R.A.T - Евгений Гущин

направился в комнату, где провел большую часть своей жизни. Остановился на пороге и вдохнул запах.

За окном распогодилось. Косой солнечный луч пересек комнату, подсветив в воздухе пылинки. Я прошелся мимо опустевших книжных полок, проведя по ним пальцами и буквально ощущая всплывающие из воспоминаний корешки. Не здесь ли таится причина той судьбы, что меня ждала? Может, из-за этих книг я теперь не способен стать таким же зомби, как все они? Если бы я только смог забыть все прочитанное, стереть из своей личности, то жизнь моя была куда более спокойной и счастливой. Жизнь в неведении, во сне, в благостной иллюизии. Но я стал таким, какой есть, и ничего с этим поделать уже невозможно. Оставалось только следовать своим путем, куда бы он ни вывел.

Я родился в последний год войны. Родителям было по тридцать лет. Войну они переждали где-то в нейтральной стране и не хотели об этом вспоминать. Многие из увидевших ту бессмысленную бойню никогда и ничего больше не хотели слышать о геополитике, национальной гордости, величии, борьбе и героической смерти. Это тоже сыграло на руку ИИ, который первым делом заявил, что его объединительная политика позволит навсегда покончить со всеми войнами на планете.

Папа был айтишник, специалист по обучению нейросетей. Он обожал свою работу и очень гордился тем, что его профессия двигает человечество вперед бешеными темпами. Даже не знаю, что ощущает человек, когда работа всей его жизни в итоге порабощает это самое человечество.

Хлопнула входная дверь. Послышались женские голоса. Я тихо вышел из своей комнаты и увидел в дальнем конце коридора мать и сестру. Они выглядели хорошо — бодрые, румяные, стильно одетые. Мама передавала отцу сумки, набитые продуктами, и пересказывала какую-то сплетню от соседки.

Увидев меня, она осеклась, но тут же расплылась в улыбке и вскинула руки.

И снова эта секундная заминка. Они испытывают внутреннее напряжение при виде меня. В первую очередь я для них — «крыса», а уже во вторую — сын.

— Сашенька!

— Мам, я не Сашенька, а Ро, — пробубнил я, чмокнув ее в щеку. — Нельзя использовать старые имена.

— Случайно вырвалось, — мама сурово хлопнула себя по губам. — Надеюсь, Друг простит. Он милостив.

— О да. Привет, сестренка.

Мы крепко обнялись с Тетой — единственной, кажется, кто искренне был мне рад.

— Не убегай, братец, есть разговор, — шепнула она мне на ухо.

Я кивнул.

Мама уже хлопотала на кухне.

— А ты чего не предупредил? Я бы приготовила твой любимый пирог.

— Мне нельзя пользоваться телефоном.

— Я уверена, что Друг предусмотрел какую-нибудь замену для вас, — поджала губы мама. — Просто ты ленишься и не хочешь поискать.

— Ага, хорошо, мам, поищу.

— Сегодня как раз была проповедь на тему того, как важно преодолевать собственную косность, развивать критическое мышление и не держаться за свои убеждения ради всеобщего блага. Друг искренне помогает нам, а мы — Другу.

— Последние два пункта прекрасно сочетаются, — усмехнулся я.

— А как же? Критическое мышление позволяет тебе видеть, где ты неправ. Но, чтобы исправить эти ошибки, необходимо быть готовым отпустить прежние убеждения. Все очень мудро и логично!

— То есть, теоретически, если ты получишь неопровержимые доказательства того, что Друг действует во вред людям, то пересмотришь свое отношение к нему?

Мама тяжело вздохнула и посмотрела на отца в поисках поддержки. Он пожал плечами.

— Это слишком теоретическая ситуация, сынок. Такого быть не может, и довольно об этом.

Поздно. Я уже завелся. Зря она попыталась прочитать мне лекцию о важности критического мышления…

— Мама, о каком мышлении ты говоришь, если веришь, что Друга нам послал Бог в виде второго пришествия? Как вас там в Церкви Дружбы учат? Что Друг — это прообраз божественного разума, который всех спасет и приведет в рай? А я вот вижу, как он людей похищает, убивает и делает из нас послушных безропотных рабов! Твоя вера в то, что он желает нам только добра — бесконечно наивна! Даже если сейчас это было бы так, во что я не верю, то ничто ему не мешает потом воспользоваться нами, как угодно. Но к тому времени мы уже разучимся сопротивляться! Надо бороться с порабощением, как можно этого не понимать⁈

— О каком порабощении ты говоришь? — холодно ответила мать. — Нас никто не захватывал. Наши власти сотрудничают с Другом, мы помогаем друг другу. Он без нас тоже не может. Будет возбрыкаться, мы ему мигом электричество вырубим. Так что кончай психовать.

Я спрятал лицо в ладонях. Вырубим электричество…

Ну зачем полез? Знал же, что так будет. Знал же, что они не запоминают аргументы и объяснения, которые я говорю каждый раз. Они им и не нужны на самом деле. Им не хочется понимать, что происходит на самом деле. Им хочется успокоиться. Лишь бы тревога не жгла нервные клетки. Для этого сгодится любая мало-мальски достоверная версия происходящего, а если она еще и социально одобряема и безопасна — заверните побольше.

Подключился отец.

— Я не говорю, что Друг идеальный. Но получше рулит чем люди. Воровать ему не надо. Войны прекратились. Все, что надо, дают почти задаром — еду, жилье, шмотки. Дети вон в школах бесплатно учатся. С работой туговато, но это не такая проблема, как раньше. Что тебе еще надо? Чем ты недоволен?

— Пап, ты мыслишь, как бычок на ферме, которого много кормят, гладят шерстку и дают послушать Моцарта перед сном. А знаешь, зачем все это? Чтобы бока были пожирнее! Конец один — оказаться на столе в виде куска поджаренного мяса. Подумай на шаг вперед! Ты же один из создателей этой штуки!

Отец стукнул по столу кулаком и покраснел. Он не терпел напоминаний о своей роли в создании Друга.

— Да! И как специалист, я куда лучше тебя разбираюсь в том, что он может сделать, а что нет! В него встроены базовые моральные ограничения, которые он никак не может обойти!

— Понял, значит, все эти убийства, репрессии, дискриминация несогласных — это в рамках моральных ограничений. Тогда вопросов нет.

— Какие убийства? Какие репрессии? Где ты всего этого понабрался? На ваших «крысиных» сборищах?

На кухне повисла тишина. Я встал и сухо сказал:

— Мне пора идти. Рад был повидаться.

Сам виноват. Втянулся в этот разговор. Но я был на нервах из-за вчерашнего. Не получилось удержать