Ветви терновника - Брюс Федоров

– Стоят тут. Только людям мешают ходить.

Жизнь шла своим обычным порядком. И то верно. Глупо стоять как заворожённые. Надо что-то делать или говорить. Ничего не поделаешь с этим бурлящим и переменчивым миром. Разве кто-то из снующих вокруг прохожих мог себе представить, что он пробегает мимо нарождающегося чуда? Кто из нас может хотя бы вообразить себе, что где-то рядом на расстоянии протянутой руки возникает нечто великое, хрупкое и нежное, и очень беззащитное? Может быть, именно об этом думал старик Фрейд, прогуливаясь по аллеям Шёнбрунна и почёсывая свою лысую голову, и тревожился об уязвимости человеческой любви.

– А вот и мой дом, – произнесла Элизабет, когда они подошли к большому, похожему на огромный куб зданию – яркий пример хрущёвского железобетонного конструктивизма. Этот дом существует и сейчас, нависая монолитной громадой над прилегающим архитектурным ансамблем Калужской площади. В былые времена, как, впрочем, и сейчас, дом находился на попечении Управления по обслуживанию дипломатического корпуса МИД и выполнял роль своего рода убежища в окружавшей его советской действительности для дипломатических и консульских работников различных представительств иностранных государств, разместившихся в Москве.

– Я здесь живу, – продолжала свой рассказ девушка. – А улица называется К-о-р-о-в-и-й вал, – немного растягивая слова с расстановкой, чтобы не ошибиться, старательно проговорила Элизабет.

«Весьма неблагозвучное название», – подумал про себя Данила, а вслух произнёс:

– Хороший район. Рядом Москва-река и Парк Горького.

– Да, он мне тоже нравится. Я люблю иногда гулять в этом парке. А эту квартиру я снимаю уже четыре года. Мне ещё посольство ГДР помогло. И вот я в ней живу с тех пор, и спасибо, что меня никто не выгоняет, – почему-то немного опечалившись, промолвила девушка и опустила голову.

«Неужели её здесь кто-то может обидеть? Кто посмеет лишить её жилья в Москве? – про себя огорчился Данила. Мало знакомое чувство острой жалости тронуло его сердца. – Надо как-то успокоить её. Подбодрить. Сказать, что она не одна». И не придумав ничего лучшего, сделал весьма банальное предложение:

– А может, зайдём в кафе? Здесь есть рядом одно. Многие студенты его знают. Выпьем по чашечке кофе.

– Спасибо, Данила, – Элизабет участливо тронула рукав его куртки. – Хороший кофе есть и у меня. Из Германии. Если хочешь, я сварю его для тебя.

Данила в знак согласия мотнул головой. Он ни о чём не думал. Не думал, что так просто и естественно может начаться разговор, над которым он мучился столько времени. Не думал, что можно вот так без сложных предисловий начать говорить с Элизабет о простых обыкновенных вещах. Совсем не ожидал, что может так неожиданно получить приглашение подняться в её квартиру. Не смог сразу понять, что ему доверяют, и что это дорогого стоит, и надо ценить и соответствовать такому отношению. Так не часто бывает, но всё же бывает. Ни о чём таком он не думал. В этот момент Данила почувствовал замечательное облегчение, словно невидимая грузная ноша свалилась с его плеч.

– Да, с удовольствием. Это было бы здорово, – и настолько неподдельная радость прозвучала в его голосе, что девушка подняла голову и с любопытством посмотрела на него, затем взялась за ручку входной двери и остановилась, как бы выдерживая паузу.

Данила замешкался, понимая, что он должен услужить даме и открыть для неё дверь. Наблюдая за его неуклюжими движениями, Элизабет рассмеялась и прошла в вестибюль подъезда.

Квартира была стандартная из двух комнат и кухни, как и большинство квартир, созданных поточным методом моноблочного строительства. Особого изыска в ней не было, но было некое изящество благодаря трудолюбивым рукам её хозяйки. Большой стеклянный проём, ведущий на балкон, был прикрыт длинными до пола шёлковыми шторами в комбинации с полупрозрачными тюлевыми занавесками, украшенными аппликациями из россыпи полевых цветов. На шенилловом диване разбросаны декоративные подушки в гобеленовых чехлах, на которых по-хозяйски возлежал большой набитый синтепоном плюшевый тигрёнок.

Вся лаконичная обстановка выглядела оптимальной и гармоничной. Но наибольшее внимание Данилы привлекли развешанные на стенах в скромных рамках рисунки, исполненные простым карандашом и акварелью.

– Вот это изображение церкви Святой Софии, а вот этот Эндельский двор. Другие рисунки тоже сделаны в районе Шпандау, в Берлине, – начала давать пояснения Элизабет. – Тебе нравится?

– Замечательно. Очень точные линии, – отвечал заинтригованный Данила. – А кто автор? Его подписи я не вижу.

– Она на обороте. А ты попробуй догадаться.

– Неужели ты? – изумился Данила– Почему неужели? Ты удивлён?

– Да, нет, – начал оправдываться стушевавшийся Данила, – Просто эта графика и рисунки выполнены профессионально. Я не знал, что ты рисуешь.

– Ну, это понятно. Ведь мы знакомы недавно. Это мои любительские работы. Больше для себя, но за комплимент спасибо.

Потом Элизабет вполоборота повернула к нему голову и, как бы присматриваясь, и произнесла:

– Данила, ты побудь здесь минут десять, посмотри рисунки, если хочешь, а я приготовлю обещанный кофе. После этих слов прошла в другую комнату, в которой задержалась ненадолго и вышла из неё совсем преображённой. На ней теперь было лёгкое салатового цвета домашнее платье, роскошные светло-русые волосы были стянуты симпатичным разноцветным шнурком, а шея обвязана батистовым красным платочком. Улыбнувшись Даниле, Элизабет, не говоря ни слова, прошла на кухню.

Данила, немного растерявшись, стал гадать. Может быть, пройти на кухню и предложить ей помощь в приготовлении кофе. В конце концов, размолоть его в кофемолке он сумеет. Да заодно произведёт впечатление своей хозяйственностью. Женщины ведь ценят умение мужчин выполнять мелкую домашнюю работу. Или всё же лучше последовать её совету и продолжать рассматривать эти картины. И тогда не придётся краснеть за свою навязчивость.

Сделав выбор, Данила вновь вернулся к изучению развешанных рисунков, всё больше поражаясь точности городских зарисовок. Он никогда не был ни в Германии, ни в Берлине, но видовые фотографии этого города он видел, и поэтому без труда узнал и Александер платц, и так называемый Театральный остров, центр обитания культурной богемы. Данила с таким увлечением углубился в разглядывания графических работ, что не сразу заметил, как в комнату вошла Элизабет. Девушка поставила на стол поднос и стала расставлять чашечки горячего дымящегося кофе, сахарницу и тарелки с подогретыми многослойными сэндвичами, составленными из слайсов хлеба, сыра, ветчины и свежих помидор. Потом сняла жёлтый с красными маками передник, положила его на соседний стул и, улыбаясь, сказала Даниле:

– Ну вот, теперь мы можем начинать пить кофе и разговаривать об искусстве. Я вижу, что ты интересуешься художественным творчеством.

– Если бы так, – подумал Данила. – Скользкая тема. Но кое-что я ведь знаю. Недаром у меня мать искусствовед, – и ответил: