Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

всех лиц Троицы не резрешило многих догматических конфликтов. Напротив, возникло немало новых теологических проблем: как происходит слияние сущностей Бога-Отца и Бога-Сына, как сочетаются в Христе божественная и человеческая природы, каким образом соединяются в нем божественный разум и божественная воля. Епископ Аполлинарий из Лаодикеи выдвинул идею, что в Христе следует усматривать исключительно божественную индивидуальность. Эта идея была затем развита монофизитами, абсолютизировавшими божественную природу Христа, и монофелитами, усматривавшими в Христе воплощенную божественную волю.

Противоположная точка зрения была сформулирована Несторием, пресвитером из Антиохии, который считал, что в Христе преобладает человеческая природа. Несторий утверждал, что земная женщина Мария могла родить только человека, а не Бога. Немедленно последовали возражения со стороны настоятеля монастыря близ Константинополя Евтихия, который, желая отстоять истину, сам впал в ересь, близкую к аполлинаризму.

Религиозная борьба V в. по накалу была ничуть не слабее арианского конфликта. В ней участвовали не только высшие иерархи церкви, как епископ Константинопольский и один из «отцов церкви» Иоанн Златоуст, александрийские епископы Феофил и Кирилл, но и императорский двор и значительная часть населения, особенно восточных провинций. Ее участники в полемическом задоре впадали в различные крайности толкования догматов и в результате почти все могли быть обвинены в ереси.

Западная церковь держалась несколько в стороне от христологических споров, пыталась как-то примирить борющиеся стороны и вместе с тем использовать разбушевавшиеся страсти для укрепления авторитета Рима в вопросах веры. Организационно восточная и западная церкви все больше стремились к самостоятельности и независимости друг от друга.

В 448 г. римский епископ Лев I опубликовал трактат, в котором выразил ортодоксальный взгляд на природу Христа. Он утверждал, что в Христе обе природы, божественная и человеческая, слились воедино, чтобы образовать одно лицо. Однако тактический ход Льва I не оправдался. Собор 449 г. в Эфесе, который получил название «разбойничьего» (ибо на нем неоднократно вспыхивали жестокие столкновения, доходившие до оскорблений, и даже драки), не пожелал посчитаться с мнением римского первосвященника. Его участники отказались даже просто ознакомиться с посланием Льва I. Евтихий, глава монофизитов, был оправдан собором. Однако его торжество было недолгим.

Через два года в Халкедоне положения Льва I были подтверждены. Христос был признан единственно рожденным, единым в двух природах. Вместе с тем собор в Халкедоне по существу подтвердил разделение между западной и восточной церквами. Константинопольская кафедра не только признавалась верховной по отношению ко всем восточным кафедрам, но и равной Римской кафедре. Стало очевидным, что раскол не только не преодолен, но, напротив, обнаруживает тенденцию к еще большему углублению противостояния, превращающемуся в настоящую пропасть. От Халкедона перспектива практически однозначно вела к схизме и великому разделению церквей. Более того, христологические споры оказались чреватыми и расколом внутри восточной церкви, в результате которого весь негреческий Восток предпочел ортодоксальности ересь.

Значение христологических споров IV–V столетий не может быть сведено исключительно к богословскому содержанию. В полемике по вопросам веры отразились чаяния и проблемы людей, находившихся в условиях крайней социальной нестабильности и стремившихся как-то определить свою судьбу перед лицом надвигающихся бедствий. В определенной мере христологические споры призваны были осмыслить «проблему человека», его предназначения и возможностей, задач и границ его деятельности, мышления и чувствования на тяжелейшем переломе истории человечества.

Пелагий. С большой очевидностью эта связь проявилась в оппозиции Пелагия, британского монаха, появившегося в Риме в конце IV в. и основавшего в древней столице империи свою школу. Талантливый проповедник быстро стал популярным, особенно среди образованных аристократов, в представлении которых христианство уживалось с уважением к классическим традициям. Пафос проповедей Пелагия заключался в утверждении, что «все хорошее и все злое, за что мы достойны хвалы или порицания, совершается нами, а не рождается с нами. Мы рождаемся не в полном нашем развитии, но со способностью к добру и злу; при рождении в нас нет ни добродетели, ни греха, и до начала деятельности нашей личной воли в человеке нет ничего, кроме того, что вложил в него Бог». Пелагий совершенно недвусмысленно отстаивал свободу воли и значимость человеческого выбора.

Борьба с пелагианством продолжалась более тридцати лет. Особую роль в ней сыграл гиппонский епископ Августин Блаженный, непримиримый противник не только пелагианства, но и донатизма. Августин выступил вдохновителем государственного преследования донатистов, многие из которых были преданы мучительной казни на кресте.

Спор о свободе воли. В случае с Пелагием Августин избрал другой путь борьбы. Он разработал теологическое опровержение доктрины Пелагия, противопоставив ей собственное учение о свободе воли и свободе человеческого выбора, тесно связанное с догматическими положениями о божественном предопределении, божественной благодати и загробном воздаянии. Августин утверждал, что природа человека изначально греховна и что первородный грех через зачатие передается от отца к детям; человек, отягченный первородным грехом, не может спастись собственными силами, а направляется к спасению божественным предопределением; Бог – податель благодати (по-гречески – харизмы) – особой божественной силы, ниспосылаемой человеку для преодоления его греховности и для спасения; посредником между божественной благодатью и верующими на земле считалось духовенство. Августин допускал, что свободная человеческая воля участвует в спасении, но лишь осененная благодатью, в то время как Пелагий считал, что спасение может быть результатом свободного выбора человеком своего жизненного пути.

Итак, спор о свободе воли и благодати был безоговорочно решен Августином в пользу последней, ибо в противоположном случае искупительная жертва Христа и спасающая роль церкви утрачивали свое исключительное значение. Бурной теологической деятельностью, энергичной критикой учения Пелагия Августин подготовил окончательный и точно рассчитанный удар по пелагианству. Оно было осуждено в 431 г. на соборе в Эфесе. Проблема свободы воли, однако, осталась источником дискуссионных толкований до наших дней.

Организационное укрепление римской церкви. В IV в. церковь на Западе все активней латинизируется. Латынь становится языком богослужения. Само богослужение – литургия – приобретает формы, отличающиеся от принятых в восточной церкви. Появляется латинская практическая богослужебная литература. Происходит консолидация клира – духовенства. Укрепляется власть римского епископа. В V в. прерогатива носить титул «папа» окончательно закрепляется за римским первосвященником, занимавшим «апостольский престол» (римская кафедра, по преданию, была основана апостолом Петром, а Рим христиане стали называть городом святого Петра).

Римская церковь развивалась и крепла в обстановке экономического упадка, крайней политической нестабильности и социальной разобщенности общества, под угрозой опустошительных варварских нашествий, которые с конца IV в. превратились в устрашающую реальность. При быстрой смене императоров, в условиях бесконечной борьбы в среде правящей аристократии, церковь, перераставшая из общины верующих в централизованную, жестко структурированную иерархическую организацию, становилась по существу единственно реальной не только религиозной, но и политической силой. Только церковь могла в какой-то мере сдерживать центробежные силы, разрушавшие римское общество.

Не случайно вопросы практической экономики, организации епископальных и монастырских хозяйств, устройства городской жизни и муниципального управления,