Мирабо - Рене де Кастр

Перед отъездом Оноре Габриэль произвел подсчеты. Расходы на свадьбу и подарки составили тревожащую сумму, которую было тем невозможнее уплатить, что молодоженам требовались деньги на щедроты во владениях, которые они намеревались посетить, не говоря уже о насущных нуждах. Поэтому новобрачный без колебаний заложил ростовщику свой чистый доход за первый год, то есть 6 тысяч ливров; уплатив сумасшедшие проценты за вычетом аванса, он вырвал себе дополнительную ссуду; на все эти деньги можно было прожить в лучшем случае пять месяцев, а вернуть их не было никакой возможности.

Надо сказать, Мирабо редко делал долги только ради удовольствия остаться должным — на чем настаивают его биографы. Правда в том, что у него никогда не было доходов, соответствующих тому месту, которое он, на его взгляд, занимал среди прованских аристократов. Дурное управление Друга людей и коварство Мариньянов сделали финансовые проблемы неразрешимыми. Долговую яму беспрестанно усугублял сам Мирабо, как из гордыни, так и от отчаяния. Он был достаточно умен, чтобы признать, что обманулся относительно выгод от брака, и это привело его в страшную ярость.

Во время пребывания в Мариньяне он вел себя неприлично, пил, бил жену, поссорился с гостем, капитаном первого ранга, оскорбив его, а на справедливые замечания Мариньяна ответил донельзя высокомерно. Когда утихла эта первая гроза, тесть отвез новобрачных в Турв, к графу де Вальбелю. «Суд любви» был смущен грубыми приемами, которые Мирабо использовал вперемешку с самыми нежными протестами.

Мариньяны уже крыли зятя последними словами, тот же, видя, что к нему относятся враждебно, уехал с Эмили из Турва и, после подобия свадебного путешествия из Гиера в Марсель, отправился с ней в Мирабо.

За огромные деньги Оноре Габриэль велел пробить в скалах дорогу в замок, по которой должна была первой проехать его жена. Их карета поднялась по «серпантину» меж двух рядов крестьян с факелами. После торжественного въезда нахлынули неприятности.

В надежде получить от отца обещанную пожизненную ренту, чтобы рассчитаться с долгами и прожить первый год, Мирабо засыпал его письмами. Старый нотариус Распо, поджидавший новобрачного, представил ему лишь список расходов на 1192 ливра за составление брачного договора. Мирабо выстоял. Скрывая от Эмили свои финансовые затруднения, он со свойственной ему манией величия пошел на несоразмерные расходы с потрясающей некомпетентностью и роскошеством. Чтобы снискать любовь вассалов, в замке держали открытый стол; крестьянам раздавали зерно вместе с милостыней. Это были еще цветочки: Эмили, располагавшая всего тремя тысячами ливров ренты, в первый же год потратила 22 600 ливров на туалеты — они должны были быть достойны обстановки, которую заказал ее муж, ведь на резные украшения и позолоту для супружеской спальни он потратил уже 40 тысяч ливров, а половину работ еще оставалось доделать. Если добавить к этому покупку нескольких экипажей и лошадей к ним, не стоит удивляться, что после пятнадцати месяцев совместной жизни граф и графиня де Мирабо наделали долгов на двести тысяч ливров, тогда как их совокупный доход не мог уже покрыть даже процентов с этой суммы.

Откуда Мирабо взял столько денег? Он использовал вперемешку приемы героев Мольера и персонажей Бальзака. Оноре Габриэль тайно обратился к матери; он предложил ей свидетельствовать в ее пользу на процессе о разделе имущества, который она затевала против мужа. Впрочем, это предательство принесло ему немного. Поэтому для молодой четы настали трудные времена; они вели мелочную войну с мясником, булочником и бакалейщиком. Подобно Дон Жуану, Мирабо выиграл время, отколотив своих кредиторов. Потом, поскольку нужно было давать кое-какой задаток, снова вернулся к ростовщикам. Ему предоставили небольшой кредит, потому что у него было кое-что за душой и потому, что он был женат на богатой наследнице. Однако кредит был столь ограничен, что пришлось прибегнуть к еще менее почтенным средствам.

Как только Эмили забеременела, Мирабо принялся за старое и часть времени проводил у прежней любовницы, госпожи де Лиме-Кориоли. Господин де Мариньян узнал об этом от дочери, одновременно проведав о долгах. Он приехал в Мирабо и отвез молодых супругов к вдовой маркизе с намерением продержать их там вплоть до родов.

Во время житья в Эксе Мирабо был несносен. Считая себя на голову выше остальных (в плане ума он не заблуждался), он договорился с женой не делать ритуальных послесвадебных визитов к нотаблям. Часть местных «шишек» были родственниками женихов, отвергнутых Эмили. Атмосфера накалилась, этому способствовал шутовской инцидент: в носилки графини де Мирабо врезалась карета первого председателя парламента дʼАльберта. Мирабо, который шел за носилками пешком, оскорбил магистрата. В последующие дни ссора вылилась в поток эпиграмм; в конечном счете следившие за ходом событий насмешники перешли на сторону Мирабо, когда тот заявил, что земли, которыми владели дʼАльберта, были «пустым местом, хоть и несколько возвышенным могилами повешенных».

ДʼАльберта низко отомстил: он собрал кредиторов Мирабо и побудил их подать жалобу. Опасаясь долговой ямы, Мирабо поспешно выехал из Экса, бросив свою жену на сносях. Мариньян оставил дочь при себе и с редкой беззаботностью поместил в соседней комнате молодого и обольстительного мушкетера, шевалье де Гассо.

В тот момент Мирабо не обратил на это внимания. Вернувшись в свои владения, он посвятил свое время утехам с госпожой де Лиме и распродаже старых вещей. Он сжег столики с гнутыми ножками, чтобы добыть золото из их позолоты, выщипал гобелены и парчу, чтобы продать драгоценные нити. Отдача от этого была невелика, и чтобы оплатить роды графини де Мирабо, состоявшиеся 8 октября 1773 года, ему пришлось заложить туалет из позолоченного серебра, подаренный Другом людей своей невестке на свадьбу. Так удалось наскрести только 7 тысяч ливров.

По причудам законодательства мужчины во Франции становились совершеннолетними только в двадцать пять лет. Таким образом, Мирабо, став в двадцать четыре с половиной года отцом семейства, всё еще считался несовершеннолетним, и все его долги ростовщикам не могли быть предъявлены к оплате, за исключением 30 тысяч ливров, взятых им под залог.

Всё остальное, составлявшее приблизительно 150 тысяч ливров, могло быть сокращено на треть, поскольку эти деньги давались в рост. Вдовая маркиза де Мариньян была при смерти, Эмили было обещано 60 тысяч ливров, так что дело еще можно было уладить, если не усугублять. Но неожиданно разыгралась драма: госпожа де Лиме забеременела. Ее муж, бывший импотентом (следствие венерической болезни), обвинил в случившемся Мирабо; чтобы отомстить, он, не предупредив, выступил поручителем любовника своей жены: его услуги были оплачены ростовщиками, чьи векселя, таким образом, отныне могли быть предъявлены к оплате. Месть обманутого мужа привела к тому, что вся жизнь Мирабо превратилась в финансовую трагедию, последствия которой он испытывал до самого конца.

Когда ростовщики уже давали о себе знать, Эмили вернулась в Мирабо с новорожденным, которого назвали Виктором в честь Друга людей. Отец узнал о финансовом положении четы из письма невестки. Как и Мариньян, он не собирался нести расходы. Но был один способ избавить молодую пару от ответственности: апеллировать к королю.