Духи Тургояка. Первая встреча - Олег Соломатов

Придя к месту нашей остановки у родника, мы обнаружили, что Сыдынгу стало хуже из-за того, что поднялась температура, лицо его горело. Волчонок забился возле мальчика в складки шкур и притих, как будто понимал суть происходящего. Ырыс смачивала кусок шкурки родниковой водой и протирала ему лоб. Показав вождю, как запечь на костре рыбу на колышках, сам, ради любопытства, пошел с фонарём в средний проход, в который ещё не входил. Я часто, когда знал, что мне нужно, но не знал – где это взять, бродил по квартире и «совал нос» во все дырки в поисках подходящей аналогии. Вот и теперь, пошёл в средний проход по этой же выработанной привычке. Он оказался совсем недавний и короткий, как будто его только начали прорубать. В его конце была большая лужа, а со стен текла потоком вода и уходила куда-то в глубину промыва в боковой стене. Я осветил вокруг, но ничего примечательного не обнаружил. Решив двинуться в обратный путь, я стал разворачиваться, но ноги завязли в глине, а один кед слетел с ноги. Наклонившись, я потянул за него, и тут меня осенила МЫСЛЬ!!! Занявшись рыбалкой, мы совсем забыли о цели нашего визита и совсем не искали подходящие камни. А у меня под ногами куча глины! Собрав ее побольше, сколько мог унести в руках, я бегом двинулся обратно. Когда сидя у костра, я лепил жалкое подобие котелка, скорее – миски, Ырыс и её соплеменники смотрели на меня, как на фокусника в цирке, о чем-то переговаривались, тыча пальцами в моё «детище». Подбросив в костер больше дров, я поставил в центр на угли глиняное изваяние и стал ждать. По ходу действия из остатков глины, я слепил подобие мамонта и тоже сунул в костер. Между нами, в процессе моей лепки, было полное непонимание, но и Ырыс и Вождь Тырыый, возможно, не усомнились ни в одном из моих действий исходя из предыдущих событий, загадочных вещей и проделываемых мною «чудес». Огонь раскалил глину до красна. И вот, когда костер почти погас, из красных углей я извлёк очень осторожно, двумя палками «миску». Больше всего я боялся, что глина рассыплется на мелкие кусочки, но этого не произошло. Вполне приличная для первого раза и показательная для окружающих, подумал я, и поставил миску в сторонку остывать, а тем временем палочкой выковырял из углей фигурку. Она тоже не подвела, не раскололась на куски и сейчас представляла твердую фигурку мамонта вывалянного в песке и золе. Сунул её в воду родника и остудил. Для большей схожести я достал из прогоревшей части костра уголёк и нарисовал на игрушке подобие волос, глаза, рот. И вот теперь, закончив творческий процесс, передо мной встал вопрос, кому отдать сиё произведение? Дело в том, что игрушка произвела неизгладимое впечатление сразу на всех моих спутников. На меня смотрели заворожено десять глаз. Я тогда решил схитрить и, передав вождю игрушку, предложил ему самому решить – кого осчастливить. Тырыый не ожидал такого поворота и сначала хотел просто оставить её себе, но потом, подумав, передал больному, проявив тем самым заботу о больном и показав своё великодушие перед «подчиненными». Пока мы рядились, кому отдать сувенир, от костра запахло палёным…, это наша рыба сгорела и с одного бока представляла такие же угольки, как и в костре. Хорошо, что не всю сразу рыбу мы решили жарить, и тогда пришла другая идея. Я сгрёб палкой угли в сторону с одного камня под костровищем и сдув остатки золы, положил несколько рыбин на горячую поверхность этого камня. Не прошло и минуты, как окуни запеклись с нижней стороны и я, палочкой перевернув первого, предложил Ырыс проделать тоже самое с остальными. Да, я ведь забыл про миску. Она к этому времени уже остыла и я, тихонько попробовав её на прочность, заполнил водой из родника и поставил на красные угли. Когда вода закипела, я достал багульник и заварил его. Пока отвар настаивался – подумалось, что надо бы показать Ырыс весь процесс лепки посуды с самого начала, и я позвал её во второй проход. Дойдя повторно до глины, я ткнул пальцем на залежи намытой глины и показал, что именно её надо взять с собой. Мы, сколько смогли, принесли, и я посадил её за лепку. Пока она пыталась творить то, не зная что, меня разбирал смех и порой, глядя на жалкие подобия мисок, я, не сдержавшись, катался по полу, держась