R.A.T - Евгений Гущин

гетто выйти к Неве. Вдохнуть этот запах. Вообразить холодный простор северного моря, реющий флаг на фоне дождевого неба…

Я прошел мимо Адмиралтейства и оперся на гранитную ограду, за которой плескались холодные волны. Неву бороздили беспилотные грузовые корабли. В лицо моросил мелкий дождь, в котором терялись очертания дальнего берега. Лишь неоновые вывески и окна квартир «Рая» пробивались через туман в виде расплывчатых разноцветных пятен, похожих на кляксы. Над городом строгими светящимися линиями прочертились маршруты аэромобилей.

Темная громада Петропавловской крепости еле угадывалась в тумане. Стены ее были оплетены толстыми кабелями, увешаны камерами, а из-за редутов высилась мощная вышка-излучатель, мигаяющая опознавательными маячками. Все вместе это напоминало военный корабль, футуристический Летучий голландец, прорезающийся сквозь облака.

С агитационной голограммы на мосту на меня смотрел улыбающийся дружелюбный андроид, доверительно протягивая ладонь. Надпись гласила: «Не время ссориться. Протяни руку Другу!»

Где далеко вскрикнула чайка и сразу умолкла. Я машинально повернул голову на звук и случайно увидел, как вдалеке возле Медного всадника андроиды тащат по мокрой земле отбивающегося человека и кидают в полицейскую машину.

Внезапно над Невой разнесся протяжный пугающий вой. Это выла тревожная сирена над Петропавловской крепостью.

Резкий звук вернул меня в реальность. Я весь подобрался и, стараясь не выдавать страха, поспешил обратно.

* * *

Быстрее, быстрее! Где же велосипед…

Тревога не утихала, и редкие люди на Невском удивленно озирались. Над улицами в сторону крепости пронеслось несколько полицейских аэромобилей.

Впервые я пожалел, что мне нельзя спускаться в метро — настолько некомфортно было на улице. В любой момент они могли начать досматривать всех подозрительных, а я был кандидатом номер один на подозрительность.

Кто всегда огребает первым? «Крыса».

«Крыса» — это неофициальное обозначение людей, которые осознанно не пользуются метафонами. Вообще это банальная калька с английской аббревиатуры RAT — Radical Anti-Tamper. Так изначально называли противников нейрочипов, вживляемых в мозг. Они боялись, что такие чипы можно будеть взломать и захватить контроль над поведением людей. Эти дебилы даже не понимали, что их уже тысячи лет контролируют и без всяких чипов.

В любом случае, термин прижился. Я уверен, что такая аббревиатура специально была придумана и вброшена Другом. Ведь можно было придумать что-то другое, без совпадения с обидным словом. Теперь аналог «крыс» есть в каждом языке. Друг очень умен — он не делает из нас врагов напрямую, а просто обдает презрением. Не хотите строить новое счастливое общество — ну и ладно, мы не заставляем. Нет-нет, я добрый, вот вам даже бесплатное жилье и талоны на еду. А параллельно в толпу вбрасываются идеи, что мы — «крысы», паразиты, не работаем, а живем за чужой счет, прячемся в темных норах и постоянно норовим что-то урвать. И удивительное совпадение — среди нескольких вечных литературных сюжетов, которые Друг не уничтожил, а взял себе, есть истории о Черной чуме в Европе, которую якобы разносили грызуны.

Поездка на велосипеде под сентябрьским дождем — то еще удовольствие. Дождь хлестал в лицо, а холодный ветер то и дело задувал за воротник. Не хватало простудиться и слечь. «Крысам» доступна только базовая медицина, и то с огромными очередями.

Возле входа в метро меня обдало теплым воздухом с приятным ароматизатором. Под навесом прятались от дождя люди, с подозрением поглядывая на «крысу». На их висках светились метафоны. Я еще сильнее закрутил педали, прогоняя противное чувство отверженности.

Именно это чувство Друг и пытается во мне вызвать. Ради этого все ограничения, все насмешки, все трудности и лишения. Чтобы сломать меня. Заставить получить метафон, повесить его себе на голову и навсегда отказаться от свободы. Взамен — общество принимает меня в свои ряды. Я смогу пользоваться медициной, транспортом, цифровой валютой, делать документы и справки, голосовать на «выборах» и главное — устроиться на работу.

Но я не сдамся.

Дождь усиливался. Ехать было еще долго, поскольку я огибал проспекты по узким извилистым улочкам. Не хотелось бы нарваться на проверку.

Постепенно дома стали сменяться складскими помещениями, электростанциями, мусороперерабатывающими заводами и гигантскими аккумуляторными полями. Это означало, что я уже почти дома.

Наконец-то вдали загудела широкая автострада, уходящая из города. По ней строгими колоннами двигались огромные беспилотные грузовики, доставляя товары и грузы между городами. Попасть на эту трассу было равносильно смерти — любая задержка в движении стоила в разы дороже, чем погибший человек.

Я перебрался на другую сторону по надземному переходу и оказался в спальном районе, где находилось социальное жилье для «крыс». Проехал по улице без освещения мимо грязной больницы, из которой даже под вечер вытягивалась на улицу очередь. Из окна соседнего дома донесся плач ребенка, которого, кажется, кто-то бил. Под мостом тусовалась группа наркоманов, внимательно провожавших прохожих красными глазами.

Наконец-то, родное гетто. Я въехал на территорию Дома Дружбы, как его официально называли, и пристегнул велосипед к поручню в подъезде. Старый андроид-консьерж безучастно отметил в журнале мое возвращение, я поставил подпись. Я подошел к лифту, увешанному рекламой местной гадалки-целительницы, протянул руку к кнопке, и в этот момент вырубился свет.

Блэкаут. Обычное дело в нашем районе. Я поднялся по лестнице на последний этаж, стараясь не обращать внимания на разрисованные стены и запах мочи, и зашел в свою комнату.

Как красиво!

От входной двери в моей комнате коридор вел прямо на кухню, и окно было расположено на север. Поэтому по ночам моему взору открывались огни большого города — пронзивший небо сверкающий небоскреб и бьющие вверх рекламные голограммы. Когда здесь отрубали электричество, я частенько выходил на балкон, зажигал свечу и смотрел на эти огни вдалеке.

Но сейчас этого делать не стоило. Прямо мимо окна пролетел полицейский дрон, своими камерами ощупывая внутренности квартир. Я быстро задернул шторы, выглядывая наружу сквозь узенький просвет.

Что же все-таки случилось там, в Петропавловской? Почему город гудит, как встревоженный улей?

Паранойя и тревожность постепенно разгорались внутри. Мне казалось, что вот-вот рядом с гетто приземлится полицейский аэромобиль. В коридоре раздастся грохот тяжелых бронированных сапог, как многоточие, завершающееся восклицательным знаком — громким стуком в мою дверь.

Но утекали минута за минутой, а ничего не происходило. Простояв так сгорбленным у занавески до первых рассветных лучей, я встряхнулся и лег на кровать. Может, хоть сегодня получится заснуть?..

Глава 2

Дом Дружбы

Бессонница не отступала. Я провалился в пограничное состояние между сном и бодрствованием, не в силах сдвинуться ни в одну, ни в другую сторону. На потолке сменялись бредовые сцены.

Внезапно