Записки остраннённого - Я. Нелитов

Как бы то ни было, а в нашем счете у Онегина уже третье «штрафное очко». (Или всё же у Пушкина?..)

Однако – явление второе. Входит Ленский. Семнадцать лет. Тоже богат. Тоже красив. Тоже круглый сирота. Во всем же остальном – полная противоположность Онегину: образован, знает и любит немецкую классическую философию, поэзию Шиллера и Гёте, сам пишет стихи. В чем истоки таких сильных различий? Так ли радикально отличались детство и отрочество Ленского от детства и отрочества его будущего друга – или дело во врожденных качествах? Похоже, ни то, ни другое. Главная причина – во влиянии самого Пушкина. Никуда нам от этого клише не уйти: Александр Сергеевич и правда раздарил частицы своей неисчерпаемо разнообразной личности трем героям романа. И подростковая романтика его целиком досталась Ленскому вместе с образованностью. Ладно, пусть так. Но откуда взялся Ленский – однолюб?! Хотя… Давайте будем читать внимательнее: у Пушкина мелочей не бывает. «Его душа была согрета // Приветом друга, лаской дев…» Гм! Гм! Читатель благородный, как это: душа согрета лаской дев? Ай да Пушкин… Но – мы ведь в роли зануд. Так что Ленскому – первое «штрафное очко». И сразу же, чтобы два раза не вставать: «Но Ленский, не имев, конечно, // Охоты узы брака несть…» И снова – гм, гм. Ибо: «Он весел был. Чрез две недели // Назначен был счастливый срок // И тайна брачныя постели…» Этот самый срок – через несколько дней после именин Татьяны, то есть зимой, примерно через полгода после приезда Владимира в свое имение. Ничего не поделаешь – календарь есть календарь. Так что, «Ленский – два».

Идем дальше. Владимир Ленский, говоря суконным школьным языком, – герой скорее положительный. Особенно – на фоне Онегина. Однако отношение автора к этим «от делать нечего друзьям» может натолкнуть на совсем иные мысли. Судите сами. Стали бы в пушкинском – лицейском! – кругу уважать человека, в описании которого значатся: нелюбовь к поэзии и к литературе вообще, неумение и нежелание делать что-либо полезное, «гениальные» способности к холодному разврату и постоянное применение этих способностей на практике. Ох, вряд ли. Куда охотнее в тот круг был бы принят Ленский. Однако ни в одной строке романа Пушкин не позволяет себе иронии по отношению к Онегину – даже после крайне неприглядной истории с дуэлью. Осуждение – да. Но не сарказм. Чего никак не скажешь об отношении автора к Ленскому. Ирония по его поводу слышна в интонациях автора регулярно. А уж по поводу его стихов… Впрочем, разберем и это.

«Всегда восторженная речь». Что же, буквально? Именно так – всегда? Тогда снова – гм! Дальше – больше: «Он сердцем милый был невежда». Да, да – милый. Но все-таки невежда! Что ж так-то? После Канта, Шиллера и – стократ – после Гёте! Да прочитал ли он их хоть немного всерьез? И – что? Продолжал «подозревать чудеса»?..

Неужели Ленский – это и правда упрощенный до полупрозрачности сам Александр Сергеевич – только не в семнадцать лет, а в двенадцать – тринадцать? Глядя на поведение и образ мышления Владимира, а позже – читая его стопроцентно пародийные вирши, поверить в такое объяснение легче легкого. «Куда вы удалились?» Воистину – куда? Что ж, «Ленский – три».

Приносим извинения за извилистость пушкинского сюжета, но шаг в сторону: вновь к образу Онегина. На сей раз речь – о его деликатности в обращении с людьми. Судя по тому, что мы знаем об этом человеке, сие свойство ему, мягко говоря, не слишком присуще. Лучшая тому иллюстрация – демонстративное поведение по отношению к соседям. Однако же: «Сноснее многих [Да ладно! Я.Н.] был Евгений // Хоть он людей, конечно, знал // И вообще их презирал, – // Но (правил нет без исключений) // Иных он очень отличал // И вчуже чувство уважал». А как же! Иных – очень. Вот, например: «В чертах у Ольги жизни нет… // Кругла, красна лицом она, // Как эта глупая луна // на этом глупом небосклоне». «Онегин – четыре». (Или всё же Пушкин – семь?..»)

Наши волна и камень сходятся. Спорят. Обо всем. А чаще всего их тема – страсти. Те самые, от которых Евгений, пресытившись, давно отстал. Ну ладно, это – Онегин. А Ленский-то! Что путного мог сказать о страстях он?! Впрочем, на этом поле так отплясался непримиримый Писарев, что нам решительно ничего не осталось, кроме как молча зачислить Владимиру четвертое «штрафное очко» и пойти дальше – к теме чистой юной его любви.

«…как одна // Безумная душа поэта // Еще любить осуждена». Полноте, Александр Сергеевич, Вы ли это?! О каком таком поэте Вы тут изволите говорить? Конкретно – назовите хоть одного из своих собратьев по задорному цеху – такого, который чуть отрок, плененный своей избранницей, сохранил эту любовь до восемнадцати лет – включая венчание! «Ни охлаждающая даль, // Ни долгие лета́ разлуки…»Уж не ирония ли очередная эти Ваши слова о поэтах-однолюбах? Не самоирония ли?.. Очень, очень похоже.

В этих своих проявлениях Ленский настолько пародиен, что, в отличие от деликатного (гм!..) Онегина, сам автор не удерживается от прямой издевки: «Ах, милый, как похорошели // У Ольги плечи, что за грудь! // Что за душа!..» Ну Алекса-а-андр Сергеич!..

***

А нас – на контрасте с надоевшим автору милым портретом Оленьки – ждет встреча с музой Александра Сергеевича Пушкина, воплотившейся на сей раз в образ «барышни уездной // С печальной думою в очах, // С французской книжкою в руках».

В этом случае наш счет «штрафных очков» останется нулевым до конца. Почему это именно так, мы уже догадываемся.

***

Итак, она звалась Татьяной… Всё, теперь – серьезно! Никаких шуточек, никакого сарказма, никаких забалтываний. Начиная с ХХV строфы второй главы романа – и еще очень долго – мы слышим лишь голос Поэта, давным-давно переросшего восторженного юношу Ленского, Поэта с резким охлажденным умом – и потому честного и с собой, и с нами. Слушающего голос разума, но и не утратившего способность слышать глас души.

Так… Похоже, мы слегка отвлеклись от роли сухих зануд. Это всё Пушкин! Он слишком силен, когда «включается» в полную силу, лирику его так запросто в штыки не атакуешь.

Но – к разуму. Охлажденному и честному.

Таня. Ни красоты, видимой кому-либо кроме Поэта. Ни румяной свежести. Ни легкого характера. Свои ее не приняли. Она ведь