Повседневность Средневековья - Мария Ивановна Козьякова

— зов пустых желудков Лиса и его товарищей. Но как только они стали баронами, то закатили пир, на котором вволю наелись жареного мяса.

Регулярное недоедание, голодание, употребление недоброкачественной пищи подтачивало здоровье человека, снижало сопротивляемость организма. С фатальной неотвратимостью за голодом шли болезни и эпидемии, как говорили в те времена — мор. Их распространению способствовали скученность людей и грязь в городах, отсутствие медицинской помощи. Средневековая медицина тесно связана с христианским учением, которое постулировало, что болезнь человека является либо наказанием за грехи, либо испытанием его христианской добродетели. Убеждение в этом порождает характерную для того времени веру в целительную силу святых и их реликвий, в том числе мощей. Многие из святых считались «патронами» тех или иных болезней, как, например, Святой Антоний: его мощи излечивали от лихорадки.

Жалким было состояние медицины. Универсальными средствами — кровопусканием и очисткой желудка — лечатся все мыслимые болезни. Практическая медицина была отдана на откуп цирюльникам, знахарям и колдунам. Банщики-цирюльники специализировались в области хирургии, вправляя вывихи, леча переломы, пуская кровь и ампутируя конечности. «Добрые женщины» — ведьмы — были известны также и как опытные повивальные бабки. Знахари и колдуны, продолжая традиции народного целительства, совмещали его с магией. Именно они, владея «тайным» знанием о растительном мире, использовали его в своём врачевании. Парацельс, великий врач эпохи Возрождения, подчеркивал, что «если он научился у кого-нибудь медицине, то только у ведьм, пастухов и палачей». Очевидно, прав был Ж. Мишле, утверждая, что врачевание происходило только в одном месте — в церкви, у чаши со святой водой.

Средневековый человек страдал от множества болезней. Самой страшной являлась чума. «Многоголовая гидра», «чёрная смерть», от которой не было спасения, — бич средневекового мира. Особенно разрушительные последствия вызывала её новая лёгочная форма, приведшая в 1348 г. к страшной пандемии в Европе. Смертность среди заболевших достигала 90 %. Чума унесла, по разным оценкам, от трети до половины населения поражённых территорий. Она шла с Востока: обрушившись на Неаполь, Марсель и Флоренцию, болезнь докатилась до самых северных районов. Она распространялась волнами, отступала и возвращалась примерно через 10–20 лет, свирепствуя с прежней силой. Во время эпидемий города и деревни запирались на засовы, у ворот жгли костры с ароматическими травами, на дорогах выставлялись заставы, стража и оцепление, и жизнь как будто замирала.

Кровопускание Альдобрандино Сиенского. 1285

Кроме чумы, были оспа и холера, дифтерит и скарлатина, грипп, известный в Европе, по-видимому, с XII в. Многие заболевания медики сегодня не в состоянии идентифицировать с современными или делают это с трудом: неизвестно, что представляли собой алая лихорадка, дендо, колючка и т. п. Употребление вредных продуктов — спорыньи и других злаков вызывало эпидемии лихорадки, именуемой «огненной чумой», «священным огнём». Туберкулёз, одна из распространённых в наше время эпидемических болезней, был в этот период просто «незаметен» среди множества других инфекций: он достигнет пика в XIX в.

Обильную жатву собирали также кожные болезни. Прежде всего, это проказа: её страшный триумфальный «расцвет» пришелся на XII–XIII вв. Число лепрозориев в одной только Франции в 1227 г. достигало примерно двух тысяч. Чтобы отделить больных людей от здоровых, пресечь распространение болезни, лепрозории строили за городской чертой, у дорог, где легче собирать милостыню, а в город прокажённые могли входить только в сопровождении шума трещоток. Затем — гангрены, язвы, чесотка, золотуха. Согласно традиции, божественная природа власти английских и французских королей наделяла их способностью излечивать больных золотухой наложением рук. Огромное количество людей имели какие-либо уродства, горбуны, хромые, слепцы с бельмами выставляли их напоказ, когда просили милостыню. Собирали свою траурную жатву детские болезни, приводившие к высокой смертности, они не обходили самые богатые и знатные семьи, вплоть до королевских. С помощью молитв и процедуры изгнания бесов лечили психические расстройства.

«Средневековье было по преимуществу временем великих страхов и великих покаяний — коллективных, публичных и физических», — пишет Ж. Ле Гофф: над людьми довлела боязнь греха, смерти, посмертного суда, вечного проклятия. Появляются шествия флагеллантов, покаянные процессии, панические настроения охватывают массы людей, им являются «видения», слышатся «голоса». И, тем не менее, период высокого Средневековья ещё не стал временем массовых религиозных безумств, как это произойдет позднее.

Традиционализм

В традиционных культурах, к которым принадлежало и средневековое общество, жизнью управляет обычай, традиция. Они передаются из поколения в поколение, зафиксированные в письменных памятниках, но ещё более — в устной форме. Авторитет того времени — древность, прошлое, что проявлялось в самых разных сферах жизни. Для разрешения споров обращались к Отцам Церкви, Священному Писанию, древним свиткам и свидетельствам. Важная роль принадлежала старожилам, народной мудрости, воплощённой в фольклоре, обычаям. Даже для правящей элиты статус того или иного рода, помимо славы и знатности, определялся древностью происхождения. Нововведения воспринимались с трудом, общество испытывало к ним отвращение. В ментальной установке преобладал стереотип неизменности и постоянства. Дух перемен, новое мировосприятие, разрушающее средневековый универсум, вносят города и развивающиеся в них товарно-денежные отношения, но сама городская культура зачастую склонна была облекаться в оболочку традиционализма. Она позволяла создать видимость неизменности, стабильности, древности тех или иных институтов и установлений, как, например, латинский язык, на котором она говорила.

Одна из основных характеристик средневекового общества — коллективизм. Оно не признаёт индивидуальности. Средневековый человек не нуждается в личной свободе. Сам термин употреблялся во множественном числе — свободы, то есть привилегии, признанный статус. Люди того времени обязательно принадлежали к какой-либо группе, их объединяли общественные отношения: семейные, вассальные, общинные, цеховые. Идея сообщества постоянно витала в умах. Создавались всевозможные союзы, называвшиеся университетами, корпорациями, коллегиями, компаньонажами, братствами — например, группа людей, отправлявшихся в паломничество, или сообщество проживающих совместно соседей.

Коллектив направляет индивида, предписывая ему необходимый образ действий и мыслей. Доблесть и добродетель видятся не в выявлении личных свойств и особенностей, но в соответствии образцам и требованиям группы. «Что касается всех, должно быть одобрено всеми» — гласит средневековая максима. Единомыслие и согласованность возводятся, таким образом, в ранг идеала, а многообразие отождествляется со злом. Одним из символов греховности земной жизни являлась Вавилонская башня, разделившая и разобщившая людское сообщество на разноязыкие племена. И потому отверженным становится чужестранец, особенно одиночка: он подозрителен и гоним. От него исходит зло в той же степени, в какой добро — от соседей. Не случайно в это время изгнание использовалось в качестве наказания. Оторванный от привычной среды, от многочисленных уз солидарности, опутывавших его, изгнанник превращался в изгоя.

Искусство и литература не создают портретов — сама идея этого на протяжении многих веков чужда средневековому духу. Человек лишён личных качеств, он предстаёт