Хамелеон и бабочка - Татьяна Александровна Грачева

— Привет, Зойка.

Она откинулась на спинку дивана, но напряжённость из её позы не исчезла, а расслабленность выглядела неестественной.

— Привет, Максим.

— Опять без десерта?

Зоя слегка качнула головой.

— Рулет закончился.

Максим встал.

— Погоди минуту. Не закончился. Есть кое-что новенькое. Возможно, назову твоим именем. Ты меня и вдохновила на этот десерт, например «Лакомство Зойки» или «Зойкина слабость».

Он вернулся на кухню, достал новый рулет и, отрезав кусочек, сервировал по всем правилам. Украсил мятой и снова вошёл в зал, по пути бросил Кате:

— Приготовь мне, пожалуйста, американо.

Катя заторможено кивнула и побрела к кофемашине.

Зоя уставилась в чашку, на Максима не смотрела, хотя вполне ожидала его тут увидеть, даже надеялась. Совесть слабо трепыхнулась и затихла.

Максим придвинул к ней тарелку и снова сел, чуть дальше, полубоком. Теперь его колено касалось ноги Зои.

— Усовершенствованный рецепт. Попробуй.

Она потянулась за вилкой.

— Только, можешь не гипнотизировать меня взглядом, кусок в горло не лезет, когда ты так смотришь.

Максим хмыкнул:

— Как смотрю?

— Вот так.

— На тебя тяжело не смотреть, ты такая… яркая, — в его голове тут же всплыло сравнение с необычной броской красотой мамы. Зоя была другая, но в ней тоже было что-то неуловимое, манящее и при этом абсолютно естественное, просто эта привлекательность была из другой категории, какой-то нечеловеческой. Как оглушающее великолепие грозы или поражающая красота ядовитой змеи.

Зоя едва не поперхнулась от прямолинейности. Она знала, что её внешность привлекает внимание, но красивой себя не считала. Скорее необычной. Слышала в свой адрес и неприятные прозвища. Чунга-Чанга — самое безобидное.

Когда Катя подала Максиму кофе, он чуть привстал, поблагодарил улыбкой и снова переключился на Зою.

— После работы зашла?

— Ага.

Максим старался не смотреть на неё. Видел, что она нервничает, нарочно перевёл взгляд за окно, боковым зрением отмечал, что рулет постепенно исчезает.

— Наверное, нужно было тебе что-то посерьёзнее предложить и не сладкое. Улитку со шпинатом или киш с лососем.

Зоя доела и отодвинула пустую тарелку.

— Не нужно. Это было очень вкусно. Правда «Слабость Зойки», вот уж не думала, что мне так понравится. Давай я заплачу.

Максим удивлённо приподнял брови.

— Я угощаю.

— И всё же…

— Даже не думай, Зой.

Оба одновременно вспомнили очень похожий диалог, состоявшийся между ними в прошлом. И оба сделали вид, что этого прошлого не было.

Зоя уткнулась в чашку с кофе, Максим предпочёл смотреть на её бедро, обтянутое тонкими джинсами. Их колени плотно прижимались друг к другу. В точке соприкосновения температура заметно повысилась. Вместо того, чтобы отодвинуться, наоборот, оба притиснулись плотнее.

Зоя ещё в первую встречу заметила, что Максим крайне редко использует безличные обращения, всегда выделяет имя и делает на нём акцент. Когда он произносил «Зоя», она невольно улыбалась и прислушивалась внимательнее. А от грубоватого «Зойка» невольно млела, как от самого лучшего комплимента. Было в этом обращении, что-то очень личное, стирающее границы.

— Я не думала, что ты местный.

— Я не знал, что ты из Краснодара, — выдал симметричную мысль Максим.

— Я училась тут в институте, а вообще не отсюда. Из Ростова. Вернулась недавно… — Зоя опять едва не проговорилась об Антоне, успела остановиться, но предложение оборвалось резко, явно выглядело незаконченным, и Максим не мог это не заметить.

Он смотрел на неё несколько секунд, ожидая завершения мысли. Не дождался.

— Я долго жил в Иваново, только три года как на юге. Осваиваюсь.

— Тут есть море.

Максим расплылся в широкой улыбке.

— Ты случайно не знакома с Бугазской косой?

— С чем? — Зоя впервые слышала это название.

— Значит, виндсёрфингом ты не увлекаешься?

Она с сомнением пожала плечами.

— Нет. Но видимо, им увлекаешься ты.

Максим чуть склонился, понизил голос до интимного шепота:

— Я думал, ты любишь летать.

Зоя поперхнулась, но быстро справилась с волнением. "Летать" она любила, как оказалось, Максим это не забыл.

Она хотела спросить о его жизни, о девушке, может жене, но не решалась. В случае Максима отсутствие кольца ничего не значило. Он мог его снять или вообще не носить.

Она говорила о погоде, немного о работе. Максим подтрунивал, охотно поддерживал шутливый тон и не интересовался её личной жизнью. О своей, естественно, умалчивал. Прошлого тоже не касались, будто ничего и не было, но оба о нём вспоминали, стоило коснуться руки, или поймать вскользь брошенный взгляд. Зоя волновалась, а вот Максим получал от этой игры удовольствие. На её лице легко читал смущение, злость, растерянность и надежду, а ещё симпатию. Очень явную и очень приятную.

Зоя дважды сбросила звонок Антона и допивала уже третью чашку капучино, когда Максим перевёл взгляд на часы и нахмурился.

— Ого, полдевятого уже.

— Ого, — Зоя удивилась ещё больше, она вообще забыла о времени. Сосредоточилась на мимолетных, будто случайных касаниях Максима. Это опять произошло: его взгляд, его руки и улыбка внушили ей симпатию. Какое же это колдовство, так пользоваться обаянием, так искренне интересоваться тем, что она рассказывает и одновременно ненавязчиво флиртовать.

Зоя всё это видела и понимала, но словно капитан корабля, загипнотизированный песней сирены, шла на рифы.

Она поспешно накинула кофту, взяв рюкзак за лямку, обошла столик.

— Мне нужно бежать. Ещё раз спасибо за угощение.

— Пока, Зойка.

Максим поднялся вслед за ней, только сейчас осознал, что под покровом возродившейся симпатии не заметил, как усилилось открыточное возбуждение. Ему тоже стоило торопиться, давно пора было оборвать беседу и покинуть «Рогалик».

Максим проводил Зою взглядом, увидел, как она оглянулась, прежде чем скрыться в толпе, и сел на велосипед.

Он торопился, как мог, не ругал себя, но досадовал на промедление и забывчивость. Если рулет стоило назвать «Зойкина слабость», то саму Зою вполне можно было обозвать «Слабостью Максима». Это открытие стало неприятным сюрпризом. Не рассчитывал он на сильную симпатию, только на легкий флирт, льстящий его самолюбию. Но то, что он сейчас чувствовал, явно выходило за рамки того, что он планировал себе позволить.