Брачная ночь - Софи Кинселла

Ну да, подтолкнуть, думаю я с иронией. Вот только то, что ты собираешься сделать, больше похоже на пинок в зад. На мгновение я представляю себе, как моя сестрица за волосы волочит Ричарда к алтарю, и мне становится противно. Я отлично знаю, чем все закончится. В конце концов и Лотти и Ричард окажутся в офисе Барнаби Риза («пятьсот фунтов за первую консультацию»).

– Слушай меня, Лотти, – говорю я, – и слушай внимательно. Я категорически не советую тебе выходить замуж за кого бы то ни было, если ты только не уверена на двести процентов, что из этого выйдет какой-нибудь толк. Нет, лучше – на шестьсот процентов, – мой взгляд непроизвольно устремляется на бумаги, в которых Дэниел изложил свои новые требования. – Потому что в противном случае ты не наживешь ничего, кроме очень большого… больших проблем. Я знаю это точно, причем по своему собственному печальному опыту. Поверь мне, это ужасно.

На том конце линии воцаряется тишина. Я хорошо знаю Лотти и могу представить, о чем она сейчас думает. Должно быть, как раз в эти минуты моя сестрица прощается со слащаво-романтической картиной, которую она успела нарисовать в своем воображении: она делает Ричарду предложение на мосту Золотые Ворота на фоне заката. Или рассвета – в зависимости от того, в какое время суток ей удастся его отловить.

– По крайней мере, сначала подумай, – добавляю я. – Не стоит совершать опрометчивые поступки, о которых ты будешь горько жалеть. Если вы любите друг друга, несколько недель ничего не изменят в ваших отношениях, а если нет…

Тут я задерживаю дыхание и суеверно скрещиваю пальцы. Подействует или нет?

– О’кей, – говорит наконец Лотти, но в ее голосе отчетливо слышатся унылые нотки. – Я… я подумаю.

Мне хочется завопить от радости. Я сделала это! Сделала! Впервые в жизни мне удалось убить болезнь в зародыше: помешать сестре совершить Неудачный Выбор. Не исключено, впрочем, что с возрастом Лотти сделалась чуть менее импульсивной – в то, что она научилась мыслить более или менее рационально, мне по-прежнему не верится.

– Давай-ка пообедаем вместе, ладно? – предлагаю я, чтобы немного ее подбодрить. – Я угощаю. Как только я вернусь из отпуска, так сразу и пойдем… В лучший ресторан, какой ты скажешь.

– Это… это неплохая идея, – жалобно бормочет Лотти. – Спасибо, Флисс.

– Ну, мне пора бежать. Будь умницей. Увидимся.

Лотти дает отбой, и я с шумом выдыхаю воздух. Я очень злюсь, только не знаю – на кого. На Ричарда? На Дэниела? На Гэвина? На Гюнтера? А может, на всех мужчин сразу? Нет, это было бы несправедливо. Среди мужчин тоже встречаются достойные экземпляры, тот же Барнаби, мой очаровательный молочник Невилл, далай-лама, может быть, еще папа римский…

Я поднимаю взгляд, вижу свое отражение в темном экране компьютера и в ужасе отшатываюсь. У меня в волосах застряла оранжевая пулька из игрушечного бластера Ноя.

То, что надо. Не хватает только накладного носа и рыжего парика.

Я всю ночь не спала.

Когда люди заявляют нечто подобное, они чаще всего имеют в виду, что они пару раз просыпались, выпивали чашечку цветочного чая и снова ложились в постель, но я действительно не спала всю ночь. И считала каждый час, каждую проходящую минуту.

К часу пополуночи я решила, что Флисс совершенно не права. В час тридцать я нашла подходящий рейс до Сан-Франциско. К двум я написала превосходную, исполненную любви и страсти речь, которую я произнесу, когда буду делать Ричарду предложение (я даже включила в нее несколько цитат из Шекспира, Ричарда Кертиса и «Тейк зет»). К трем часам я записала видеоролик, на котором я произношу эту речь вслух и «с выражением», как говорили в школе (потребовалось одиннадцать проб, но я справилась). Я просмотрела этот ролик несколько раз и поняла (было без четверти четыре), что Флисс права: Ричард никогда не скажет мне «да». Он просто испугается, особенно если я таки произнесу свою речь! В пять часов я попила чаю с конфетами-пралине и с печеньем. К шести я доела конфеты, а заодно – съела весь запас мороженого «Фиш-фуд». Сейчас я сижу на пластмассовом стульчике перед своим столом, сражаюсь с тошнотой и жалею о потраченных усилиях.

