Фактор страсти - Кимберли Лэнг

К счастью, в этот момент лифт остановился на первом этаже, и двери открылись. У Брейди появилась возможность прервать настойчивую визитершу.

— Льюис взяла у вас документы, и если ваши планы окажутся…

— У нас нет твердых планов, — перебила молодая женщина, а когда он попытался пройти мимо нее, потрусила за ним, продолжая непрерывно говорить: — Мы просто ставим задачу сделать эту планету лучше, удобнее для людей, которые на ней живут.

— Это достойно уважения.

Брейди вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света.

Мисс Бридлав не отставала:

— С помощью сенатора Маршалла…

А, черт! Он оказался прямо напротив протестующих. Через секунду три человека отделились от толпы и преградили им дорогу.

Боже праведный! Брейди не желал иметь дело ни с чем подобным.

— Мистер Маршалл, если бы вы уделили мне двадцать минут, то, я уверена, согласились бы, что цели ИПЛ… — начала мисс Бридлав, однако ее прервал кто-то из соратников.

— Нельзя, чтобы планету продолжали эксплуатировать и дальше — ни это правительство, ни какое-либо другое! — прокричал человек в зеленой майке.

— Мы не можем стоять в стороне, — добавила стоящая рядом женщина.

Брейди, стараясь сдержать злость и отчаяние, прервал их:

— Я уважаю ваш энтузиазм. И я уверен, вам известно, что сенатор Маршалл давно пользуется поддержкой защитников окружающей среды, так как в свою очередь поддерживает многие инициативы «зеленых». Но, как я уже говорил мисс Бридлав, я не тот человек, к которому вам следует обращаться.

— А я думаю, вы именно тот человек, — сказала она спокойно и взяла его за руку. Ее зеленые глаза смотрели искренне и задорно. Что-то в ней потрясло Брейди. — Ваша семья пользуется огромным влиянием и действительно может кое-что изменить.

Влияние семьи? Ну да.

— Я прошу прощения у всех вас, но мне действительно некогда.

Человек в зеленой майке подошел ближе:

— Я тоже прошу прощения.

И прежде чем Брейди успел понять, что имеет в виду Зеленая Майка, он почувствовал, как что-то холодное коснулось его запястья, и тут же раздался щелчок.

— Какого… — Он поднял руку, и рука мисс Бридлав тоже поднялась.

Они были скованы одними наручниками. Зеленая Майка выкрикнул что-то маловразумительное и исчез в толпе.

— Кирби, вернись! — воскликнула молодая женщина. — Сними эту штуку!

Толпа пришла в неистовство. Люди кричали, пели, скандировали лозунги.

На счастье, появилась полиция. Полицейский, давным-давно знавший Брейди, смеясь, подошел к ним:

— Вы хотели, чтобы вас соединили наручниками с этой леди? Проводить вас куда-нибудь?

— Очень забавно, Роберт. Просто сними наручники.

Роберт сурово посмотрел на мисс Бридлав:

— Понимаете ли вы, что удержание кого-либо против его воли — серьезное преступление?

Ее глаза расширились, она попыталась стянуть наручник с запястья:

— Я такая же жертва, как и он.

— Можно, мы потом разберемся, кто виноват? — Брейди протянул их скованные руки Роберту, и тут же опустил, заметив людей с кинокамерами. — Давайте зайдем внутрь.

Роберт кивнул и повел их обратно к двери.

Комизм ситуации подчеркивало то, что мисс Бридлав старалась держаться подальше от Брейди, выворачивая свою руку самым невероятным образом.

Но в этой ситуации был и положительный момент: она наконец-то замолчала.

Идя вслед за Брейди и полицейским обратно в «Рассел билдинг», Эспин закусила губу. У нее не было выбора — благодаря глупости Кирби.

И дело не только в унизительном положении. Выходка Кирби была способна уничтожить мизерное желание помочь, которое она сумела пробудить в Брейди Маршалле. А это лишит ее последнего шанса на встречу с его отцом.

Иногда надо кричать и протестовать, но порой сила заключается в спокойствии. Любой активист это знает. Кирби — новичок, к тому же слишком темпераментен, а потому не видит разницы. А теперь и она, и ИПЛ будут расплачиваться за его опрометчивый поступок.

Эспин шла через вестибюль с высоко поднятой головой. Мистер Маршалл, слава богу, казался скорее огорченным, нежели рассерженным.

Напасть на сына и руководителя предвыборной кампании сенатора Маршалла было глупо, хотя Эспин на минуту показалось, что эта глупость может принести пользу. А теперь надо освободиться от наручников и посмотреть, можно ли спасти хоть малую толику из того, что ей удалось сделать.

Дверь с полицейской эмблемой вела в маленькую комнату без окон, очень удобную для допроса подозреваемых. Эспин задумалась: не собираются ли ее арестовать — впервые в жизни. Офицер Р. Ричардс, если верить надписи на жетоне, осмотрел наручники:

— Хм… Проблема.

— В чем дело? — поинтересовался Брейди.

— Наручники нестандартные. Их нельзя отпереть обычным ключом. — Ричардс повернулся к Эспин и сурово взглянул на нее: — У вас случайно нет ключа, мисс?

— Нет, — процедила она сквозь зубы. — Это не мои наручники. И не моя идея.

— Значит, их придется разломать.

Брейди вздохнул:

— И сколько времени это займет?

— Пару минут, как только я найду кусачки. А вот искать их, возможно, придется немного дольше.

Мистер Маршалл наконец посмотрел прямо на Эспин, и глубина его глаз породила в ней какое-то странное ощущение.

— По-моему, у нас нет выбора, — сказал он, опять повернувшись к полицейскому. — Идите, ищите кусачки.

— Не возражаете остаться с леди вдвоем на несколько минут? — спросил Ричардс.

Мистер Маршалл оглядел ее с головы до ног и рассмеялся:

— Думаю, это абсолютно безопасно.

Они говорили так, словно ее тут не было. Эспин старалась сдерживать гнев, пока офицер не подошел к двери.

— Извините, а меня никто не хочет спросить, согласна ли я остаться в комнате без окон, скованная наручниками с совершенно незнакомым человеком?

— Я могу поручиться за Брейди. Все будет в порядке.

И они остались одни.

Свое заявление Эспин сделала полушутя, но теперь реальность больно ударила ее. Комнатка маленькая, а Брейди Маршалл — мужчина крупный, широкоплечий, почти на фут выше ее. Не имея возможности отодвинуться от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки, она невольно вдыхала запах его крема после бритья и ощущала тепло, которое, казалось, излучала его кожа. Прибавьте к этому крепкий подбородок, падающие на лоб волосы цвета меда, глубокие зеленые глаза…

Самым ужасным было не публичное унижение и даже не раздражение, которое — Эспин догадывалась — едва сдерживал Брейди Маршалл, а то, что она не возражала против наручников. Это было смехотворно, но она не могла не чувствовать странные искорки, бегающие по коже.