Тринадцать гостей. Смерть белее снега - Джозеф Джефферсон Фарджон

– Его зовут – вернее, звали – Хейг. Золотистый ретривер. В данный момент он лежит под живой изгородью с раной в боку.

– Его убили?

– Без сомнения.

– Браконьер, наверное?

– Может быть и такая версия.

– У тебя есть другая?

– Я этой версии не придерживаюсь.

– Пожалуй, мне пора вставать, – со вздохом пробормотал Балтин, с сожалением отрываясь от подушки и высовывая из-под одеяла ногу. – Какой же версии придерживаешься ты?

– Не уверен, что она у меня есть, – признался Пратт.

– Но догадка-то имеется?

– Я размышляю над тем, не один ли и тот же человек убил собаку и испортил мою картину.

– Где связь?

– В разбитом окне.

– Где находится разбитое окно?

– Ага, стало интересно?

– Недостаточно, чтобы звонить в свою газету.

– Ставлю сто сигар, что ты туда позвонишь еще до вечера!

– Ненавижу пари, – буркнул Балтин. – Где разбитое окно-то?

– В мастерской.

– Неужели?

– Представь. Кто-то выбил его, чтобы вылезти оттуда. Сказать зачем?

– Как будто у меня нет собственных мозгов!

– Вот и напряги их.

– Чтобы оттуда вылезти.

– Лучше не зли меня, Лайонел, – предупредил Пратт. – Что бы ты сам сделал, чтобы покинуть помещение? Вышел бы в дверь! А этот человек разбивает окно – а почему? Он не может выйти в дверь. Я запер ее!

– Когда?

– Давай уточним подробности. Они понадобятся тебе для сенсации на первой странице. Вчера я посещал мастерскую трижды. В первый раз – утром, когда Энн мне позировала. Я звал ее продолжить днем, но она ускакала с Тейверли. Тогда я заманил туда Роу – это был второй раз, – чтобы показать ему портрет.

– В надежде на будущее покровительство.

– Он заглотнул наживку. Но мы говорим не об этом. Тот, второй раз, был до чая, примерно в половине пятого. Когда мы шли через холл, Тейверли беседовал с Фоссом. Мы перекинулись парой словечек. – Пратт немного помолчал. – Во второй раз в мастерской никого не было, я совершенно уверен в этом. Но – теперь мы подбираемся к главному – я по рассеянности забыл ключ в замке. В третий раз я побывал там после твоего приезда и нашего разговора. Ты не запомнил, когда я ушел?

– В шесть часов сорок одну минуту.

– Откуда такая точность?

– Я журналист.

– Понятно! – усмехнулся Пратт. – Журналисты – ушлый народ. В общем, ты почти угадал. По пути в мастерскую я задержался, столкнулся в коридоре с Тейверли, пообщался на лужайке с Надин Леверидж и примерно без десяти семь добрался до мастерской, где обнаружил, что портрет Энн испорчен. Через минуту-две я ушел оттуда в последний раз, заперев за собой дверь.

– Ты кого-то там запер?

– По-моему, это очевидно.

– Этот кто-то – назовем его Z – забрался туда между половиной пятого и шестью пятьюдесятью?

– Примерно в шесть сорок. Дадим ему больше времени на причинение ущерба.

– Ты уверен, что в твой третий приход окно еще не было разбито?

– Я бы обязательно заметил.

– Но ты не заметил Z.

– Ты прав. Зато теперь я знаю почему.

– Где он прятался?

– За другим холстом, очень большим. Я проверил свою версию и убедился, что, присев, он мог остаться невидимым.

– Ты нашел какие-нибудь улики?

– Нет.

– Продолжай. Что сделал Z после того, как ты запер его?

– Вот здесь начинается самое любопытное, – произнес Пратт. – Если собаку убил Z, то вылез он не сразу.

– Почему?

– Мне знаком голос Хейга. Вчера он лаял до поздней ночи.

– Это та самая псина, которую я проклинал за гавканье?

– Да.

– Тогда он был жив даже после полуночи.

– Вот именно.

– Ты уверен, что лаял именно Хейг?

– Совершенно уверен.

– И убежден, что погибший пес – Хейг?

– Да.

– Полагаешь, его убил Z?

– Нет. Хотя лай и разбитое окно вроде звенья одной цепи. Пес залаял бы, услышав звон разбитого стекла, и тому, кого он облаял, это не должно было понравиться.

– В таком случае нам всего лишь остается выяснить, зачем Z задержался в мастерской с семи часов вечера аж до полуночи, а то и позднее. Казалось бы, мелочь, что нам за дело?

Пратт улыбнулся:

– Непременно выясним, Лайонел. У тебя получится отличная сенсация!

– Сомневаюсь, что мертвая собака годится для заголовка, – заметил Балтин.

– Зависит от того, куда эта мертвая собака нас приведет.

– А куда она нас приведет?

– Пока не знаю. Ты задал неумный вопрос. Хотя чего еще ждать от неумного человека? Только и умеешь, что спекулировать на чужих знаниях. Слушай! Я обнаруживаю, что мне испортили картину, – я, знаменитый художник! Картина – портрет интересной молодой леди, чьи фотографии помещают «Татлер», «Скетч» и «Байстендер». Разве фотография ее испорченного портрета недостойна появления на твоей первой странице? Но пока ты ее не получишь. Название: «Кто это сделал?» Кто же? Не известный ли игрок в крикет, вернувшийся к себе в комнату незадолго до моего появления в мастерской? Его окурок я нашел перед мастерской. Тогда ключ торчал в двери. Войти мог любой.

– Тейверли?

– Разве я тебе не говорил, что порой впадаю в бешенство при виде Тейверли? Возможно, это не проходит мимо его внимания. Очень любопытно! Химически мы с ним не смешиваемся. Ему не нравится мой портрет Энн, хотя он не говорит об этом вслух… А взять Надин Леверидж, рано одевшуюся к ужину и курившую – между прочим, сигарету Тейверли – на лужайке, когда я вышел из дома. Можно заподозрить и Чейтера, он находился на лужайке, когда я шагал обратно. Хочется изобразить его в виде жабы! Не говоря о неизвестном, с кем я столкнулся в темноте, заперев мастерскую. А тот человек, который в это время был пленником мастерской? Ты, Лайонел, сказал, что нам остается выяснить, зачем Z просидел с мастерской с семи до двенадцати. На самом деле нам необходимо узнать кое-что гораздо более важное. Мы должны найти Z! Ты будешь сегодня на охотничьем сборе?

– Собирался.

– А я нет. Я поохочусь на двуногое, а не на четвероногое, ближе к дому. Кажется, тебе это тоже больше по вкусу.

Балтин обдумал слова Пратта и принял решение.

– Я могу сослаться на зубную боль, – произнес он.

– Выбирай, – подытожил Пратт. – Та и другая охота может завершиться убийством.