Путь к перевалу - Алексей Андреев

Сборы были недолги, отряд давно был готов выступить. Уцелевшая пятерка ведьмаков продолжала свой путь в дремучих лесах. Временно ослепшего Алимбека вели под руки Карло и Пересвет. Ближе к полудню, добравшись до деревни, Бронеслав купил воз и пару коней. Цену, правда, хозяин заломил несусветную, но ведьмак даже не торговался. Дальше они двигались на купленной телеге, пристав к купеческому обозу, направляющемуся в град князя Яромира. Бронеслав прикинул, что после гибели шелкоухих в ближайшие несколько дней его поредевший отряд никто не потревожит. Потом, через три дня, когда зрение Алимбека восстановится и он перестанет тормозить скорость отряда, можно будет опять свернуть в леса и нехожеными тропами, таясь от недоброго глаза, продолжить свой путь. Однако им не повезло.

На ночевку купцы остановились в разрушенной придорожной корчме, не доезжая до села Серебряный Бор. Изначально планировалось ночевать в нем, но у трех купеческих подвод, одна за другой, то колесо слетит, то ось лопнет. Опустились глубокие сумерки, и купцы не рискнули продолжить дорогу в темноте. Вполне резонные заявления Бронеслава, что до села от силы два часа пути, а ночевать в халупе посреди дикого леса небезопасно и для купцов, и для их товаров, были встречены дружным негодованием. Мол, и так три воза такие, что плюнь — развалятся, а по ночной дороге через лес не дай бог еще чего поломается, и ночуй посреди поля, так, что ли. А здесь хоть крыша над головой есть. Когда же ведьмак помянул про всяких разбойников, его вообще подняли на смех. Места почти обжитые, не самая чаща леса, откуда разбойничкам взяться? Видать, хоть и железо на себя напялили, а душа все равно осталась как у зайца. Скрепя сердце Бронеслав прекратил спор, хотя чутье явно предсказывало беду.

Купцы завалились спать беспечно, щедро выпив и закусив перед сном и даже не выставив охрану. Вернее, выставили — троице охранников-варягов бутыль браги, от которой один из гордых воинов фьордов начал целеустремленно напяливать себе на голову ангорскую кошку, которую купец Блуд вез в подарок дочери. При этом варяг орал на весь лес на ломаном наречии русов о том, что проклятая шапка царапается. На такую охрану явно рассчитывать не приходилось, и ведьмаки, собравшись в кружок, пришли к тому, чтобы спать в доспехе, прикрывшись тулупами, чтоб не померзнуть ночью в железе, не выставляя своего дозора. Дозорных надо ставить троих, а их всего пятеро, из которых один слепой калека. Поставить сторожевые чары — и будет. Так и сделали. И когда под утро, в час самого сладкого сна и в час самого лютого холода для доспешного воина, из-за соседних деревьев показались черные тени, врасплох это ведьмаков не застало.

Но явление разбойников только их не застало врасплох, а сонные купчики и их приказчики не могли понять, в чем дело. А когда наконец поняли, начали распаливать факелы, лихорадочно нашаривать отложенное вечером оружие, припасенное на такой случай или на продажу, то было уже поздно. Стрелы били на свет из-за каждого куста. Казалось, старшой каравана, пятипудовый купец Блуд, обернулся ежом, так густо торчали стрелы из его необъятного брюха. Все новые стрелы поражали торговый люд, и кое-кто из их конюхов и слуг уже разбегались кто куда, попадая под быстрый удар разбойничьего топора. Заезжий грек Михаил со своими приказчиками успел в сутолоке надеть на себя предназначенную на продажу в Царьграде драгоценную русскую броню и взяться за оружие, кованное мастерами русов и ценимое за морем на вес серебра. Но большинство купцов доспеха не имело, кроме греков, доспешными ходили еще трое молодцов, охранников каравана. Казалось, еще минуту назад они были здесь, эти рослые, сильные варяги, а ныне их нет, просто растворились в ночной тьме.

