельзя быть слабой, иначе... Иначе загрызут, не оставив даже костей.