Опальная красавица - Елена Арсеньева

Фимка соскочила с табурета и, нашарив что-то в складкахбалахона, протянула Елизавете горсть монет.

– Возьми вот, – проговорила она. – Возьми и уходи. Тридцатьздесь, тридцать... Как за того плачено!

– Где Федор? – Елизавета ударила по руке Фимки, монеты созвоном раскатились по всей комнатушке. – Что вы с ним?..

Сильный толчок в спину швырнул ее к печи.

Она ударилась лицом и сползла на колени. С трудом обернуласьи, словно во сне, увидела медленно плывущее к ней каменное лицо Фимкинойсестры, а в ее руках – топор с лезвием, еще красным от свежей крови... КровиФедора?!

– Больно много знать хотел, – деловито пробурчала Фимкинасестра. – Выспрашивал, выглядывал. Вот и ты... Жалко, рано, далеко до Пасхи!

– Красное вино! Красное вино! – раздался безумный шепот.

И не успела Елизавета шелохнуться, как Фимкины рукипо-змеиному обвили ее шею и стиснули с неожиданной силой.

Елизавета с хрипом рванулась. Красное лезвие было совсемблизко. Вдруг смертельное кольцо на ее шее распалось, и пронзительный Фимкинвой ударил ей в уши:

– Люди! Лю-ди! Смотрят!..

Она кинулась под печку, забилась, извиваясь в судорогах,словно стремясь заползти в самую малую щель, скрыться от глаз тех, кто толпилсяза окнами.

Елизавета увидела множество бледных от лунного света лиц, состранным выражением печали смотревших сюда, в злодейскую камору.

Сестра Фимки замерла, словно пораженная молнией.

Елизавета смогла наконец подняться. Шатаясь, выбралась накрыльцо и бросилась к воротам.

Когда она уже схватилась за створку, ее пронзила знакомаяболь в груди. Прижав ладонь к тому месту, где навек осталась незримая жгучаяметина, Елизавета решилась повернуться к кладбищу.

Тихо было. Тихо, темно.

Пустынно. Никого.

Как дрогнуло, рванулось и замерло вдруг сердце!

Никого?.. Но она же видела, видела людей, обступившихсторожку, молча, сурово и печально глядящих в окна!

Где ж они? Где ж те люди?

Елизавета неуверенно двинулась вперед.

Оцепенелая, молчаливая земля лежала перед нею, и острый,раздражающий запах будоражил ноздри.

Она быстро пошла к сторожке, уже ничего не боясь, ожидая,что там-то увидит людей. Но нет... Вдали мирно дремали могилы.

Вдруг в лунном луче у ее ног что-то блеснуло.

Елизавета наклонилась и подняла с земли атласную голубуюленту.

Это была та самая лента, которую она несколько часов назад,аккуратно свернув, спрятала под дернину на могиле Неонилы Федоровны. Елизаветатотчас узнала ее! Только теперь лента была смята и завязана бантом, словнотолько что поддерживала чьи-то распущенные кудри, да соскользнула или быласорвана ветром.

Елизавета вскрикнула, не слыша себя, не зная – что. А ночьмолчала. Немая, страшная ночь!

Елизавета побежала куда-то. Ее провожал безумный бег света итеней, гонимых ветром. И темные ночные птицы носились, как духи.

Ну почему она была так слепа, о боже?! Почему она быласлепа, когда подошла и встала за окнами, спасая ее, та настороженная,молчаливая, не имеющая определения в человеческом языке Сила?

Голубая лента холодила пальцы, прожигала до кости. Так,значит, Неонила тоже была там, за окнами? Смотрела на Елизавету? Шептала ееимя?

Слезы ослепили Елизавету, и она повалилась наземь.

* * *

Уже близился рассвет, когда она наконец нашла в себе силыочнуться и встать. Душа была пуста: ни горя о былом, ни надежд на будущее.Здесь, в этом мертвом безлюдье, умирали все чувства живых.

Вышла за ограду и обернулась на прощание.

Небо светлело, а кладбище меркло, темнело, словно быотступало в дальние дали. И казалось, оно уже и не за оградой лежит, агде-то... где-то в бездне бездн.

То жар, то холод дурманили Елизавету. Завидевши при дорогетемное зеркальце бочажка, свернула туда. Потянулась зачерпнуть воды, нозамерла, увидав, что оттуда, из черной глубины, глядит одинокая звезда –отражение последней, уже утренней звезды.

Тоска сжимала сердце.

Боже! Почему оставляешь нас неразумными, несмышлеными? Вотона уходит отсюда, обреченная вовек не узнать, за что был убит человек. Или ивпрямь сгубили его лишь тупое безумие и злое безобразие? Неведомо, неведомосие. Неисповедимы пути господни, словно пути небесных звезд...

Елизавета брела по пыльной дороге, устало перебирая в памятисобытия ужасной ночи, и ее не покидало ощущение внимательного взора,устремленного ей вслед. Она шла, томимая желанием обернуться, но принуждала,молила себя не совершать сего.

Она знала, она почему-то вдруг угадала, чей настойчивый взорпреследует ее.

Там, позади, был он... Едва вступив в невозвратное братство,он силой своей доброты вызвал неведомые силы, чтобы спасти живую душу, недопустить гибели невинной.

Елизавета не оглядывалась, ибо не хотела, чтобы от ее взораон растаял, будто сон, чтобы навеки исчез тот, кто нынче ночью стоял рядом спризраками. Он – Федор, кладбищенский страж.

В путешествии, как известно, все зависит от случая: можнорядом с домом оказаться в беде, можно с легкостью проехать через необитаемуюстепь. Елизавете не повезло. Уже, по ее расчетам, близок был конец пути, каквдруг все заволокло сырой мглою, которая постепенно обратилась в метель.

Вокруг не стало видно ни зги; лошади скоро засеклисьтащиться по вязкой грязной каше. Вдобавок кучер сообщил, что сбился с пути.

Вздохнув, Елизавета велела остановиться и пересесть к ней,чтобы и лошадям, и самому себе дать роздых. Лавр, блаженно шмыгая носом,притулился в уголке, даже не стряхнув запорошенного армяка, с коего тут жепотекло.

Елизавета смотрела в окно, уткнувшись в соболий мех капюшонаи радуясь, что надела эту теплую накидку. А вот ноги начали зябнуть. Жаль, невелела поставить жаровню с горячими угольями. Но ведь Починки не так уж далекоот города, надеялась, что дорога будет недолгой. А сейчас, в этой мгле,потерялись всякие представления о времени и пространстве.