Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

Брови Тока взлетели на лоб и так же быстро вернулись на место.

— Есть парочка. Товарищи, так сказать, по бурной молодости. Раскидала судьбинушка по разным окопам, но нас еще многое связывает.

— Попросишь их помочь? — спросил Витька с надеждой.

— За просто так что ль?

— Надо платить?

— Але, а ты как думаешь? Мало ли кого ты приведешь, а вдруг террориста?

— Он не террорист.

— Неважно. Риск высокий, значит, плата вперед.

— А сколько надо денег?

— Две штуки.

— Чего?

— Фляг, чего…

— Две тысячи?! — вскрикнул Витька. — Ты охренел? За такие бабки я гражданство туда куплю.

— Ага, валяй. Только про меня не упоминай, когда тебя гвардейцы за яйца подвесят. Короч, Витек, бывай давай.

Дождавшись, когда Ток уйдет, Витька вытащил из кармана сверток и положил на подоконник. Развернул. Монеты блестели на свету, словно драгоценные камни. Две тысячи фляг. Витька сроду не держал столько в руках.

Деньги он нашел в сумке упитанного дружинника и незаметно стащил. Поначалу хотел рассказать дяде, но тот был так зол на него, что ни слова не обронил по пути назад. По возвращении хотел отдать деньги в казну, но и тут какое — то внутреннее чувство его удержало. А теперь как быть? Если рассказать сейчас, спросят почему молчал так долго, обвинят, что прикарманить хотел. Батя скажет, мол, как тебе Витька доверять теперь? Ты сплошное разочарование. Выгонит из сталкеров, и что он будет делать? Снова к Току в подмастерья? Уж лучше с крыши сигануть.

Сзади послышались быстрые шаги. Витька судорожно собрал сверток, сунул в нишу под подоконником. Тяжелая рука схватила его за плечо, дернула на себя. В Витьку уперлись глубоко посаженные искрящиеся глаза Кобальта.

— Ты зачем к нему ходил? О чем говорили?

— Ты это… следишь за мной, что ли? И чего это я должен отчитываться? Я тебе больше не ребенок!

Витька выпрямился, пытаясь не выглядеть испуганным, хотя внутри у него все сжалось тисками. Кобальт взмахнул кулаком у его лица. Витька отдернул голову, закрылся рукой.

— Если хоть слово ему растрепал…

— Тогда что?! — выкрикнул Витька ему в лицо.

Дядя проглотил выпад, но отступать не собирался.

— Всему Миду конец придет, вот что. Нас всех перебьют. Усёк?

— Усёк. Не тупой.

Кобальт отступил на шаг. Какое — то время они молча смотрели друг на друга.

— Хочешь знать, почему я заплатил им? — спросил Кобальт.

Витька кивнул.

— Жизни людей стоят дороже пяти фляг и моего эго. Я бы их потом вернул в двойном размере. А знаешь, почему мы оказались в жопе? Потому что ты промолчал.

— Так это я виноват, что тварь появилась?

— Ты должен был предупредить их, как только увидел ее.

Витька почувствовал, как закипает.

— Эти уроды заслужили смерть.

— Они люди. Настоящие наши враги — твари.

— Твари не те, что с зубами и когтями. Гортранс — наши враги, и ты слепой, если этого не видишь. И я не собираюсь глаза закрывать, когда они ноги о нас вытирают.

— Ты, молокосос, еще ни черта не понимаешь в этой жизни. Надеюсь, поймешь, когда не будет поздно.

Кобальт развернулся и пошел по коридору.

— А ты будто много понимаешь?! — крикнул Витька вслед. — Давай уходи. Тебе не впервой родных людей бросать.

Кобальт остановился, резко развернулся. Его глаза вспыхнули, лицо скривилось от ненависти. Он побежал к Витьке, схватил его за шею, нагнул. Витька обхватил его руками за пояс, стараясь удержаться на ногах.

Кобальт двинул ему коленом в лицо. У Витьки поплыло в глазах. Еще один такой удар вырубит его, и тогда дядя найдет монеты.

Витька произвел отчаянный слепой выпад назад и зарядил Кобальту локтем в лицо.

Они расцепились и прильнули к разным сторонам коридора. Отдышались. У дяди красное капало из носа, лицо Витьки заливала кровь из рассечённой брови.

Кобальт встал. Витька тоже вскочил на ноги, готовясь защищаться.

— Ты больше не сталкер!

Вытерев нос тыльной стороной ладони, дядя побрел по коридору.

Витька скатился по стене. Кровь и слезы капали ему на грудь.

Шепот множества голосов, неразборчивый лепет, в котором угадывались нотки радости и ненависти, насмешек и страданий. Локус слышал голоса, сколько себя помнил. Там, в бункере, шепот доносился издалека — от стен, потолка и земли. Временами пропадал, потом появлялся снова. Отец говорил, что сыну просто кажется, называл голоса фантазией неокрепшего детского ума. Когда становилось совсем невыносимо, отец давал ему лекарства, и тогда шепот исчезал.

Когда Локус выбрался на поверхность, шепот появился вновь. Здесь, среди множества незнакомых ему звуков, нервозных и пугающих, шепот был самым привычным и родным. Он стал громче, преследовал повсюду. Локус уже не мог игнорировать его, не мог заглушить. Шепот въедался в голову, заполнял собой мысли, мучил.

Локус не понимал, что хотят от него неведомые голоса, но готов был выполнить любую их волю, лишь бы они замолчали.

Высокие потолки и мраморные колонны Мида восхищали. Локус видел в своей жизни только металлическую мебель, а здесь она сделана из дерева. Когда — то дерево произрастало в лесу на протяжении многих — многих лет, затем было срублено людьми, вывезено на лесопилку, там из него напилили доски, отправили на мебельную фабрику, а уже оттуда готовая мебель отправилась сюда.

Стоило ли это таких страданий?

Человек, сидевший за этим столом, на этом стуле, хранивший вещи в этом шкафу, не мог и представить, что когда — нибудь мальчик по имени Локус будет прикасаться к его наследию.

К его праху.

Кшшшшммшшш… хмммссс…

— Здравствуйте, я Локус Алмазов.

— Привет.

Высокий худощавый мужчина с черными волосами и смуглой кожей стоял в дверях и с любопытством смотрел на незваного гостя.

— Ты к кому?

— Вы Арарат?

— Для тебя дядя Арарат, — мужчина улыбнулся широкой доброжелательной улыбкой — Ты к моей младшей дочери? Неужто ухажер?

— Я к вам. У меня серьезное дело.

— Хмм, ну что ж. Если настолько серьезное, тогда входи.

Окна квартиры выходили на сад, спрятанный от внешнего мира стеклянной купольной крышей. Вместо живых растений, на постаментах стояли горшки с пластиковыми репликами. Их Локус сразу распознал по отливающим неестественным блеском листьям и цветущим не по сезону плодам.