Утерянное Евангелие. Книга 1 - Константин Стогний

— А ну-ка, что тут у нас, — коварно-сладким голосом произнес Клеркон, раздвигая щиты, прикрывавшие Астрид с Буртси. — Это какие-то знатные пассажиры!

— О! — воскликнул подоспевший «на самое сладкое» Ацур. — Чур, бабу мне, дите со стариком тебе!

— Ну уж нет, братец, — возразил Клеркон. — Поделим, как договаривались: ладья тебе, все, что на ладье, — мне.

И добавил:

— Поздравляю тебя, капитан Ацур! Прикажи своей команде перегрузить все, что есть на твоем снеккаре, к нам на драккары!

По договору младшему брату Ацуру досталось также все, что выпало за борт снеккара. Так юный Торгисль оказался рабом нового капитана Ацура, но этим же вечером эст выменял его на великолепного козла, чтобы накормить себя и команду примкнувших к нему пиратов из экипажей старших братьев.

— Я дарю тебе свободу, — объявил Клеркон плененному Скальду. — Чтобы ты рассказал всем, как погибли Торольв Вшивая Борода и Вульвайф, старший дружинник покойного конунга Трюггви.

— Я сложу сагу о твоем благородстве, Клеркон, — ответил, поклонившись, Скальд. — Но позволь мне остаться подле моей жены и ребенка.

— Пожалуйста, Скальд, — рассмеялся наслаждающийся своим благородством морской разбойник. — Я продам тебе твою naine за полфунта золота, а сына — за четыре с половиной фунта[15].

Так ослепший от контузии Уис-музыкант, Скальд, юный Торгисль, старый Буртси, Астрид и Олаф оказались в Эстланде, в хозяйстве морского пирата Клеркона.

Никто не может представить себе, на какой отчаянный поступок может толкнуть судьба. Люди прыгают с парашютом, лезут в горы, занимаются руферством[16]. Многие говорят, что это от недостатка адреналина в крови. Отчаянные головы выполняют акробатические трюки на мотоциклах, велосипедах, автомобилях, когда выжить, казалось бы, не так много шансов, но…

…Но все равно трудно представить себе человека, плывущего без акваланга под водой в открытом океане.

Матрос Александр Пасларь никогда не отличался покладистостью. Работая в машинном отделении, он нередко мог огрызнуться даже в разговоре со старпомом. Но свое дело знал отлично. Мало кто мог «разложить по косточкам» и собрать заново механику судна так, как Сашко Угрюмый, прозванный так за свой массивный подбородок, будто прижатый к груди, и за неприятный взгляд маленьких серых глаз. И если у кого-то язык был подвешен, у Александра он был завязан на узел и не шевелился — так о нем шутили товарищи. Он мог молчать целыми днями и быть незаметным ни для кого, кроме своих сменщиков — Богомола и Штепуры. Но если говорил, то всегда по делу и был хорошим, надежным другом — и в шторм, и в штиль. Тихий и незаметный друг.

Вот и в этот раз, когда «Карина» была захвачена пиратами, в суматохе никто не заметил, как с кормы судна в воду нырнул человек…

Отличный пловец, Угрюмый плыл уже целый час. Набирал полные легкие воздуха и нырял, скользя вперед, чтоб быть незамеченным. Его не пугала большая вода, не испугало и то, что, вынырнув в очередной раз, он оглянулся и увидел «Карину» так далеко, что заметить его в бинокль с капитанского мостика было уже невозможно. Матрос лег на воду, отдышавшись и давая отдохнуть уставшему телу. Черные мошки на фоне ярко-лазурного неба плавно кружились перед его глазами. Александр лежал на поверхности глубоченной Сомалийской котловины, уходящей вниз на километры, и черная смоль бездны, готовая поглотить любого непрошеного гостя, таила в себе неизвестность. Не особо думая, что ждет его там, на дне, отважный моряк перевернулся и снова поплыл неторопливым брассом, удаляясь от судна все дальше и дальше. На что он надеялся, когда прыгал за борт? О чем думал? Человеческие силы не безграничны. До ближайшего берега не менее четырехсот километров, но Пасларь невозмутимо греб вперед.

Безумие? Возможно, но никто из команды не знал, откуда на руках Александра и по всему его телу глубокие шрамы от ран, полученных еще в далекой молодости, почему на погоду так крутит все суставы. Тот, кто побывал в плену у афганских моджахедов и выжил, хорошо прочувствовал, что такое пытки: как хрустят, ломаясь, кости, как подвешивают за ребра на мясной крюк, как рвутся связки на руках и ногах, как, как, как… Матрос Угрюмый дал себе слово, что в плен больше не сдастся. Уж лучше погибнуть здесь, в бескрайних просторах океана, теряя силы, пойти ко дну, чем еще раз испытать то, что преследовало Угрюмого с юности.

Свобода. Как тяжело она дается. Александр плыл долго и упорно. Зная, что африканское солнце беспощадно и обжигает даже через воду, он предусмотрительно не снял рубашку и бриджи. И они вскоре стали для матроса тяжелее скафандра.

Кровь прибывала к голове и словно колола иглами в ноздрях, сердце заходилось, а воздуха не хватало. Он опять ложился на воду и, немного успокоившись, плыл и плыл. Два часа? Три? Четыре?.. Он потерял счет времени, и его передышки становились все длиннее и длиннее. Наконец он захотел пить и сделал пару глотков противной соленой воды — больше было нельзя, могли отказать почки. Да и рвота. Страшный приступ тошноты подбирался все выше… Хватит пить — себя погубишь. Так его учили старые «морские волки», которых на его длинном веку матроса было немало. Он и сам стал «морским волком», прожженным тропическим солнцем и пропитанным солью океана. Казалось, его кожа выделяет соль даже на берегу, в дни коротких отпусков. Но силы были на исходе… Даже такой человек-кремень, как механик Александр Пасларь, смертельно устал. Перед глазами поплыли красные круги, стало трудно дышать — ни вдохнуть, ни выдохнуть. И вдруг…

Берег! Откуда? Он был совсем рядом, метрах в ста. Будто бы матрос заплыл за буйки и вот-вот услышит строгий, требовательный голос инспектора из радиорубки со спасательной станции: «Мужчина в одежде, срочно вернитесь в зону купания!» Берег, такой неожиданный, как чудесное спасение из кромешного ада. Еще несколько гребков, и Угрюмый выберется на мокрый песок и, прижавшись к нему, лишится чувств… Золотистый песок был близко, прибой ласково шептал: «Саш-ш-ш-ш-ша… Са-ш-ш-ш-а…» Вот уже чуть-чуть, вот уже совсем рядом…

…Демон этих широт — белая акула — проплыла перед самым носом механика. Ее острый большой плавник заставил догадаться, что длина чудовища не меньше трех метров… Но где же берег? Нет его. Вокруг только водяное безмолвие. Теплое, черное и ужасное… И плавник, и еще плавник, и еще… Но белые акулы не собираются в стаи! А кто сказал, что это стая? Акулы и в стае — группа одиночек. Хотят есть. Вот и кружат. Не было сил даже испугаться. Александр уже ничего не слышал, только исступленно смотрел на этот хоровод хищников перед вкусным обедом. Сейчас они съедят его. Это будет больно, но недолго.