Был у меня друг - Валерий Шкода

– Место, где рождаются мысли, называется мозг, – твердо и очень спокойно, разрушив иллюзии сына, перебил его отец, – и все мысли рождаются в нем, и нигде больше. Об этом еще Ленин сказал, и, чтобы это понять, совсем не обязательно часами бродить по степи. Мысль есть продукт деятельности головного мозга.

– Это неправда, папа! – Егора охватило отчаяние. – Подобное может родить только себе подобное…. Мозг – это материя, мясо, если хочешь, а мысль взвесить нельзя и понюхать тоже, она в иных мирах пробуждается.

– Где?!

– Ну, в небе, если хочешь, в Космосе, я не знаю,… – Егор не на шутку разволновался, потому что он видел, как все больше и больше отец начинал хмуриться. – А мозг – всего лишь ее временное пристанище, инструмент проявления.…

– Ты хочешь сказать, что Ленин ошибался? Не слишком ли ты много берешь на свою маленькую голову?

– Ну почему же тогда Ленин не рассказал, каким образом происходит это рождение? Почему мы должны верить тому, что никем не доказано? Ведь все как раз с точностью до наоборот. Мысль, идея рождает мозг!

– И ты можешь это доказать?

– Могу! – Глаза у Егора горели уверенным и пронизывающим пространство огнем. – Прежде чем у тебя появился я, ты ведь сначала обо мне подумал, захотел меня, а уже потом на свет появилось мое тело….

Отец, не отводя изумленных глаз от сына, нащупал на столе стакан с вином и, поднеся к губам, опустошил его медленными глотками.

– Ты об этом больше никому не рассказывал? – поставив стакан на стол и промокнув губы рукавом рубахи, тихо спросил он.

– Нет, никому,… – как-то неуверенно ответил Егор, почувствовав себя не долетевшей до берега птицей.

– Значит, так, сынок, – отец встал, и Егор понял, что разговор их окончен, – если ты не хочешь, чтобы у нас с тобой были неприятности, пообещай мне, что никому и никогда, слышишь? Никому и никогда ты об этом рассказывать не будешь.

«Неужели отец так ничего и не понял?» – промелькнула в голове у Егора досадная мысль.

– Обещаю, папа, – на вдохе, дрожащим голосом покорно сказал он.

– Ты сдержишь свое обещание?

– Сдержу, папа, – выдохнул в землю Егор.

Стоя над сыном, отец положил Егору на плечи руки и, смягчив свой голос, тихо сказал:

– Ты слишком молод, Егор, тебе еще много в жизни предстоит понять и испытать, но запомни одно: человек рожден для того, чтобы ходить по земле, а не летать в облаках. Если бы было иначе, тогда природа дала бы человеку крылья, а не ноги. Ты должен крепко стоять на земле и любить ее, а облака – это удел птиц, а не людей. Земля – это мать твоя, а иного и быть не может; она дает нам все, в чем мы с тобой нуждаемся, даже воздух, которым ты дышишь. И я хочу, чтобы ты это понял, осознал на всю оставшуюся жизнь.

Я гораздо старше тебя и достаточно повидал в этой жизни, а ты еще слишком мал, чтобы судить о таких серьезных вещах. На сегодняшний день твоя главная задача – освоить профессию моториста и начать зарабатывать деньги для того, чтобы обеспечить себе будущее. А будущее твое – это семья, дети, собственный дом.… В общем, спокойная и достойная жизнь. К покою стремятся все люди на земле, наверное, так и должно быть.

Я не знаю, где ты мог в нашем поселке нахвататься этой,… – отец посмотрел на Егора и, увидев, как задрожали его губы, не закончил фразу, – ну, в общем, ты мне пообещал – никому и никогда.

Закончив монолог, отец прижал Егора к своей груди, потрепал его выгоревшие на жарком солнце волосы, поцеловал в макушку и, неспешно переставляя отяжелевшие ноги, направился в сторону дома.

Никому и никогда.… Эти два слова стучали в ушах Егора, как молот по наковальне. «Я сдержу свое обещание, папа, – твердо решил про себя Егор, сжав кулаки, – но я знаю, что ты ошибаешься. Да, ты старше и мудрее меня, много в своей жизни пережил, но ты не видел того, что видел я, ты не видел небо, а я не смог тебе его показать, и об этом я буду сожалеть всю свою оставшуюся жизнь. Но слово свое я сдержу, потому что очень тебя люблю!»

Егор вышел на берег моря, лег спиной на желтый песок и закрыл глаза. Сквозь опущенные веки пробились прозрачные слезы выливающейся из него досады на себя и свою несвоевременную оплошность, на свое неумение объяснить переживаемые состояния и то, что с ним происходит, на свое обещание, навсегда запечатавшее его уста.… «Ну и пусть, – подумал он тогда, – пусть я никому об этом больше не расскажу, пусть о моем открытии никто и никогда больше не узнает. Буду обычным человеком, буду работать, зарабатывать деньги, построю дом, но мое небо всегда будет со мной! Оно мое!» Эта последняя мысль принесла в его душу спокойствие, а мокрое лицо засияло неожиданной и светлой улыбкой!

Егор лежал и больше ни о чем не думал, он просто лежал и улыбался, и ему было очень хорошо и легко. А в море опускался большой и оранжевый диск, унося с собой дневную жару и яркий свет, постепенно уступая место вечерней свежести и плотным сумеркам.

«Не сдержишь ты свое обещание, Егор, – грустно прошептало уходящее Светило, – всего только один раз в своей жизни не сдержишь. Но никто тебя за это не осудит. Ты будешь далеко отсюда, и обстоятельства будут другими… совсем другими, и ты будешь другим. Ты даже представить себе не можешь, насколько ты будешь другим. А изменишься ты потому, что предстоят тебе тяжелые испытания. Не будешь ты зарабатывать деньги и строить себе дом, ты будешь подниматься…»

В тот миг, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, Егор открыл глаза. На потерявшем свет небе зажглась первая звезда. У полусгнившего причала, брякая ржавой цепью, болтался на волнах старый баркас, а где-то на окраине поселка лениво тявкала чья-то собака. Егор сел и оглянулся. Морской берег был пуст и спокоен. «Странно, мне показалось, что рядом кто-то есть, – озадаченно подумал он, – наверное, привиделось.… Пора идти домой, а то отец не сядет без меня ужинать».

Егор поднялся на ноги и, проваливаясь по щиколотку в мягком песке, неспешно побрел в сторону дома, погрузившись в совершенно земные мысли: «Завтра с утра пойду в отдел кадров рыбколхоза и отдам документы на оформление. Буду учиться на моториста, как мы с папой договорились, через год в море пойду. А что, это тоже интересно – денег заработаю, стану самостоятельным, свободным, по стране поезжу, посмотрю, как люди живут, а то, кроме райцентра, нигде и не был. Может быть, что-то интересное увижу, а там и в армию надо будет собираться. Интересно, куда я попаду служить? В артиллерию, как отец, или в танковые войска, как дядя Витя, а может быть, и в авиацию. Лучше бы, конечно, в авиацию. Вот лотерея!»

Кубок жизни был бы сладок до приторности, если бы не падали в него горькие слезы….

Пифагор

Огромный мохнатый паук шустро перемахнул через гладкий валун и замер, внезапно наткнувшись на безжизненную человеческую руку. Он на секунду остановился, словно решая, обойти стороной эту загрубевшую кисть или взобраться на нее.