Принцесса стоит смерти - Сергей Лукьяненко

— Я быстро, — объяснил я, включая холодную воду. — Чувствуюпотребность умыться…

Ледяная струя хлестнула по затылку, потекла за шиворот. Япомотал головой, постанывая от наслаждения. Так, что мне еще нужно? Сигарету…

Девчонка стояла смирно, прикрывшись полотенцем. Пареньмедленно багровел от злости. Крутя головой под струей воды, я краем глазанаблюдал за ним и пытался предугадать дальнейшую реакцию. Если он меня знает,то выждет минуту, приладит задвижку на двери, и спокойно…

Так, значит, не знает. Я дернулся, уходя от удара. Пареньсаданул ребром ладони по чугунному краю ванны и взвыл. Не давая ему опомниться,я ударил в плечо. Несильно, просто разворачивая в удобную позицию… И влепилногой в живот — на этот раз покрепче. Парень согнулся и сел на пол.

— Еще полезешь — ударю пониже, — наставительно произнес я. —Будешь неработоспособен.

Поискал глазами полотенце, не нашел. Улыбнулся девушке:

— Мне бы вытереться.

Она быстро протянула полотенце, которое держала перед собойна манер ширмы. Я осторожно взял махровое полотнище за уголки и, продолжаязанавешивать девушку, промокнул лицо, кивнул и вышел в коридор.

Поиски сигареты привели меня на кухню. Будь моей цельювведение в легкие никотина, этого посещения оказалось бы вполне достаточно.Несмотря на открытое окно и небольшое количество народа — трое парней дацелующаяся парочка, воздух казался настоем кислорода на табачном дыме.

Устроившись на подоконнике рядом с Графом и Досом, я неглядя протянул руку. Граф вложил вложил в нее новенькую, только распечатаннуюпачку: мягкая желтая обертка с пасущимся на фоне минарета верблюдом. Явно нетурецкие, для продажи «за пределами США».

— Ого…

Я подцепил короткую «кэмелину», а пачку опустил в карман.

— Ты мне даришь, идет?

Граф поморщился, но возражать не стал. Поднес зажигалку,тоже фирменную, на этот раз предусмотрительно не выпуская из рук.

Затянувшись, я блаженно улыбнулся и расслабленно откинулсяназад. Прямо в проем открытого окна.

Девчонка, не прекращая целоваться, завизжала. Я перегнулсячерез карниз, замер, разглядывая с высоты девятого этажа ночную Алма-Ату.Ровные, как линеечкой вычерченные, обозначенные пунктиром фонарей, улицы. Пятнацветного света на площадях. Машины, ползущие по улицам, некогда носившим именаПастера и Горького, а ныне — кого-то труднозапоминаемого. Окутанное мягкимсветом здание высотной гостиницы с окруженной красными огоньками «коронкой» накрыше.

Ногами я надежно зацепился за чугунные ребра батареи. Доспохлопал меня по животу: хватит дурить, навернешься вниз…

Я распрямился, снова усаживаясь на подоконник. Граф молчакивнул на стол, где в окружении стопок и нарезанной ломтями колбасы скучалаополовиненная бутылка водки «Жыбек-жолы». Две ее пустые сестры лежали подстолом. Я помотал головой. Нет, не хочу. Не знаю почему, но не тянет…

В прихожей хлопнула дверь. Через минуту, заполненную шорохомснимаемой обуви и тихим разговором, в кухню вошел Ромик. За ним — незнакомаядевчонка.

Голова закружилась. Я вдруг почувствовал, что трезвею. Синиеглаза из-под каштановой челки, стройная фигурка, джинсовые шортики. Девчонкабыла красивая. И казалась до боли знакомой.

Я смотрел как Ромик с подружкой приближаются к нам. А вглубине души звучал вкрадчивый шепоток рассудка. «Успокойся. Опомнись, Сергей.Прошло пять лет. Почти пять… Можно влюбиться в семнадцать лет, но глуповспоминать в двадцать два детскую любовь. Она просто похожа.»

Очень похожа.

Я пожал Ромкину ладонь. И почему у него вечно влажные руки?Граф бесцеремонно спросил:

— Ты с новой подружкой?

Ромик покосился на девушку, уклончиво сказал:

— Как видишь…

— Я пока не твоя подружка, — рассматривая нас, сказаладевушка. — Ты меня представишь?

— Знакомьтесь, это Ада. С биофака… — начал Ромик.

— В начале представляют мужчин, — брезгливо произнесла Ада.Она оценивающе смотрела на меня. Так изучают манекен на витрине.

Подвинув плечом Доса, я взял Аду за руку. Потянул к себе.

— Садись.

Она молча села.

— Меня зовут Серж. Будешь моей подружкой?

Ада пожала плечами. Взглянула на Ромика. Тот косо улыбнулся.

— Не беспокойся, он разрешит, — объяснил я. — На той неделея ему уступил свою девчонку, так что за ним должок. Верно, Ромик?

— Серж, ты оборзел, — тихо сказал Ромик.

— Исчезни, — коротко приказал я.

Ромик взял со стола полную стопку. Залпом выпил. Бросил наменя ненавидящий взгляд. И вышел.

Он меня знал.

Я прикрыл глаза, затянулся, глотая сладковатый дым, услышалголос Графа:

— Поговорить с ним, Серж?

Я покачал головой.

— Он в своем праве, Граф. А я и верно оборзел. Самразберусь.

Сигарета дотлела почти до фильтра. С каждой затяжкой табакказался все крепче.

— Мне не нравится, что ты куришь, — негромко сказала Ада.

Я кивнул, доставая из кармана пачку. Перебросил ее черезплечо, в темный провал окна, сплюнул на пол окурок. Граф тоскливо посмотрел вокно. Сказал ни к кому не обращаясь:

— В валютном брал…

— За мной, — успокоил я его. — Граф, мне нужна пустаякомната.

Граф кивнул. Подхватил Доса, потянул из кухни. Парочка итретий парнишка смылись еще раньше.

— И что это значит? — отстранившись от меня спросила Ада.

Я жадно разглядывал ее. Похожа. Но той девчонке сейчас летвосемнадцать. Ада старше.

— В тебя можно влюбиться? — выделяя каждое слово спросил я.

Ада пожала плечами.

— Это твое дело. Рискни…

…И что-то словно раскололось. Похожие черты стерлись.Обаяние исчезло. Рядом сидела обыкновенная двадцатилетняя девушка, в мерукрасивая, в меру наглая. С крашенными в модный цвет волосами. В сексопильныхшортиках, сооруженных из старых джинсов.

Та девчонка ответила бы по-другому. Не знаю как, но не такделанно-небрежно, с видом роковой женщины, прошедшей огонь, воду и медныетрубы.

— Пить ты мне разрешаешь? — грубо спросил я, и потянулся забутылкой. Ада кивнула. Я глотал водку прямо из горлышка, не чувствуя струиобжигающего пламени на губах.