за живот. Потом, мы вновь сунули первые изделия ручной работы первобытного человека в угли, обложили хворостом и вновь стали ждать. Отвар уже остыл и я, как заправский лекарь, подойдя к больному, показал, что от него требуется. Когда он понял и с покорностью открыл рот я влил ему немного горькой жидкости. Сыдынг вначале стал отплёвываться, но увидев строгий взгляд Тырыыя – проглотил очередную порцию отвара. Пока Ырыс отмывала руки от глины, вождь сам стал отпаивать Сыдынга. Меня бабушка, которая по профессии была аптекарь, с детства учила собирать растущие вокруг травки, и я знал, что багульник является сильным жаропонижающим. Выпоив отвар и освободив миску, я снова налил воды и нагрел до кипения. Теперь в ход пошли березовые листья, имевшие противовоспалительное действие. Когда новое «зелье» было готово, я вытащил использованный подорожник из-под перевязки, потом полил березовым отваром на повязку раненного, чтобы она пропиталась, и через несколько минут снова положил под нее новую порцию листьев подорожника. Пока я возился с Сыдынгом, новая партия посуды была готова и мы, вынув её, оставили остывать. Тем временем жаренная на камне рыба уже остыла и все сели вокруг остатков костра попробовать новое для них блюдо. Один из охотников откусил голову и попытался разжевать, но уколовшись костями, резко выплюнул всё содержимое изо рта. Остальные насторожились и с недоверием посмотрели на меня. Пришлось показать, как правильно разделывать и есть рыбу, не ранясь острыми костями. Когда техника отделения мяса от костей была мало-мальски освоена, все до одного выразили удовлетворение по поводу вкусовых качеств нового пищевого продукта. Только волчонок не стал жевать колючую рыбу, он предпочел грызть косточку из запасов провизии, взятой с собой.

Вечерело, и вождь с охотниками пошёл вновь к озеру за дровами. Делать было нечего и я, набрав головёшек у костра, подошел к стене и стал на ней вырисовывать мамонта на краю скалы и охотников с копьями, загоняющими его на край. Это была упрощённая копия той картины, которую я не раз видел в городском краеведческом музее. Естественно, повторить я её не смог бы с высокой точностью, но для местных жителей было понятнее, когда на рисунке были только силуэты. Сыдынг смотрел во все глаза на картинку и сжимал статуэтку в руках. Для него всё это было таким новым и не укладывающимся в рамки обычной жизни, что он совсем забыл про ногу. Всё его внимание было приковано к рисункам. Он как будто смотрел кино о том, как проходила вчерашняя охота. Но я решил изменить ход охоты и на рисунке изобразил меткого Тырыыя, бросившего точно в сердце мамонта копьё, падающего с обрыва зверя и остальных охотников, добивающих почти неподвижное, разбившееся об острые камни животное. Сейчас я себя представлял генералом, разрабатывающим план наступления, окружения и уничтожения крупной группировки врага, а Сыдынг напоминал раненного курсанта на курсах начальной военной подготовки после проваленного экзамена по окружению и захвату. Неожиданно пламя костра всполохнулось, как будто от сквозняка открылась дверь, раздались шорохи, а по стене в углу мелькнули мрачные тени. Мы притихли. Ырыс настороженно огляделась, и её рука интуитивно стала нащупывать каменный топор, лежавший рядом с дровами. Шорохи стихли. Тишина разряжалась только мерным потрескиванием веток костра. Так мы просидели минут двадцать. Ни одного постороннего звука больше не доносилось до наших ушей. Успокоившись, мы вновь переключились на изучение новых возможностей первобытной посуды, слепленной Ырыс. Поставив на костер очередную порцию воды в миске, довели её до кипения, бросили в нее чищеного окуня. Немного покипев, он стал развариваться и разваливаться на кусочки. Значит – готов, решил я. Снял аккуратно, чтобы не пролить, с костра миску, слил в другую миску бульон и дал его попробовать «соплеменникам». Жалко, что нет соли, подумалось мне, но потом я вспомнил из учебника по биологии, что солью пользоваться люди стали намного позже, только для изменения вкусовых приоритетов, а не по необходимости и что остальные животные до сих пор не знают, что это такое, и живут без соли прекрасно. Вот и моим спутникам бульон пришелся «по душе» без всякой соли. Время потихоньку шло, а вождя с охотниками не было.