Человек за бортом - София Цой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там, это… Стоит синяя карета. Чуть поодаль. У аллеи. Да. Кучера зовут Анатоль, у него модные усы. Когда подойдете к нему, спросите: «Если я съем себя, меня не станет или я стану в два раза больше?» – и он увезет вас к Винсенте.
Я озадаченно моргнула:
– Простите, что?
Не так я представляла себе тайные пароли Лиги Компаса. Освальд только улыбнулся и убежал вслед за носилками, махнув на прощание. Мне ничего не оставалось, как пробраться через гудящую толпу и отправиться на поиски синей кареты с окрыленным якорем в штурвале.
Кучер отличался военной выправкой и действительно забавными закрученными усами. На мое приветствие он только кивнул. Что ж, ладно.
Я произнесла:
– Если я съем себя, меня не станет или я стану в два раза больше?
Кучер сдержанно поклонился и открыл передо мной дверь кареты.
– Мне нужно в особняк Тиме, – добавила я.
Анатоль снова молча кивнул и полез на козлы.
Фиолетовое нутро кареты встретило меня ароматами, сопровождавшими Освальда: пахло хлебом, блинчиками, чем-то теплым и уютным. Только сейчас я ощутила, как гудят ноги. Синее кружево перчаток пропиталось кровью. Кровью Элиота… Эта мысль щемила сердце.
Винсента встретила меня в слезах. Встревоженная, она заключила меня в объятия, едва я успела ступить на землю: «Ты цела? О боже!» Глаза у нее блестели. В прихожей Винни кинулась стягивать с меня перчатки и запыленный фрак.
– Ос! Где Ос? – крикнул с лестницы Найджел.
На его льняной рубашке виднелось мокрое пятно – верно, от слез Винни.
– Освальд с Ричмондами. Элиот пострадал, – мертвенным голосом выговорила я.
Винни и Найджел прикрыли рты ладонями.
– Что?..
– Он… Я… я не знаю… Просто… Он заслонил меня собой… И потом… Но пульс был…
Слова выходили из меня комками, словно мокрота при кашле. Слезы обжигали щеки. Я с глухим стоном сползла по стене, Винсента опустилась рядом, гладила меня по спине, плечам, потребовала у Алис теплое полотенце и обернула им мои ладони. Я рвано дышала, пытаясь как-то оправдаться.
– Софи, прекрати. Главное, что ты жива. Об Элиоте обязательно позаботятся. Софи, пожалуйста. Ты не виновата.
– Эт-то из-за м-меня… Я…
Перед глазами стояла его сдержанная улыбка, прикрытая бокалом. Настороженное лицо и резкий взгляд в небо. Темнота. Дым. Запах морской воды от его волос. Рука на моей талии. Тяжесть его тела. Все это я запомнила даже посреди хаоса.
– Софи! Софи! – Найджел провел ладонью перед моим лицом. – Там были Ричмонды? Кто-то вызвал их через компас? Элиот или Ос? Вряд ли вы. Верно?
– Ос… Ос.
– С ними была дама?
– Да. Кто это?
– Виктория Элизабет Ричмонд, матушка Элиота.
– Ах… Да.
– Ну, тогда все будет в порядке. Ос молодец, – проговорил Найджел. – Молодец.
Вздохнув с облегчением, он перекрестился.
Освальд Ко
В особняке Элиота суетились люди: врачи, охрана, прислуга. С мраморной лестницы за всем следили Артур и Виктория Ричмонд в темно-синих костюмах, расшитых золотом. К ним подбегали то экономка, то камердинер Жак, получали указания и мчались передавать их другим слугам. Прежде чем скрыться на втором этаже, Артур Ричмонд обернулся и кивнул мне – и я понял, что уходить пока нельзя. Есть разговор.
В просторной верхней гостиной, где мебель, рояль и елка замерли в печальном полумраке, я растерянно простоял несколько минут, пока не понял, что мне, должно быть, нужно пройти направо, через камерный зал, в спальню Элиота. Оттуда доносились тревожные голоса: Ричмонды беседовали с врачом.
Под дверью комнаты камеристки Луиз и Леа, испуганные, в синих платьях, с бантами в волосах, ожидали указаний. Я спросил, как Элиот. Леа ответила, что он пришел в себя, но потом снова провалился в беспокойный сон. У него обнаружилось много мелких порезов на голове, руках и шее и ушиб спины.
– Но в целом ничего серьезного, – послышалось из-за приоткрытой двери.
