Человек за бортом - София Цой

несколько часов, так и оставили в Восьмом штабе жандармерии. Обыск, вопреки всем правилам, произвели там же: как мы узнали из газет, у Вала нашли письма от двух других задержанных и схему павильона.

– А письмо от их прекрасного инспектора Леванта они не нашли? – поднял брови Келси.

– Было еще какое-то письмо? – нахмурился Элиот.

– Было. Вал забрал его сегодня из своего почтового ящика и прочитал при мне. Он его не выкладывал. Но это письмо не нашли, я правильно понимаю? А засушенную лилию? Разумеется, тоже не нашли. – Дерзкие интонации выводили Келси на фальцет и вызывали красноту на лице.

Действия жандармов в квартире Валентина, свидетелями которых мы стали, тоже, несомненно, были обыском. Обыск жилища без присутствия его владельца по законам Франции не являлся нарушением. Так же проходил и обыск мсье Пикара, защищавшего Альфреда Дрейфуса несколько лет назад. Отсутствие Валентина объяснили его «плохим самочувствием».

– Я слышу за этой фразой превышение жандармских полномочий! Что они с ним сделали? Пытали? – покраснев еще сильнее, горячился Келси.

Элиот спокойно произнес:

– Пожалуйста, держи себя в руках.

Келси закатил глаза и упал в кресло. Ладони на подлокотниках дрожали. Луиз принесла напитки, и только сделав глоток своего любимого малинового сока, Келси смог сосредоточиться и выслушать Элиота.

По его предположению, жандармы из Главного штаба должны будут позвонить кому-то из Капитанов этим же вечером и, скорее всего, сообщить ложную информацию о времени задержания и досмотра. А уже завтра утром, второго марта, в L’Aurore выйдет разоблачающее жандармов опровержение. Днем Элиот назначит Паукам встречу в Ledoyen. Там-то мы и попробуем договориться.

Найджел хлопнул в ладоши, а мы с Винсентой облегченно вздохнули. Келси же радости не ощутил – его лицо оставалось таким же встревоженным и огорченным.

– Думаю, их устроит наше предложение. Ожидаю, что после этого дело закроют в течение суток. Тем не менее есть одно но…

Леша, все это время неподвижно лежавший на Элиоте, вдруг сполз с его колен и, нахохлившись, сел на краю дивана между ним и Винсентой.

– Договор с жандармами – это вопрос цены. Однако то, что всколыхнула пресса, мы не сможем остановить деньгами. Дело Дрейфуса, дело сестер Мартен – общество до сих пор говорит об этом, это волнует и вызывает любопытство. Может, в защите Дрейфуса все-таки был еврейский заговор? Может, сестры Мартен на самом деле не страдали от насилия со стороны отца? Понимаете? Люди судачат.

– Поэтому нам нужно опубликовать ответ в The Compass Times, – настаивала Винсента.

Элиот прочистил горло.

– Я выражу пожелание отца: от лица Лиги Компаса мы выступать не станем. Для других закрытых обществ это будет лишь доказательством ложных обвинений, пусть Лига Компаса нигде и не упоминается прямо. А для непосвященных, то есть для обывателей, это не будет значить ровным счетом ничего. Однако идею написать свою статью я поддерживаю. И даже знаю, кому доверил бы это.

– Кому? – спросили мы в один голос.

Послышались шаги, и в комнате возникла Леа, которая в поклоне произнесла:

– Мсье Ричмонд, к вам гостья. Софи Мельес. Пригласить ее?

Винсента с Найджелом подскочили. Элиот выпрямился, опершись на трость, посмотрел на меня и кивнул в сторону лестницы, видимо, таким образом прося меня встретить Софи. Затем показал тот же жест Келси.

– Конечно, приглашай, – ответил он Леа. – А еще позови Жака в мою комнату. Сейчас же.

Келси неохотно встал, и я последовал за ним. Между этажами мы столкнулись с Жаком, который нес в руках выглаженное белье, костюм, гольфы и туфли.

В прихожей, убрав руки за спину, ждала Софи, в синем костюме и такого же цвета туфельках на каблуках. На макушке у нее сидел синий бант, а в руках она держала корзинку с вином и медом. Между бутылкой и банкой лежали стеклянный дельфин и букет белых цветов. Завидев нас, Софи просияла. В голове промелькнуло: «Должно быть, надежда еще есть».

