Огонь души - Барбара Вуд

Но все это теперь ничего не значило для Зои. Важно было только то, что она была рядом с Андреасом.

Какое-то время для нее было раем на земле наливать ему вино, ставить ему в комнату цветы, постоянно заботиться о его удобстве. До того момента, пока не появилась эта девчонка.

Зоя была неглупа. Она знала, что означает это выражение лица, которое появлялось у ее господина, когда он смотрел на девушку. Зоя сама смотрела на Андреаса таким взглядом, да только он ничего не замечал.

Но она твердо решила не сдаваться. Наконец-то она нашла мужчину, ради которого стоило бороться и приносить себя в жертву, и она не побоится ни одного, ни другого, чтобы завоевать Андреаса.

Зоя отвернулась от окна, когда на улице опять стало тихо, и не заметила, что за ней тоже наблюдают. Ее преследовал жадными взглядами Малахус.

Жестокая ирония и проклятие судьбы, что человек так поздно встретил в жизни любовь, что он должен был влюбиться непременно в ту девушку, которая была так молода и бессердечна, что эта любовь приносила ему больше огорчений, чем радости. Малахус знал, как к нему относится Зоя, она однажды сказала экономке, что он похож на танцующего медведя, который все время неуклюже следует за своим хозяином. Малахус не мог отрицать, что он большой и неуклюжий, что не умеет говорить красивых слов. Но сердце его было большим, и, кроме того, он был надежным и верным. Он не знал, догадывалась ли Зоя о его любви, видимо нет, иначе она не была бы с ним так жестока. По своей наивности Малахус надеялся, что она была бы с ним дружелюбнее, если бы знала, как он к ней относится, и что когда-нибудь она ответит ему взаимностью.

Но пока я раб, этого не будет, думал несчастный Малахус, глядя ей вслед. Она не полюбит меня, пока в моем ухе висит рабская серьга.

Впервые в жизни Малахус проклинал свою долю. Он хотел быть свободным. Только тогда мог он завоевать Зою. Все подарки, которые он делал Зое, — финики, шейный платок, браслет, стоивший ему целого состояния, приняла она с холодным равнодушием, которое очень его огорчило. Но свободу, самостоятельность человека и мужчины она, конечно, оценит, а чтобы добиться ее, ему придется выкупиться у Андреаса, у господина, которого он никогда прежде и не думал покидать.

Для любого раба было очень важно иметь на старости лет хороший приют, и Малахус был здесь в лучшем положении, чем другие. Андреас не издевался над своей прислугой, он был дружелюбным, великодушным и оставлял у себя старых рабов, даже когда они больше не могли принести ему пользы. Он заботился о том, чтобы им было где спать и что поесть, и заботился о них, когда те болели. Раньше Малахус радовался предстоящей беззаботной старости под крышей Андреаса. Но теперь все было иначе. Он должен был получить свободу. Он смог бы выкупиться из этого дома, который десять лет служил ему пристанищем, и, как свободный человек, попытаться идти своей дорогой.

Вздохнув, Малахус отвернулся. Оставалось одно серьезное препятствие осуществлению его плана. Зоя положила глаз на хозяина. Малахус, конечно, знал, что это безнадежно, что ни одной женщине не удалось еще завоевать сердце Андреаса. Только Малахус, который еще тогда, в Александрии, появился у Андреаса, знал, что Андреас недоступен, как самая далекая звезда. И только Малахус знал почему. И все же Зоя страстно желала господина, и, пока все ее мечты были об Андреасе и это было Малахусу ясно, — она не смогла бы оценить его любви.

Но все же была одна надежда. Четыре дня назад Малахус узнал, что Насо, капитан, снова в Антиохии. По какой-то причине он прервал свое путешествие в Британию и вернулся назад. Может быть, надеялся Малахус, на этот раз Андреас, который три недели назад не смог уехать из-за ранения, выйдет в море с Насо.

Малахус был полон надежд. Он знал, что Андреас не сможет устоять перед соблазном такого путешествия.

Поток чествующих, двигавшихся по улицам Антиохии, шумно вылился из южных ворот города на улицу, ведущую к Дафне. Эти огромные массивные ворота служили началом и концом пути многих караванов, окрестности превратились в один сплошной лагерь: шатры, верблюды, ослы и мулы, насколько хватало глаз.

Подгоняемая временем и наказом оракула, Мера спешила сквозь этот хаос из людей и животных в надежде найти караван, который отправляется в этот же вечер. Покинув храм, она сразу вернулась домой и не удивилась, не найдя там Селены. Конечно, она снова ушла к Андреасу. В спешке Мера собрала все, что обладало хоть какой-то ценностью: алебастровый кувшин с миррой, вторую пару сандалий, черепаховый гребень. Единственную настоящую ценность, которая у нее когда-либо была, она подарила дочери, и с того дня Селена никогда не снимала розу из слоновой кости. Правда, розу Мера и так не продала бы, выручки от остальных предметов хватило, чтобы оплатить их долгое путешествие на восток, в пустыню, обратно в Пальмиру.

Кругом на поле расположились караваны, одни только что пришли, другие должны были вот-вот отправиться. Лагерь представлял собой гигантский водоворот, в котором кружились путешественники, торговцы и животные. Прижав руку к нестерпимо ноющему боку и задыхаясь от боли, Мера спешила от одного шатра к другому, от одной палатки к другой и задавала везде один и тот же вопрос. Чтобы выполнить указание оракула, она должна была найти караван, который еще сегодня вечером отправится в далекое путешествие на восток. Она не обратила внимания на веселую шумную процессию, которая проходила мимо. Она не видела своей дочери и Андреаса, которые, держась за руки, шли вместе с поющей толпой.

Процессия двигалась к месту, которое называли гротом Дафны, потому что здесь, согласно легенде, Дафна превратилась в лавровое дерево, чтобы уйти от преследований Аполлона. Все, кто приходил сюда, обычно искали дерево, которое когда-то было нимфой, то же самое делала и Селена, крепко держа за руку Андреаса.

Дойдя до грота, процессия распалась. Изображение Августа поставили на маленький холмик, а люди вокруг начали танцевать. Несмотря на то что начало темнеть и воздух стал влажным, веселому празднеству все не было конца.

Селене казалось, что она попала в какой-то волшебный мир в то время, как она шла с Андреасом по благоухающей зеленой роще. Она была беззаботна и безмятежна, она не думала ни о медицине, ни о болезнях, и, уж конечно, она не думала о предстоящем ей посвящении в высшие тайны. В этот момент ее занимала лишь судьба Дафны, которая превратилась в дерево, потому что хотела ускользнуть от Аполлона, воспылавшего к ней страстной любовью.

Селена спрашивала себя: почему Дафна бежала от страсти? Я бы не стала этого делать, думала она. Если Андреас возжелает меня…

Она незаметно бросила на него взгляд. Он был красив и силен. Она его так любила, что у нее захватывало дух. Что думал о ней Андреас? Может быть, она казалась ему слишком юной для любви и страсти? Может быть, она для него всего лишь ученица и предмет опеки?

— Представь себе на минуту, что я твой брат, — сказал он ей тогда, на празднике облачения. Неужели это все, что он от нее хотел?