Брачная ночь - Софи Кинселла

– Если бы ты знал, как он мне надоел!

– Я тебя хорошо понимаю, и все равно мне кажется, ты напрасно переживаешь. Постарайся не думать о том, что случилось, хорошо?

Он что, издевается?

– Я все записала, – говорю я. – Все, что он сделал. Я могу прислать тебе файл по электронной почте. – Я машинально нащупываю на шее карту памяти. – Хочешь, я сделаю это прямо сейчас?

– Я уже говорил тебе, нет никакого смысла записывать каждую мелочь, которая кажется тебе нарушением существующих договоренностей.

– Но я хочу… хочу, чтобы у нас были основания обвинить его в неподобающем поведении и злоупотреблении своими правами. Если собрать все материалы вместе, судья наверняка поймет, какая он эгоистичная свинья, и тогда…

– Судья уже знает, что представляет собой твой Дэниел.

– Во-первых, он давно не мой. Во-вторых…

– Флисс… – Барнаби тяжело вздыхает. – У тебя типичный случай Разводной Горячки. Помнишь, что я говорил тебе об этой болезни?

Я отвечаю не сразу. Барнаби хорошо меня изучил. Порой он буквально читает мои мысли, и мне это не всегда нравится. Когда-то мы вместе учились в колледже, и хотя его услуги – даже с учетом скидки, которую он сделал мне по старой дружбе, – обходятся мне очень и очень недешево, я ни разу не задумалась о том, чтобы обратиться к кому-то другому. Сейчас он ждет ответа – словно учитель, задавший школьнику какой-то очень простой вопрос, и я просто не могу его подвести.

– Разводная Горячка сопровождается бредом и видениями, которые не имеют никакого отношения к реальности, – отбарабаниваю я.

– Никакого отношения к реальности, – с нажимом повторяет Барнаби. – Это означает, что ни один судья не станет зачитывать в суде двухсотстраничный перечень проступков Дэниела, а зрители не станут свистеть, улюлюкать и показывать пальцами на твоего бывшего. И ни один судья не скажет: «Миссис Грейвени, вы – святая, а ваш муж – просто презренный негодяй и мерзавец, и на этом основании я готов признать законными все ваши претензии».

Я невольно краснею, потому что именно о чем-то в этом роде я мечтала. Только в моем воображении толпа не только тыкала в Дэниела пальцами, но и швыряла в него гнилыми помидорами.

– С другой стороны, Дэниел никогда не призна́ет, что был не прав, – безжалостно продолжает Барнаби. – Он не встанет перед судьей на колени и не скажет со слезами на глазах: «Дорогая Флисс, прости меня, пожалуйста!» И ни одна газета не поместит отчет о твоем разводе под заголовком: «Самый дерьмовый в мире муж признал свою дерьмовость в суде».

Я не выдерживаю и фыркаю.

– Я все понимаю, но…

– Понимаешь? – с сомнением переспрашивает Барнаби. – Ты уверена? Или где-то в глубине души ты все еще ждешь, что однажды утром Дэниел проснется и, осознав все свои ошибки, публично в них покается? Не надейся, Флисс. Дэниел никогда ничего не поймет и не осозна́ет, и никогда не признается в том, что он был плохим человеком и скверным мужем. Я могу заниматься этим делом еще много тысяч часов, но на подобное я не рассчитываю, потому что этого никогда не случится.

– Но ведь это чертовски несправедливо! – восклицаю я разочарованно. – Ведь Дэниел – настоящий двуличный негодяй!

– Я знаю. Твой Дэниел… прости, просто Дэниел – то еще дерьмо. Тем меньше у тебя оснований вспоминать о нем при каждом удобном и неудобном случае. Выбрось его из своей жизни, выбрось навсегда!

– Ну, это не так просто… – неуверенно бормочу я после небольшой паузы. – В конце концов, он отец моего ребенка.

– Я и не говорил, что будет просто, – отвечает Барнаби, заметно смягчаясь. Некоторое время мы оба молчим. Я смотрю на свои офисные часы – на тонкую секундную стрелку, которая бежит по круглому пластмассовому циферблату. Спустя примерно минуту я устало склоняюсь вперед, упираясь головой в сгиб локтя.

– Чертов развод!..

– Да, развод, – подтверждает Барнаби. – Величайшее изобретение человечества.

– Я хотела бы… даже не знаю… – Я тяжело вздыхаю. – Вот если бы можно было просто взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы наш брак никогда не существовал!.. Разумеется, это не касается Ноя. Пусть он останется, а все остальное пусть исчезнет как дурной сон.

– Ты, вероятно, говоришь об аннулировании брака, – жизнерадостно заявляет Барнаби.

– Это еще что такое? – удивляюсь я.

– Признание брака недействительным или не вступившим в законную силу, – поясняет он.

– И что, такое бывает? – удивляюсь я.

– Бывает, – подтверждает Барнаби. – Суд объявляет семейный договор недействительным – и все. Должен сказать, что многие мои клиенты добиваются не развода, а именно аннулирования брака.

– А я могла бы аннулировать свой брак? – Эта идея внезапно захватывает меня целиком. Неужели существует какой-то неизвестный мне ранее способ обойти мучительную и долгую процедуру официального развода?! Ан-ну-ли-рование… Мне нравится, как звучит это слово! И почему Барнаби ничего не сказал мне об этом раньше?

– Нет, если только мы не выясним, что Дэниел был двоеженцем, – сухо сообщает Барнаби. – Или что он принудил тебя к браку. Или что вы фактически не вступили в супружеские отношения. Или что один из вас в момент заключения брака был недееспособен и не мог отвечать за свои поступки по причине душевного заболевания.

– Это была я! – быстро говорю я. – Я была недееспособна. Я отлично помню, что буквально сходила с ума при одной мысли о свадьбе.

– Все так говорят! – Барнаби смеется. – Но, боюсь, это не пройдет.

Вспыхнувшая было искра надежды медленно угасает. Черт! Сейчас мне почти хочется, чтобы Дэниел оказался двоеженцем. Я даже представляю себе почтенную матрону в мормонском капоре, которая вдруг появится как из-под земли и крикнет: «Он женился на мне раньше!» Подобный поворот сразу избавил бы меня от всех проблем и его дурацких претензий.

– Боюсь, нам придется и дальше придерживаться первоначального варианта с разводом, – говорю я наконец. – Спасибо, Барнаби. Ну а теперь я лучше пойду, пока ты не выписал мне счет еще тысяч на тридцать только за то, что мы просто поздоровались.

– Да, так действительно будет лучше, – спокойно соглашается Барнаби. Он никогда не обижается, что бы я ни говорила. – Но пока ты еще не умчалась, ответь-ка мне еще на один вопрос: ты все еще собираешься во Францию, верно?

– Да. Я лечу туда завтра.

Мы с Ноем летим на Лазурный Берег, на целых две недели. С его точки зрения, это пасхальные каникулы. Что касается меня, то это очередная работа. Мне предстоит оценить и подробно описать три отеля, шесть ресторанов и один тематический парк. Это означает, что каждый день мне придется по несколько часов работать за компьютером, но я не жалуюсь.

– Я тут снова созванивался со своим старым приятелем Натаном Форрестером. Кажется, я тебе о нем уже рассказывал… Он живет на Антибах. Было бы неплохо, если бы ты его навестила, о’кей?