Софи Мельес

Просторный второй этаж особняка Элиота освещали две большие хрустальные люстры, одна из которых висела прямо над рождественской елкой – присутствие этого атрибута зимнего праздника в марте меня немало удивило. Воображение поражали пятиметровые потолки и цветочная лепнина на бежевых стенах. За елкой скрывался роскошный белый рояль, чуть поодаль стоял круглый письменный стол – за ним, по рассказам Винсенты, Келси и Валентин играли в шахматы на дне рождения. В этом зале я должна была оказаться еще полтора месяца назад, если бы не поссорилась с родителями из-за дурацкого марша, и все вокруг было мне как будто знакомо. Даже аромат, который я не могла описать словами, говорил: «Это твой дом». Винсента встретила меня с распростертыми объятиями.

На мои расспросы ответ был один: «У Элиота есть план». Не будь я знакома с Капитанами, я бы поверила прессе: сплетенная журналистами паутина слухов была настолько филигранной, что не попасться в эту ловушку было трудно. Однако я общалась с Валентином лично и была убеждена, что, при всей своей угрюмости и непокорности, даже, быть может, злопамятности, этот человек не был способен на преступление. Его невиновность была до смешного очевидна.

– Софи, – понизив голос, обратился ко мне Келси, – Элиот сейчас выйдет, и мы ненадолго оставим вас. Пожалуйста, возвращайтесь как можно скорее. Без вас аперитив и закуски не подадут.

Он встал с дивана. За ним поднялся Найджел, пугая Освальда шипящим котом. Винни шепнула мне, что Элиот чувствует себя лучше и убежал прихорашиваться перед моим приходом.

Спустя мгновение в коридоре появился Элиот. Он был в темно-синем костюме, с марлевой повязкой поверх заплетенных в косу волос. В бинты также были затянуты его длинные бледные пальцы и выглядывающая из накрахмаленного воротника шея. Он расположился на краю дивана, сохраняя горделивую осанку, и не спускал с меня глаз. Я тоже выпрямилась – неосознанно – и, стараясь дышать ровно, пристально смотрела на него.

– Софи, – произнес он полушепотом, – я хотел бы принести извинения – лично от себя, а также от лица докторов и охраны за то, что вам не оказали первую помощь после происшествия. Это неслыханное кощунство. Будь я в сознании, я бы этого не допустил. – Брови Элиота сошлись у переносицы, как при сильной боли, и я едва сдержалась, чтобы не дотронуться до его лица.

Я сжала руки и виновато проговорила:

– Элиот, не извиняйтесь. Вы пострадали из-за меня, и меньшее, что я могла сделать, – это не создать еще больше проблем. Мне очень стыдно, что вы получили ранения по моей… неосторожности.

Он грустно улыбнулся:

– Я думаю, теракт едва ли можно назвать вашей неосторожностью. Чтобы успокоить свое сердце, я попросил нашего семейного врача Пьера проверить ваше здоровье. Надеюсь, вы не против?

Я заверила его, что обязательно обращусь к доктору Пьеру, если почувствую неладное. Элиот покачал головой и взял газету.

– Повсюду это фото Валентина. Где-то трехлетней давности. Он сделал его для нового паспорта. Перед этим почти месяц проболел инфлюэнцей и сильно похудел, к тому же зачем-то побрился наголо.

Элиот вручил мне газету, и я взяла ее, легко коснувшись его пальцев. Действительно, на снимке Валентин выглядел удручающе. Даже вполне себе как преступник.

– Знаете, за день до форума кто-то незаметно облил Валентина несмываемой краской в Восьмом штабе жандармов. Сейчас мне это кажется дурным предзнаменованием.

– Только вот испорченная репутация несколько серьезнее, чем испорченное пальто, – пробормотала я и отложила газету.

– Именно так. Поэтому мы хотели бы попросить вас об одолжении, как друга Лиги Компаса. Софи, будьте нашим мсье Эмилем Золя – напишите капитанское «Я обвиняю».

Мои легкие словно сковало, и я не могла сделать ни вдоха.

– Я прошу вас написать для нас статью. Понимаю, это звучит страшно. Информации особо нет, да и сроки почти невозможные – день, максимум полтора… Но права на ошибку у нас нет.

– Боже мой.

– Мы предоставим все факты и доказательства, Софи. Мы готовы сидеть с вами допоздна, до самой последней точки. Если ваша статья возымеет действие на публику, я приложу все усилия, чтобы Лига Компаса вас щедро за это отблагодарила. Винсента