В глубине души я еще сомневаюсь, правильно ли я поступила, порвав с Ричардом. Что, если я совершила самую крупную в жизни ошибку? Быть может, если бы я держала язык за зубами и даже не заикалась о браке, из наших отношений что-нибудь да вышло бы? Ну, хоть что-нибудь?..

Мой ум, однако, мыслит более рационально, и он напрочь отвергает эту возможность. Говорят, женщины руководствуются интуицией, а мужчины – логикой. Что за чушь! Я изучала логику в университете и хорошо знаю ее основные законы. К примеру, если А равно В, а В равно С, следовательно, А равно С… Но если взглянуть на мою ситуацию с позиций чистой науки, получается… смех на палочке получается. Судите сами: с одной стороны, Ричард не собирается делать мне предложение, он дал мне это понять совершенно недвусмысленно. С другой стороны, я хочу замуж, хочу семью и ребенка, а может быть, и не одного. Из этих двух предпосылок можно сделать следующее заключение: мне не суждено стать женой Ричарда, и таким образом, мне придется стать женой какого-то другого человека.

Это один вывод, а вот другой: я поступила совершенно правильно, когда рассталась с Ричардом.

Еще один вывод: теперь мне необходимо найти мужчину, который захочет на мне жениться и который не станет бледнеть от страха, покрываться испариной и беспомощно мямлить при одном упоминании о возможной свадьбе. Мне нужно найти мужчину, который хорошо понимает: если женщина прожила с кем-то три года, то она, возможно, мечтает о семье, о детях, о собаке… о том, чтобы всем вместе украшать елку под Рождество. В конце концов, что в этом такого плохого? Почему о браке нельзя ни мечтать, ни даже упомянуть? Ведь буквально все твердили нам с Ричардом, что мы очень гармоничная пара и прекрасно смотримся вместе, и нам действительно было хорошо. И даже его мать как-то намекнула, мол, было бы неплохо, если бы мы поселились где-нибудь поближе к ней.

Ну ладно, допустим, взглянуть на ситуацию с позиции чистой науки у меня не получилось, но это не значит, что я не права.

Я делаю глоток остывшего чая и пытаюсь успокоить разгулявшиеся нервы. Будем считать, что мне удалось сохранить объективность в той мере, в какой это возможно в моих обстоятельствах, а они таковы: я провела без сна целую ночь, и теперь мне нужно успеть на поезд в 7. 09 до Бирмингема, чтобы выступить там перед полусотней студентов с рекламной речью о наших вакансиях (я уже представляю себе пропахшую цветной капустой в сырном соусе аудиторию, серый свет из окон, скучающие или перевозбужденные лица наших будущих сотрудников). Что ж, видно, такова судьба современного рекрутера.

* * *

Мы с моим коллегой Стивом сидим в крошечной комнатенке, примыкающей к той самой пропахшей капустой и сыром аудитории. Стив пьет кофе из термоса. Вид у него такой же взъерошенный и невыспавшийся, как и у меня, но, я думаю – это вовсе не потому, что накануне у него тоже произошло неудачное объяснение с какой-то дамой. На самом деле Стив зашибает, однако это не мешает ему быть хорошим сотрудником, и я люблю с ним работать. Мы довольно часто выезжаем на подобные собеседования вдвоем: Стив занимается научной стороной, я изо всех сил рекламирую нашу «Блейз фармасьютикл» и отвечаю на общие вопросы. Иными словами, Стив отпугивает возможных кандидатов рассказами о том, как сложно и ответственно работать в нашем ультрапередовом исследовательско-инновационном отделе, а я заманиваю их обещаниями быстрой и блестящей карьеры, рассказываю о помощи, которую на первых порах они будут получать от более опытных коллег, а также уверяю в том, что они вовсе не продаются за «чечевичную похлебку», и что, работая у нас, каждый сможет не только получать достойную зарплату, но и сумеет реализовать себя как личность или как ученый. Ну и все в таком духе.