Ночная тьма - Агата Кристи

— Да, у нас есть такое желание. Разве вы против? — чутьраздраженно спросил я. — Элли стала моей женой и, следовательно, подданнойВеликобритании. А поэтому почему бы ей не поселиться в Англии?

— Никто против этого не возражает. По правде говоря, Фенелламожет жить где пожелает и иметь дома в разных странах. Особняк в Нассау[16],если ты помнишь, Элли, тоже принадлежит тебе.

— А я всегда думала, что он Корин. Она вела себя так, будтоэто ее дом.

— Он является твоей собственностью. Кроме того, у тебя естьдом на Лонг-Айленде[17] — он всегда в твоем распоряжении. И еще тебепринадлежат обширные участки нефтеносной земли на западе Соединенных Штатов.

Говорил он приятно, приветливо, но у меня было такоеощущение, будто эти слова произносятся специально для меня. Пытался ли он такимманером вбить клин в наши с Элли отношения? Я не понимал, какой толк внушатьмужу, что его жена владеет недвижимостью в разных концах земного шара исказочно богата. Куда логичнее было бы, если бы он старался изобразить Элли гораздоменее богатой. Если, конечно, он видел во мне охотника за приданым. Иначевыходило, что он явно льет воду на мою мельницу. Но я тут же сообразил, чтомистер Липпинкот не так-то прост. Еще неизвестно, что скрывалось за егоспокойствием и приветливостью. Возможно, хотел, чтобы я почувствовал себя не всвоей тарелке? Чтобы осознал — отныне на мне вечно будет клеймо охотника заприданым.

— Я привез с собой довольно много документов, — обратился онк Элли, — которые мы с тобой должны просмотреть. Мне нужна твоя подпись.

— Пожалуйста, дядя Эндрю. В любое время.

— Вот и прекрасно. Но особой спешки нет. У меня есть ещедела в Лондоне, я пробуду здесь дней десять.

Десять дней, подумал я. Немало. Мне вовсе не хотелось бы,чтобы мистер Липпинкот пробыл в Лондоне десять дней. Держался он, можносказать, вполне любезно, но это еще не означало, что он со мной примирился. Темне менее, в ту минуту я уже не знал точно, враг он мне или нет. Если враг, своикарты он, во всяком случае, быстро не раскроет.

— А сейчас, — продолжал он, — раз уж мы встретились ипришли, так сказать, к согласию, мне хотелось бы коротко поговорить с твоиммужем.

— Можешь поговорить с нами обоими, — сказала Элли. Она быланастороже. Я положил ей руку на плечо.

— Не сердись, малышка. Ты не курочка, защищающая своегоцыпленка, — И я осторожно подтолкнул ее к дверям, ведущим в спальню. — ДядяЭндрю хочет узнать, что я собой представляю. Он имеет на это право.

Я вывел ее из комнаты и, аккуратно прикрыв за собой обедвери, вернулся в просторную красивую гостиную. Взяв стул, я уселся напротивмистера Липпинкота.

— Я готов к испытанию, — сказал я.

— Благодарю вас, Майкл, — отозвался он. — Прежде всего хочузаверить вас, что никоим образом не испытываю к вам — как вы, возможно,полагаете — неприязни.

— Рад слышать, — ответил я не очень уверенно.

— Позвольте мне быть откровенным, — продолжил мистерЛиппинкот, — более откровенным, чем я мог быть в присутствии моей дорогой Элли,опекуном которой я являюсь и которую очень люблю. Возможно, вы еще не совсемпоняли, Майкл, какое это необыкновенное, светлое и привлекательное создание.

— Не беспокойтесь. Я очень ее люблю.

— Это не совсем одно и то же, — сухо заметил мистерЛиппинкот. — Надеюсь, что вы не только влюблены в нее, но и по-настоящемупоняли, какая у нее добрая, но в то же время и весьма ранимая душа.

— Постараюсь понять, — сказал я. — По-моему, это не составитбольшого труда. Элли — само совершенство.

— Тогда перейдем к тому, о чем я хотел с вами поговорить.Буду предельно откровенен. Вы не из тех молодых людей, среди которых Элли, намой взгляд, следовало бы искать своего избранника. Нам, мне и членам ее семьи,разумеется, было бы спокойнее, если бы она вышла замуж за человека ее круга…

— За джентльмена, другими словами, — перебил его я.

— Дело не только в этом. В браке очень важно, чтобы муж ижена имели одинаковое воспитание. Именно воспитание, а не происхождение. Вконце концов, Герман Гутман, дед Элли, начал жизнь простым докером. А закончилее одним из самых богатых людей в Америке.

— Может, и со мной случится то же самое, кто знает? —отозвался я. — Вдруг и я закончу свою жизнь одним из самых богатых людей вАнглии?

— Все возможно, — согласился мистер Липпинкот. — У вас естьтакого рода намерения?

— Я мечтаю не о больших деньгах, — ответил я. — Мне хотелосьбы… Мне хотелось бы делать что-то полезное, стать кем-то… — Не зная, чемзакончить, я умолк.

— Значит, у вас есть какие-то планы, скажем так? Что ж, этопохвально.

— Я начинаю игру без единого козыря, — сказал я, — с нуля Япока никто и не намерен этого скрывать. Он одобрительно кивнул.

— Сформулировано предельно точно и соответственно, отдаю вамдолжное. Видите ли, Майкл, я не родственник Элли. Но я был ее опекуном, и,согласно воле покойного деда, мне было доверено ведение ее дел. Я управляю еесостоянием и ее капиталовложениями. На мне лежит определенная ответственностьза ее судьбу. Поэтому мне хотелось бы побольше знать о человеке, которого онавыбрала себе в мужья.

— Что ж, — отозвался я, — наведите обо мне справки, и вылегко выясните все, что вас интересует.

— Совершенно верно, — согласился мистер Липпинкот — Можнопойти по этому пути. В этом есть свои резоны. Но, Майкл, мне бы хотелосьуслышать все это из ваших собственных уст. Чтобы вы сами рассказали, чемзанимались до сих пор.

Мне, конечно, его просьба не понравилась. Он наверняка зналоб этом. Да и кому в моем положении могло такое понравиться? Всякому человекухочется представить себя в лучшем свете. Я пытался делать это еще в школе, да ипотом тоже, рассказывая о чем-либо, не забывал нахваливать себя, прибавляя то,чего не было. И мне ничуть не было стыдно. По-моему, такие действия вполнеестественны. По-моему, так и надо, если хочешь чего-то добиться. Учитесьвыставлять себя в выгодном свете. Люди видят вас таким, каким вы сами себясчитаете, а быть похожим на того малого из Диккенса я вовсе не собираюсь.Помните тот фильм, что показывали по телевизору? Поучительная у них получиласьистория, должен заметить. Урия[18] — так вроде его звали, — потирая руки,прикидывался скромником, а на самом деле, прикрываясь маской смирения,придумывал всякие гадости и плел интриги. Я не из числа таких тихонь.