Спасти огонь - Гильермо Арриага

наедине. Молча уложили чемоданы. Франсиско купил нам достаточно одежды и обуви. Складывая вещи, я не выдержала и расплакалась. Не могла остановиться. «Что случилось?» — спросил он. Я не смогла внятно ответить. Он обнял меня, желая успокоить. «Ты правда убил тех двоих?» — спросила я, икая. Он помолчал и сказал: «Там было — либо они, либо я». Я заплакала еще сильнее. Он крепко сжал меня и погладил по голове. «Разве мало ты убивал раньше?» Он взял меня за подбородок, повернул мое лицо к себе. Утер мне слезы и серьезно посмотрел в глаза: «Я тебе клянусь, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах, никого не убью». Я попыталась опустить голову, он не дал. «Я тебе клянусь».

В некоторых культурах тотемными считаются животные, но мне кажется, так же нужно думать и о некоторых датах, не правда ли, Сеферино? Если бы мне предоставили выбирать, я выбрал бы 13 августа 1521 года: день, когда Теночтитлан пал к ногам испанцев и их союзников. Ты согласен? Конечно, согласен. Это поражение причиняло тебе такую боль, словно ты лично участвовал в битве. «Не испанцы выиграли, а треклятые болезни, которые они нам привезли». Это правда. Черная оспа основательно выкосила гордый ацтекский народ. Твой народ? Я-то убежден, что твои предки, обитатели гор, не имели никакого отношения к величию ацтекской столицы, но ты обожал представляться прямым наследником побежденных в тот трагический день.

Каждое 13 августа ты заставлял нас блюсти строжайший траур, и горе было тому, кто осмеливался от него отклониться. Помню, какую взбучку ты устроил Ситлалли, когда застал ее слушающей музыку. И тот вечер, когда мы играли в футбол на улице и ты пинками затолкал нас в дом. Нам запрещалось идти в школу, говорить по телефону или даже улыбаться.

Не знаю, случайно или с неким зловещим умыслом мой брат сжег тебя именно в этот день. Говорят, убийцы и самоубийцы любят знаменательные даты. Не всегда это продуманное решение. Их подсознательное тонко переплетает нити времени и в конце концов создает из них трагическую сеть. Они сами порой не понимают значения выбранного дня. Но аллегория Хосе Куаутемока была совершенно прозрачной. Твой белый сын сжег тебя пятьсот лет спустя после того 13 августа.

Так же случайно или так же по чудной прихоти моего брата 13 августа у меня зазвонил телефон. Незнакомый номер. Обычно я не отвечал. Зачем мне говорить с кем-то, кого нет в моем списке контактов? Наверняка какой-нибудь банк предлагает кредит. Я был в офисе, вскоре начиналось совещание, и мне было некогда выслушивать трескотню какой-нибудь девицы из колл-центра в Эрмосильо. Но трубку я все-таки снял. «Алло», — сказал я как можно менее приветливо. «Франсиско Куитлауак?» Я тут же узнал голос Хосе Куаутемока. «Да, слушаю». — «Я сбежал из тюрьмы, — сказал он, не представляясь, — и мне нужна твоя помощь». Я знал, что рано или поздно этот момент наступит, и все равно оказался к нему не готов. «Где ты?» — спросил я. «На юге города. В районе университета, — ответил он и добавил: — Я не один». Я уже собирался сказать, что другому сбежавшему зэку помогать не стану, но тут он уточнил: «Я со своей девушкой». Я улыбнулся. Мой брат — романтик до мозга костей. «Перезвони мне через десять минут. Я подумаю, что можно сделать». Я попросил секретаршу отменить совещание и вообще все встречи в тот день.

Помогать ему или нет? Зачем усложнять себе жизнь? Я с таким трудом устроил ее. У меня, акулы бизнеса, ноги дрожали, как тростинки. Ровно через десять минут снова зазвонил телефон. Я велел Хосе Куаутемоку отправляться на определенный угол и не двигаться с места, пока не увидит два черных внедорожника. Быстро перезвонил своему главному по безопасности и велел подготовить машины. Если его девушка — та, о ком я думаю, дело пахнет жареным. Миллионерша, замужем за миллионером, а сбегает с беглым убийцей — это формула катастрофы. Тут нужны ум и осторожность.

13 августа, Сеферино. Я понял это только по дороге, когда сидел в машине. Мозг моего брата посылал дымовые сигналы, чтобы я вспомнил про роковую дату. Он ведь мог обратиться ко мне на день раньше или позже. Но нет. Сложные подсознательные связи заставили его сделать это именно нынче утром.

Мы забрали его на углу. Увидев машины, он вышел из-за эвкалипта, за которым прятался. Девушки с ним не было. «Она уснула в западной части парка» — так он выразился. Я послал ребят за ней, а мы вдвоем остались сидеть в машине. Впервые больше чем за двадцать лет мы оказались вместе на городских улицах.

Любому другому это обстоятельство показалось бы незначительным, но для нас то была важнейшая встреча. За несколько минут Хосе Куаутемок из незнакомца, которого я увидел в тюрьме и с которым не мог найти ничего общего, превратился обратно в моего лучшего друга, в моего любимого единомышленника. Теплого, близкого. Даже в таких непростых обстоятельствах наши отношения вернулись к первоначальному чистому состоянию: мы снова по-настоящему были братьями.

Мы просидели наедине сорок пять минут — достаточно, чтобы заново образовать между собой сообщающиеся сосуды. Мы узнали друг друга. Практически вернулись в то 12 августа, за день до твоей смерти, когда нами, несмотря на твои усилия, все еще двигала невинность.

Впервые с того далекого 13 августа, когда тебя не стало, я примирился с самим собой. Хосе Куаутемок был тем кусочком, которого мне не хватало. Хемингуэй написал: «Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе»[37]. Да, я стал крепче с тех пор, как разбился вдребезги. Но мне не хватало одного фрагмента, чтобы стать самим собой. У японцев есть искусство кинцуги — умение заново склеивать разбитую керамику. Они смешивают лак уруси, добываемый из растений, с золотым порошком, и получается клей, которым скрепляют посуду. Покрытый золотистыми нитями предмет обретает прежде невиданные красоту и прочность. Красота из ран. Может, ты обвинишь меня в сентиментальности, но короткая встреча с Хосе Куаутемоком позволила затянуть мои раны золотом.

По рации мне сообщили, что девушку нашли. Я попрощался с братом и перешел во вторую машину. Когда я увидел Марину, я уже был другим человеком. Во мне произошла перемена, не окончательная, но перемена. Я решил, что перестану сражаться с другими, а