Золотая тьма - Мария Петренко

Кадриль давно сменилась мазуркой, вот и она уже подходила к концу. В этот момент скучающе-томный взгляд Алексея остановился на входящих в залу гостях: среднего роста мужчину в дорогом костюме и при часах, утончённую строгую даму с ним и совсем юную красавицу, смущённо опустившую глаза. Заметив на себе чей-то интерес, она подняла голову и мягко проскользнула мимо, слегка повернув тонкую белую шею.

"Какая молодая прелесть… И тут же отвернулась, как обидно. Наверняка, у папеньки денег куры не клюют, как на торги разоделись. Но дочка ничего…"

Знакомый вальс донёсся до ушей Алексея, и он решил не терять более времени понапрасну, раз шанс плывёт ему точно в руки, медленно форсируя между кавалерами, разлетевшимся в поиске дам для танца. Кого-то он задел, кого-то бесстыдно толкнул, но…

– Добрый вечер, miss, – он подал девушке, зацепившей его внимание, руку. – Не будете ли вы так любезны подарить мне этот вальс?

Девушка покрылась румянцем под его улыбкой и ответила на приглашение согласием. Алексей довольно усмехнулся и вывел партнёршу в центр зала, аккуратно кладя ладонь в белоснежной новой перчатке на её талию. Пары закружились под лиричную музыку.

– Не сочтите за грубость, что я, не будучи представленным, имел наглость пригласить вас. Мы с вами, чуть вы вошли, пересеклись взглядом, и, – он улыбнулся, – я никогда не простил бы себе, если бы кто-то из господ украл вас на этот вальс у меня.

– Я ничего и не подумала… – девушка стеснительно отводила взгляд. – Ко мне никто и не успел подойти, вы были первым.

– Будьте уверены, выбор кавалера у вас был бы велик. К такой красавице сошлась бы добрая треть залы.

Кремовые складки пышного платья кружились вокруг ног Алексея, музыка разливалась по его душе вместо шампанского, а взгляды гостей тешили самолюбие.

– Как ваше имя? – он мягко смотрел партнёрше прямо в глаза.

– Анна… – девушка застыла под его взглядом и остановилась, завершая танец.

Граф медленно поцеловал девушке руку и повёл её к родителям. Те разговаривали с иными гостями, окружавшими их со всех сторон вместе с ещё совсем юными сыновьями в ефрейторских погонах.

– Мама, папа! – Анна улыбнулась родителям.

Те обернулись на голос дочери и упёрлись глазами в молодого мужчину, подвёдшего её к ним. Гости последовали их совету и поняли, что пора расходиться и уводить сыновей.

– Капитан Ростовцев, – Алексей протянул руку отцу девушки, – Алексей Иванович. Стоило представиться ранее, но я боялся упустить возможность пригласить вашу дочь на вальс, – он окинул оценивающе-презрительным взглядом всё ещё стоящих вокруг гостей.

– Граф Ростовцев, значит… – мужчина пожал ему руку. – Михаил Степанович Милютин. Моя жена, Ольга Петровна. Моя дочь…

– Мне уже было представлено, – Алексей обворожительно улыбнулся. – Рад познакомиться.

Недовольные и поражённые юноши разошлись, шепча родителям: "Я не знал", "Конечно, он выше", "Ну почему?". Алексей победно улыбнулся и вновь посмотрел на Анну: на блестящие глаза ей упала волнистая русая прядь, которую девушка поспешила убрать.

27 декабря 1895 года

Как я уже писал, тот бал, на который меня утянул болтливый остолоп, встреченный совершенно непреднамеренно в Исаакиевском, окончился для меня скорее не концом, а неким началом. Ваш покорный слуга уже приглашён на ужин в дом Милютиных, стоит лишь отыскать цветы в этой холодрыге.

Их дочь так нежна и прелестна. Она напоминает мне цветок миндаля: вся белоснежно-розовая, невероятно хрупкая и манящая. Она не заговорила со мной более на балу, только представилась и растворилась в пустых беседах. Но не со мной. Признаюсь честно, это задело моё самолюбие; я отпугнул этих несчастных мальчишек, но и тогда ей не захотелось вести разговора со мной.

Меня привлекает её незаинтересованность во мне, в этом есть нечто особенное и непривычное для меня. Считая такие происшествия, я свободно смогу уместить их дважды на пальцах одной руки, и один из них останется вольным.

Думаю, я смогу изменить её мнение обо мне, и тогда раздумывать о необходимости бесед будет эта юная прелестница.

Зимние неубранные улицы отчего-то нагоняли тоску. Днём Петербург не был так ярок и привлекателен: цветные краски сменились за ночь серыми. Зимний холодный воздух старательно запирал не только двери и окна, но и лёгкие и ноздри.

Алексей недовольно ожидал экипаж, морща нос и пытаясь спрятать его за меховым воротом пальто. Шуб он принципиально не носил, чем немало удивил на балу Анну, увидевшую его скромное верхнее одеяние.

– Вы не замёрзнете? – девушка мило улыбнулась.

– Не беспокойтесь, не замёрзну, – Алексей красивым движением поправил пальто, дёрнув плечами. – Вас что-то привело в смятение?

Девушка кивнула головой на остальных гостей мужского пола, облачающихся в тяжёлые шубы, в которых, кажется, можно было закопать себя в снег на сажень.

– Я не переношу шуб, – офицер холодно, но приветливо улыбнулся. – Прозвучит глупо, но я жалею пушнину.

– В вашем пальто тоже есть мех, Алексей Иванович, – девушка усмехнулась.

– Однако его гораздо меньше, чем в полушубке вашего папеньки, Анна Михайловна, – он подмигнул девушке и вышел на улицу.

Сейчас карета трясла его меховое пальто и пышные розовые гортензии, перевязанные бархатной белой лентой на другой конец Петербурга. Отец всегда учил Алексея, что при выборе цветов необычайно важны две вещи: цвет и возраст.

– Взрослой madame решительно всё равно, какие цветы ей преподнесёт молодой кавалер. Ей не так важен их цвет, сколько цвет твоего мундира. Но если твоей даме сердца едва за шестнадцать, никаких иных цветов, кроме нежнейших розовых и белых, её дом и родители не потерпят.

– Ты дарил маме цветы? – маленький Лёша грустно посмотрел на отца.

– Сейчас я дарю ей их гораздо чаще, чем раньше, сынок. Не повторяй отцовских ошибок, чтобы жалеть не пришлось, как мне…

Уже в настоящем Алексей помрачнел, хотя и раньше не был особо весел. Не то привычная для всего города серая тоска, не то собственная неожиданно напавшая хандра вызвали в нём сомнения: стоило ли вообще выбираться из гостиницы?

Имение, к которому привёз его кучер, было немногим больше того, где офицер был удостоен чести познакомиться с Анной. Видно, богачей в Петербурге гораздо больше, чем можно было предположить. Вытянувшееся в три этажа, будто нарисованное светлой пастелью широкое имение едва было различимо за густым туманом и метелью.

– Господин Ростовцев? – низенький коренастый дворецкий бесстрашно вышел из входных дверей.

Алексей последовал за ним, щуря глаза от снега. Внутри горели свечи, радушно звенели тарелки, и хозяева, казалось, не замечали своего гостя, спускаясь по широкой лестнице.