Обреченная цитадель - Евгений Сухов

– Да, мой фюрер.

Совещание завершилось безо всяких последствий для генерал-полковника Гудериана. Рейхсканцлер, выглядевший в этот вечер особенно усталым, сразу ушел к себе в комнату и более не показывался.

В эту ночь фюреру спалось скверно. Донимали воспоминания Первой мировой войны, на которой он получил тяжелое ранение, последствия которого чувствовал и поныне. Припоминалось пребывание в тюрьме, после которого он вышел уже сложившимся политиком. Далее было стремительное восхождение к власти. Обожание нации…

Под самое утро рейхсканцлера разбудил взволнованный голос его личного камердинера штурмфюрера СС Гейнца Линге…

В окружении Адольфа Гитлера Гейнц Линге оказался далеко не случайно. За год до прихода фюрера к власти он вступил в НСДАП и СС, а несколькими месяцами позже был принят на службу в полк «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». После обучения в школе гостиничного бизнеса его после тщательнейшей проверки направили ординарцем Гитлера, а вскоре он стал его личным слугой, получив звание штурмфюрера СС.

Ему полагалось находиться рядом с фюрером все двадцать четыре часа в сутки, Линге входил в его ближайшее окружение и являлся тем человеком, которому Гитлер доверял безгранично.

– Что там у тебя, Линге? – спросил фюрер, открыв глаза.

– Вас ожидает генерал-полковник Гудериан, у него для вас важное сообщение.

По взволнованному лицу камердинера фюрер понимал, что произошло нечто серьезное.

– Похоже, что Гудериан меня просто преследует… Хорошо, пусть подождет несколько минут. Я сейчас приведу себя в порядок.

Лейнц Линге немедленно удалился.

С момента переезда Ставки в Бад-Наухайм поменялся устоявшийся распорядок дня. Обычно доктор Теодор Морель делал фюреру по утрам бодрящий укол. Почувствовав себя лучше, Адольф Гитлер тщательно брился, а потом, никуда не торопясь, завтракал в одиночестве и просматривал ежедневную прессу.

Но сегодняшнее утро не для чтения газет. Обязательный укол тоже можно будет сделать попозже. За дверью, вышагивая из угла в угол, ожидая его появления, находился начальник штаба сухопутных войск генерал-полковник Гудериан. Несмотря на бронированную дверь, разделяющую их, Гитлер почти физически чувствовал его близкое присутствие.

Сбросив одеяло, Гитлер поднялся и, набросив на плечи халат, направился в умывальную комнату. Следовало тщательно побриться, смыть холодной водой остатки вчерашней усталости и бодрым шагом выйти к начальнику штаба. В последние месяцы Германия переживает не лучшие времена, но это не повод, чтобы скверно выглядеть. Фюрер обязан одним своим видом внушать подчиненным веру в свой военный гений и в близкую победу Третьего рейха. Нужно немного перетерпеть, дать возможность ученым подготовить «оружие возмездия», и тогда произойдет перелом в войне. Физикам-ядерщикам нужно немного времени, чтобы завершить проект до конца. Его можно выкроить, если ежедневно задерживать русских на фронтах войны: пусть на день, на час, на минуту. Но держать! Для этого нужно постоянно контратаковать, превращать города в крепости, усилить оборонительные рубежи, держаться за каждый метр земли!

К своей одежде фюрер относился, как рыцарь к доспехам. Она должна подчеркивать его влияние, пусть даже если он находится наедине с камердинером, показать, что он является главой объединенного немецкого народа. Никаких шорт и голых коленей, которые могли бы указать на его австрийское происхождение. Он фюрер для всех немцев!

Одевшись в униформу – во френч, брюки с кожаными карманами и повязав галстук, Адольф Гитлер прошел в кабинет и позвал слугу:

– Пусть Гудериан заходит.

– Слушаюсь, мой фюрер, – произнес Линке и мгновенно удалился.

В кабинет порывисто вошел генерал-полковник Гудериан, выглядевший невероятно взволнованным. Вскинув руку, он энергично поприветствовал рейхсканцлера, а потом возбужденно заговорил:

– Мой фюрер, три часа назад русские перешли в наступление по всему фронту, от Балтийского моря до Карпат. Более всего они успели продвинуться в районе Вислы. Началу наступления предшествовала мощная артподготовка, особенно интенсивный огонь проводился на участках прорыва. Огневой вал артиллерийского огня шел от переднего края и в глубину обороны. Наши резервы, подтянутые к передовой, оказались в зоне ураганного артиллерийского огня. Уже в первый час артналета были разгромлены дивизии первого эшелона и те, что находились в резерве. Наша эшелонированная оборона разрушена, и русские танки стремительно двинулись в сторону Одера.

– А что в таком случае делают Харпе[29] и Шернер[30]? – Генерал-полковник Шернер был особо доверенным лицом Гитлера. Но в этот раз в словах фюрера прозвучало откровенное раздражение. – Почему они не налаживают оборону?

– Только что я разговаривал с генерал-полковником Шернером. Он сказал, что они делают все возможное, чтобы наладить оборону. Но у противника подавляющее превосходство в живой силе и технике. Фронт наступления русских неизменно расширяется. В настоящее время в районе Вислы он составляет около ста километров и достигает около сорока километров в глубину. Думаю, что наступление русских будет продолжаться.

– Мы немедленно выезжаем в Берлин! Отдайте распоряжение, чтобы все были готовы выехать не позже чем через час!

– Слушаюсь, мой фюрер.

– В Ставке останутся только несколько человек моих ординарцев. Пусть приберут здесь все как следует. Закроют Ставку, а потом немедленно едут за нами в Берлин. Передайте Харпе и Шернеру, что я ценю их мужество и прекрасно понимаю трудности, с которыми им пришлось столкнуться. Пусть дерутся за каждую улицу, за каждый дом. Всеми возможными силами затрудняют продвижение русских на день, на час, на минуту. Мы должны срочно организовать оборону и не пустить русских в глубину территории.

– Разрешите исполнять?

– Исполняйте! – произнес Адольф Гитлер.

13 января 1945 года. «Москва, Кремль, товарищу Сталину»

Михаил Велесов включил трофейный приемник, и комнату заполнил размеренный и торжественный голос диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана:

– «Войска Первого Украинского фронта, перейдя в наступление двенадцатого января из района западнее Сандомира, несмотря на плохие условия погоды, исключающие боевую поддержку авиации, прорвали сильно укрепленную оборону противника на фронте протяжением сорок километров.