– За исключением осколка, который чуть не пробил ему череп, – прогремел суровый ответ Ричмонда-старшего.
– Порез неглубокий, мсье.
– Да что вы? Нам несказанно повезло.
Мы с камеристками переглянулись – они сочувственно опустили глаза. Из-за двери донеслось глухое и угрожающее:
– Имейте в виду, мсье Пьер, если вы сейчас намеренно приуменьшаете серьезность состояния моего сына, ответственность будет на вас. Думаю, не стоит лишний раз напоминать, что моих связей хватит, чтобы навсегда завершить вашу медицинскую карьеру.
Артур Ричмонд был в своем репертуаре.
Я вернулся в зал и присел у рояля. Огоньки гирлянды возродили в памяти украшенные лампочками входные колонны павильона. Я вспомнил также, что в дверях мне встретился широкоплечий мужчина с раскрытым черным зонтом. «На кой черт ему зонт?» – подумал я. И вдруг узнал этого человека. Это ведь он в Восьмом штабе жандармерии сказал тогда Валентину по-русски: «У вас спина черная».
– Где ты был? – прогремел над ухом голос Артура Ричмонда.
Я вскочил.
– Почему ты цел? – требовательно спросил он. Хотя мне подумалось, что он имел в виду: «Почему ты цел, а мой сын ранен?» Рука привычно потянулась к затылку.
– Простите, мсье Ричмонд, я пришел позже.
Судя по наморщенному лбу и неподвижному взгляду, ответ его разочаровал.
– Не советую мне лгать. Охрана говорит, что Элиот был не один.
– Он и не был один. С ним была Софи. Сам я опоздал. Простите.
– Какая еще Софи? – нахмурился Ричмонд.
Я застыл. Кажется, при отце Элиота не следовало упоминать Софи. Женщина на корабле – к беде, и все такое.
Артур Ричмонд велел мне ехать домой, поскольку толку от меня не было. И я уже собирался уходить, но столкнулся внизу с Люкой, старшим поваром. На кухне Ричмондов меня любили – возможно, потому, что ел я больше всех и с огромным аппетитом. Люка придержал меня за локоть и пригласил угоститься новым сортом китайского чая с горячими блинчиками по русскому рецепту. Как тут можно было устоять?
Расписанная синим по белому, кухня была обставлена светлой деревянной мебелью. Стеклянные серванты хранили ценный фарфор и хрусталь, массивные шкафы – разнообразную утварь. Люка и кухарки засыпали меня вопросами, смеясь моим нелепым ответам. Все они были с юга, и их выговор мне был совершенно непонятен. Кажется, Софи все же бессовестно льстила мне, когда хвалила мой французский.
Мне подали чайную пару из полупрозрачного лилового фарфора. В чашке плескался крепко заваренный чай, а на блюдце были уложены тоненькие блинчики, политые малиновым сиропом. В дальнем конце длинного стола, за который меня усадили, исходили паром несколько свежих багетов. Люка указал на них с улыбкой: «Мсье Элиот велел испечь и отправить некой даме». Кажется, я знал, какой именно.
Перекусив и удовлетворив любопытство кухарок по поводу взрыва на форуме и здоровья Элиота, я все же собрался уходить и в холле столкнулся с Келси. Весь взъерошенный, он влетел в дом, на ходу сбрасывая пальто. Золотые броши, цепочки и перстни звенели, когда он помчался вверх по лестнице. Когда перезвон затих, послышались глухой бас Ричмонда и извиняющийся баритон Келси.
Только на улице я вспомнил, что карету отдал Софи. Поморщился от мысли, что придется идти пешком: после пережитого на форуме даже безопасный и респектабельный шестнадцатый округ наводил тревогу, а неподвижное смуглое лицо незнакомца с зонтом мерещилось в каждом прохожем. К счастью, было недалеко.
Наутро, первого марта, я поднялся, как только горничная Анни заглянула в комнату. Нежась в прохладе простыней, я потянулся и нащупал очки. Довольно опаздывать. По окнам бил зимний ливень, поэтому я велел подготовить экипаж и подавать завтрак, а когда вышел, кучер Анатоль уже ждал меня под навесом.
К особняку Элиота я прибыл практически первым. Одновременно со мной из подоспевшей кареты выбрался Келси, в ярком желтом костюме, с крохотной золотой сумочкой через плечо и гладко уложенными кудрями. Со мной он поздоровался холодно.
Во вращающихся дверях мы столкнулись плечами и чуть не застопорили этот новомодный