День Сэма (сборник) - Влад Маврин

Очень редко, когда приходили все или даже почти все, но кто-то из нас всё же приходил обязательно. Редко, когда мы приносили Сэму цветы, денег на это как-то не находилось, но поминали его всегда. Мы больше не грустили, приходя к нему, а обменивались новостями, хохмили и порой наш смех звучал слишком громко и неуместно. У Сэма встречались те, кто в силу разных причин и обстоятельств не виделись по нескольку лет. Это было определённое время и место, где мы возвращались в наше прошлое.

Всякий раз, приходя сюда, мы видели оставленные на его могиле цветы. Могила была прибрана, родители приходили всегда раньше нас. Удивительно, мы ни разу за многие годы так и не повстречались с ними. К тому же через некоторое время Евгения Максимовна с мужем куда-то переехали.

Встреча с родителями Сэма случилась через двадцать пять лет после его гибели. В тот день мы, наверное, впервые приехали на кладбище раньше их. Дата была круглая, поэтому почти вся «Артель» была в сборе. Наши «девчонки» принесли цветы, мы выпивку. Декабрь стоял не холодный, а снегу было много, как тогда, и нам светило тусклое зимнее солнце. Расходиться не торопились, многие, особенно девчонки, давно не виделись. «Поминовение» Сэма было в разгаре, когда мы заметили подошедшую к нам пожилую пару – это были его родители. Мы это поняли сразу, ведь мы их знали всегда людьми пожилыми. Тогда для нас, шестнадцатилетних, наши родители сорока с лишним лет казались уже безнадёжно старыми, а сейчас мы сами стали их ровесниками. Они не сразу поняли, кто мы. А когда признали, отказались верить своим глазам. Это было непостижимо, что к их Сашке, спустя двадцать пять лет, пришли его товарищи-одноклассники, пришли людьми врослыми, сами уже родители таких же детей, какими были они тогда. Их Сашке, нашему Сэму, была дана слишком короткая жизнь, но очень долгая память. В тот день мы как бы вернули им сына на какие-то короткие, но радостные минуты свидания с его тогдашним миром. И они были нам благодарны за это. А мы это бессознательно поняли и были счастливы.

Прошло ещё несколько лет, и мы увидели, прийдя к Сэму, ещё одно имя, выбитое на камне – имя его матери. Для скамейки места больше не было, всё занимал большой и красивый цветник.

Жизнь продолжала катиться, разматывая череду событий, как радостных, так и грустных.

Страну потрясали перемены. А у наших детей появились уже свои дети. Не стало уже троих из нас. Нет уже Таньки, Маркиза и Харки. Но, странное дело, поминать их – наших друзей – мы приходим на могилу Сэма.

Смотрю на часы, уже четыре ночи, значит – двенадцать дня в Москве. Хорошо, что я так и не ложился спать. Наверняка не встал бы. Пора звонить, они уже все там. Там – это на Кузьминковском кладбище у могилы Сэма. Мобильники, конечно же, есть у всех, но номер я знаю только Фукса. Фукс должен быть там наверняка.

– Фукс, привет! Не узнал, что ли? Как я вас вычислил. А?!

– Кутя, ты? Ну ты даёшь! Угадай с трёх раз, где я и с кем?

– Балда ты, Лексеич, на календарь взгляни, у нас ведь тоже пятое декабря, ночь только… Кто с тобой?

– Кутя, вот мы здесь стоим у Сэма тёплой компанией: Шеф, Майк, Рыжий и я. – По голосу чувствую, что встреча в разгаре. – Погода великолепная, снега никакого, температура много выше нуля не только вокруг, но и внутри нас. И вспоминали только что вас с Пупсиком. Как вы там?

– Всё нормально, Пупсик спит, ведь ночь ещё у нас. А я решил позвонить прямо сюда, чтобы мы были сегодня все вместе. Всё-таки сорок семь лет! Ну, как там?

– Как тут? Здесь теперь полный комплект… Батя Сэма умер, Владимир Михайлович…

Похоронили его недавно в эту же могилу. Упокоились они наконец… Все…

А дальше по кругу:

– Кутяся! Фраер ты, мог бы и подлететь! – Это Майк. Для него десять тысяч километров – прогулка. Он всю жизнь по командировкам.

– Кутинька! – Так ласково меня зовёт только Шеф. – Как же мы все по вас скучаем. Приехали б, что ли, повидались бы. Как там Пупсик?

– Кутя, привет! Тысяча лет как я твою морду не видал! – Это Рыжий.

– Ты, Рыжий? – В ответ довольное хмыканье. – Я ваш, но я уже не Рыжий, а Седой! Это Вадик, Вадим Николаевич, как всегда – прозой и стихами. Единственный среди нас пишущий человек.

– Между прочим, Вадим Николаевич, кто-то обещал лет тридцать тому назад написать повесть об «Артели»! – съязвил я.

– О ком писать? О негодяях, жалких и ничтожных личностях, как вы? А потом, в кризис не очень-то пишется. – В этом весь Рыжий…

– Смотри, Вадим Николаевич, а то я сам тряхну стариной. Конечно, на повесть или же роман меня не хватит, но на рассказ – пожалуй.

– А что, Кутя, и название небось придумал? – ревниво поинтересовался Рыжий.

– Кажется да – «День Сэма».

Моя ненормальная мамаша кокнула меня, когда мне не было и четырёх месяцев. Ну просто полный отпад. Я мог ожидать чего угодно от этих козлов – моих будущих родителей, но только не этого. Я до сих пор не могу прийти в себя от их хамства. Нет, это надо же?! Я ждал своего появления хренову тучу лет: очередь кошмарная, о том, чтобы прорваться без очереди – об этом можешь забыть. Кому охота париться в этом грёбаном отстойнике дольше положенного в ожидании, когда тебя призовут снова. Здесь нас – тьма тьмущая, не сосчитать. Делать нечего – одни воспоминания. Да и они похожи. Только время да места разные, а так – считай всё одно и то же: родился, пожил – и привет, опять загорай. Хотя иногда бывают интересные появления, но это редко. В общем. живёшь всего лишь миг, а потом томишься здесь вечность.

А ведь начиналось всё вроде бы совсем не плохо. Когда меня призвали в очередной раз, я был рад до потери пульса. Всё было чин-чинарём: объявили точное время и место выхода, присвоили пол – дали мужской на этот раз. Тоже здорово, а то последние два появления я была женщиной – тоже не сахар: рожать надоело. Да и прожила я тогда, особенно в предпоследний раз, всего ничего – двадцать четыре года. От родов и померла тогда. Ну да время было тревожное, неспокойное: соседнее племя пихуаков враждовало с нами. Редкий год без войны. Я тогда была шестой женой вождя, и он меня очень выделял. Ему нужны были воины, и я рожала ему почти каждый год. И всё мальчиков. А на седьмом ребёнке сломалась – ушла. Да и как не умереть, когда вещунья наша даже рук своих не помыла, когда ко мне полезла.

Так что с полом на этот раз было всё в порядке – я должен был стать мужчиной. Мужской геном закодировали правильно. Ну, думаю, всё в полном ажуре: осталась последняя процедура – снабдят кариотипом и на выход. Кариотип, оказывается, штука не менее важная, чем всё остальное. Это совокупность признаков полного набора хромосом. Что, непонятно? Это я сейчас стал всю эту ерундистику понимать. А тогда я в этом ни бельмеса не просекал тоже.

Короче, когда они закодировали этот самый кариотип, мне вместо сорока шести положенных хромосом всадили, уроды, сорок седьмую. Как они это прошляпили – ума не приложу. С тем и задышал.