Путь к перевалу - Алексей Андреев

Сухо щелкнула, закрываясь за ними, дверь, и перед путниками развернулась огромная винтовая лестница, сложенная из серого камня. Поднявшись вверх на сорок пять каменных ступеней, они оказались в горнице, застланной ковром, с огромным камином и широкой деревянной лежанкой, на которой лежал ворох звериных шкур. Положив на лежанку девочку, Рогволд огляделся. В углу громоздились обломки книжных полок и разбитый в щепу стол. И ни одной книги, ни одного листа пергамента или куска бересты. Поднявшись покаменным ступеням выше, под самую крышу, орк и рус оказались в другой горнице. В крыше башни были проделаны отверстия, видимо, раньше аккуратно запирающиеся плотно пригнанными ставенками. Теперь ставенки были сорваны с петель. Взгляду Рогволда открылась груда обломков медных трубок и осколков странной прозрачной слюды. Все, что было возможно поломать, разнести в клочья, все уничтожила злая воля. Урук и рус видели только груды обломков. Спустившись вниз, в нижнюю горницу, они разожгли камин дровами и обломками мебели. Девушка лежала в забытьи на треснувшем деревянном ложе. Теперь по ее лицу можно было понять возраст. Девочка лет двенадцати, дергавшая за рукав руса, исчезла, теперь ей можно было дать лет пятнадцать или шестнадцать.

Лицо девушки стало строгим, спокойным. Проступила исконная женская мудрость, и рус недоумевал, как он мог ошибиться на крыльце, посчитав ее почти ребенком. Медленно текли мысли Рогволда: «Может, рост обманул? Я привык к рослым, статным девушкам своего городища и не могу здраво судить…»

Так думал Рогволд, сидя у изголовья. Урук, оседлав свой заплечный мешок, сидел молча, глядя в огонь. Они ждали…

Инга медленно приходила в себя. Казалось, ее душа блуждает где-то вдалеке, и боль кончается, ибо есть предел и у боли. Как залпом кончаются последние силы, так залпом исчезает и последняя боль. Когда моровое поветрие скосило ее мать и отца, прадед, старый мудрый Гостомысл, смог выходить только ее. Он не был целителем, звездочет Гостомысл, сумевший сделать невозможное. Когда ни один лекарь ни за какие деньги не соглашался идти к больным, когда город был полон смерти и людей хоронили в безымянных могилах, скопом, не зная ни имен, ни прозвищ. Выпушенные из темницы преступники, которым было обещано помилование, и рабы, которым была обещана свобода, — вот могильщики безымянных могил. Они забрали мать и отца, хотели забрать и ее, мол, все одно помрет, чего ходить два раза, но прадед не позволил. Она выжила смерти вопреки.

Когда она поправилась, именно он, прадед, которого она звала просто — дедушка, научил ее всему. Учил писать и говорить на доброй дюжине языков и диалектов, различать пути людской судьбы, рисовать карты сочетаний звезд и рассчитывать гороскопы. Он был суровым, строгим учителем, но Инга помнила улыбку, прячущуюся в бороде дедушки, ласковую, любящую улыбку.

Забытье проходило, и когда она открыла глаза, то увидела ту же улыбку, прячущуюся в тронутой сединой черной бороде человека, сидящего в изголовье. Повернув голову, Инга поняла, что она лежит дома, на ложе, и чья-то заботливая рука положила ей под голову плащ. Горели, потрескивая, дрова в камине, и давнишний «Ночной Убийца», так и не снявший маски, глядел на пляску пламени в камине.

Порывисто сев, она осмотрелась. Горница была прибрана, но следы разгрома все равно были заметны. Исчезли сломанные книжные полки и разломанный стол. Их обломки лежали, аккуратно сложенные, вместе с дровами. Чувство защищенности, надежности, исходившее от пришельцев, наполнило душу покоем. Прислушавшись к себе, к своему внутреннему голосу, Инга поняла: этим людям можно верить, пусть даже один и носит маску убийцы.