Ни одна стрела ночных гостей не взяла доспехи из синего металла, снятые ведьмаками с убитых шелкоухих. Соединившись с греками в один отряд и завалив двери и окна хибары кипами и тюками, они приготовились к обороне. Хриплый крик атамана, и полыхнувшие, осыпающиеся в полете градом искр смоляные шары рухнули на крышу хибарки. Некоторые скатились внутрь сквозь дыры в кровле и были затоптаны, некоторые скатились вниз и упали на землю рядом со стенами. Заросший густой кудрявой бородкой смуглолицый грек, один из приказчиков купца Михаила, забулькав кровью, рухнул на грязный земляной пол со стрелой в глотке.

Бронеслав переглянулся с купцом и сказал: — В это трудно поверить, но наш доспех не берут стрелы. Один из нас слеп. Пусть двое твоих слуг ведут его под руки, когда мы пойдем на прорыв.

Михаил кивнул и ответил, странно проговаривая слова:

— Я согласен, но если мы вырвемся, то один доспех ты подаришь мне на добрую память. Я не слышал о таком чуде.

— У нас увидишь еще и не такое, — хмыкнул Карло. — На Руси всего хватает.

Грек покосился на пылкого патриота земли русов, родившегося в славном граде Неаполе, и опять заговорил с Бронеславом, до конца оставаясь купцом: — Рус, я не слышу твоего ответа. Крыша уже горит, мы будем прорываться вместе или порознь?

— Хорошо, ты получишь один доспех, — согласился ведьмак. — Сейчас не время торговаться, пора идти на прорыв.

Они встали клином, острием которого стала четверка ведьмаков, практически неуязвимых в своих синих доспехах. Следом за ними встал десяток греков, в глубине клина еще двое слуг держали под руки слепого Алимбека. Распахнулись широкие двери горящей харчевни, и рывком, в броске, прикрываясь щитами под ливнем стрел врагов, горсть воинов бросилась на прорыв. Ведьмаки бежали ходко, но и греки не отставали, заморские купцы явно умели воевать, и когда клин достиг ватаги разбойников, перекрывших подходы к дороге на Серебряный Бор, Бронеслав это понял окончательно. Все слуги Михаила, и он сам в первую очередь, были воины. Видавшие виды, тертые жизнью и смертью воины, для своих неведомых целей натянувшие на себя личины купцов.

Лихо рубился разбойный люд, но этой ночью этого было мало. Против них была выучка воинов, ратное мастерство греков и ведьмаков, затянутых в добрый доспех и из последних сил державших строй. Клин казался утесом, об который разбивался лихой прибой разбойничьих атак. И утес не стоял на месте, двигаясь к селу. А уже там дружинники князя Яромира, хранящие село и дороги, своего не упустят. Наваливалась усталость, только чудесный доспех хранил посланцев Филина от разбойничьих стрел и топоров. Грекам повезло меньше, уже четверо смуглолицых «купцов» легло на ковер мягкого мха. Сам Михаил был еще жив, казалось, он не знает усталости, поспевая везде. То помогает ведьмакам, на которых обрушилось едва не два десятка разбойничьих топоров, то оказывается в тылу отряда, помогая замыкающим отбить натиск.

Бронеслав недоумевал. На месте атамана он давно бы отвел своих «орлов», не теряя их под мечами обученных воинов, из расчета за одного врага — семеро разбойников. Но, похоже, неведомый предводитель лесных удальцов мог позволить себе этот страшный размен. До села оставалось рукой подать, когда на мгновение стих натиск на четверку ведьмаков, буквально по телам врагов прокладывавших путь поредевшему отряду. Наваливалась иссушающая усталость, когда уже нет сил поднять свой меч, блокируя удар врага. Правда, грекам пришлось еще хуже Перевязи на лбах, которые носят русы, надетые ведьмаками, впитывали пот, а у греков соленые ручьи, щедро намочив брови, стекали прямо в глаза. А стрелы все били, и невозможно было, подняв стальную личину, смахнуть потоки пота с лица. Да и доспех у них был хуже и тяжелее ведьмачьего. Силы уже кончались, и тут разбойники, вроде отставшие, вмиг ударили всей силой в тыл отряда.