Увидев, что девушка очнулась, Рогволд обратился к ней — Ну что, будем знакомы: меня Рогволд зовут, а это — Урук.

Человек, сидевший у огня, повернулся, и маска, изображающая оскаленного демона, кивнула Инге.

— Я Инга, правнучка почтенного звездочета Гостомысла, — мягко проговорила девушка, — а вы ведьмаки, посланцы и слуги Вершигоры по прозвищу Филин. Дедушка говорил мне о народе ведьмаков, владык Черного Леса, и я знаю условные слова.

— Мы не слуги Филина, и мы не ведьмаки, — раздался хриплый, скрипучий голос из-под маски. — Ты права в одном: мы посланы к твоему деду или прадеду Филином. От него мы знаем слова привета и доверия. Вершигора говорил нам, если слов будет мало, отдать тебе это.

Порывшись в мешке, орк бросил на колени Инге костяной амулет с привязанным к нему кожаным шнурком. Густая перевязь узлов покрывала шнур. Перебрав пальцами узелковую вязь, девушка вопросительно подняла бровь и, только услышав ответ Рогволда о дороге на Перевал Странников, кивнула.

— Я не смогу вам помочь, хоть и знаю, где дедушка хранил рукописи о дороге и словах на пути к Перевалу. Мало знать все слова, нужно знать, когда их произнести и кому. Сегодня я ушла на рынок, а когда вернулась, все было перерыто, а дедушка пропал. Я не знаю, кому это могло понадобиться.

— На этот вопрос отвечу я, — проскрипел Урук. — Я чую запах могильной пыли на следах тех, кто был здесь. Скажи, Инга, не ссорился ли почтенный Гостомысл с гильдией Некромантов вольного города Ашура?

— Нет, — покачала головой девушка. — Но я не понимаю, при чем здесь некроманты? Конечно, дедушка их не любил, как и многие жители нашего города. Вам нужен Перевал, вы оба знаете нужные слова, но я не могу понять, зачем вам дорога, полная опасностей, что нужно обычным людям за Перевалом…

Пока Инга говорила, Рогволд не мог избавиться от мысли, что им попросту не доверяют, и, возможно, вполне справедливо — одна маска орка чего стоит.

— Урук, я прошу тебя, сними маску и расскажи почтенной Инге, зачем мы идем к Перевалу, — проговорил Рогволд. — А вы, почтенная Инга, не пугайтесь не совсем обычного лица моего спутника.

— Да, — проговорил орк, — а я снова предупрежу, что не кусаюсь. — С этими словами он снял маску.

— Орк!.. — в испуге отшатнулась Инга.

— Да, — гордо поклонился Урук, — мое имя Горбаг, из клана Урук-Хей. И прошу не называть меня орком, я Урук.

Рогволд про себя поразился, что орк скрыл от него свое имя. «Это то же самое, если бы я назвал себя просто человеком или русом, получается, что Урук принял на себя имя своего племени», — подумалось русу.

Отшатнувшаяся от орка Инга сидела прямая, яростная, и ноздри ее гневно расширились. Наконец она заговорила: — Ты, отродье мрака, как ты смеешь… — Она просто задохнулась от гнева. — Я знала, что ведьмаки якшаются со всякими тварями в людском облике, но с такой мразью…

Рогволд резко перебил гневную и бессвязную тираду: — Я не ведьмак и познакомил меня с почтенным Уруком почтеннейший волхв Светлояр, мир его праху. И я не могу понять вашу злобу, почтенная Инга, чем провинился мой спутник и мой друг перед вами?

Похоже было, что Рогволду удалось удивить обоих. Орк в изумлении смотрел на сына старосты, и в его взгляде было нечто новое. Вскочив с мешка, он сорвал с лапы боевую рукавицу и порывисто, как мальчишка, протянул лапу Рогволду, который, привстав, пожал ее. Это рукопожатие окончательно поразило Ингу, растерянно переводившую взгляд с одного на другого.