Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Ваши работодатели доверились человеку, который виновен в государственной измене: эти бумаги – его переписка с испанскими властями, свидетельствующая о передаче планов военных операций в обмен на деньги. Губернатор Фостер много лет помогал ему… А пираты на острове, который вы собрались штурмовать – свидетели этого преступления, а кроме того – союзники нашего флота в борьбе с Испанией.

– Это все ложь, – быстро выговорил Рочестер, воспользовавшись всеобщим замешательством. – Я ничего не знаю об этих документах. Вы полагали, что какая-то подделка…

– Ваше намерение вырезать весь остров – это тоже подделка? Вы попросту заметаете следы, но ничего у вас не выйдет, – перебил его Дойли. Рочестер интересовал его мало – куда важнее было сбить с толку, заставить сомневаться капитанов; и, похоже, бывшему офицеру это неплохо удалось. Кто-то из них, переглянувшись с окружающими, спросил осторожно:

– Откуда нам знать, что вы говорите правду?

– Само ваше присутствие здесь уже делает вас соучастниками этого преступления, – холодно отрезал Эдвард. – Но если вы нападете на Тортугу – французскую территорию, населенную также и нашими подданными, спровоцировав таким образом конфликт между двумя великими державами – вы представляете, что с вами будет?

– Мистер Дойли, – сжав его локоть, быстро зашептал вдруг Мэрфи, но Эдвард не слушал его:

– Уйти отсюда, пока не стало слишком поздно – вот ваш единственный шанс избежать наказания вместе со своими работодателями! В этих документах нет ваших имен, вы ничем не связаны… – договорить он не успел: Рочестер, до той минуты державший правую руку опущенной за полу сюртука, внезапно извлек пистолет и прицелился ему в голову. Мэрфи, бросившись между ними, едва успел оттолкнуть Эдварда. Раздался выстрел, однако боли Дойли не почувствовал – должно быть, пуля прошла мимо.

– Скорее в шлюпку! – прокричал ему в ухо Уильям, под локоть вытаскивая прочь из каюты под прикрытием сопровождавших их матросов. Люди Рочестера мгновенно распознали что-то неладное, но без прямого приказа не решились взяться за оружие. Когда же сам владелец компании выбежал на палубу, размахивая разряженным пистолетом и приказал немедленно открыть огонь, было уже поздно – переговорщики успели перебраться в шлюпку.

Дорогу до брига Эдвард запомнил плохо, тем более что длилась она от силы несколько минут: Мэрфи, все время прикрывавший его отход, почти столкнул бывшего офицера на дно шлюпки и тяжело рухнул сверху, прикрывая собственным телом. Сам он дышал громко, прерывисто – слишком даже с учетом торопливого отступления и до сих пор не до конца минувшей опасности: пули все еще свистели в воздухе, хотя стрелки Рочестера после первого же залпа вынуждены были отступить, так что то скорее были мушкеты с брига. Эдвард, опомнившись, поднял голову, выпрастываясь из–под странно обмякшего Мэрфи:

– Все целы? Нужно как можно скорее… – начал он и осекся, когда поймал растерянный и странно удивленный взгляд юноши. Под ладонью Уильяма, которой он прижимал к груди рубашку, медленно расплывалось кровавое пятно.

– Ничего, – хрипло пробормотал он, оттягивая ткань и разглядывая рану, – ничего, простая царапина… – при этом он совсем зашатался и рухнул бы лицом вперед, не подхвати его Дойли в последнюю секунду.

Из шлюпки на борт брига капитана он вынес на руках – стоять твердо тот уже не мог – и, едва отдав боцману приказания идти обратно к берегу, потащил Мэрфи в его каюту. Слава Богу, кто-то из младших офицеров, забежав вперед, заранее успел разобрать там постель и послал за судовым врачом и горячей водой. Дойли кое-как устроил обмякающее тело прямо в верхней одежде на разворошенных одеялах, содрал с него, опомнившись, китель и сапоги, поднял голову и похлопал по щекам: на скунду ему показалось, что Мэрфи вообще перестал дышать.

– Капитан… Капитан, вы меня слышите? Уильям! – сдавленно крикнул Эдвард, едва ли не впервые назвав его по имени; юноша мелко дрожал, цепляясь за его руки с неподдельным отчаянием.

– Мистер Дойли… – прошептал он неразборчиво, хрипя и булькая текшей изо рта кровью. Судовой врач, шмыгнув в дверь, поднырнул под локоть Дойли, и принялся перевязывать рану капитана – неловко, косо ложился бинт, сразу промокавший насквозь. Время было упущено: человек, знакомый с пулевыми ранениями, сразу же понял бы это. Эдвард знаком был, и поэтому особенно яростно надеялся, что Мэрфи выживет.

– Капитан, – начал он настойчиво, придерживая того под плечи и спину, чтобы Уильям не захлебнулся кровью, – капитан, вам нужно оставаться в сознании. Капитан, вы слышите меня? Нет, не двигайтесь, не говорите ничего! Просто закрывайте глаза на несколько секунд и опять открывайте: один раз – если «да», дважды – «нет». Черт возьми, да давайте я сам! – рявкнул он на неловкого доктора, задевшего рану – Мэрфи дернулся и застонал, но совсем слабо и тихо; Эдвард, справившись с неприятно тяжелыми, непослушными руками, принялся сам накладывать новую повязку поверх первой.

– Мистер Дойли… – снова позвал Мэрфи, не слушая его предостережений. – Мистер Дойли, плохи мои дела, да?..

– С чего вы взяли? Я видел людей, выживавших после куда более тяжелых ран, – сквозь зубы отрезал Эдвард, ненавидя себя за эту жалкую ложь. Судя по кривой, вымученной усмешке Уильяма, тот тоже все понял; откинувшись назад, он зашептал с горьким, мечтательным отчаянием:

– Надо было остаться во флоте. Что я за идиот был… Зря польстился на сладкие обещания. Совесть за деньги не купишь, – он снова закашлялся, продолжительнее прежнего. Эдвард стиснул зубы:

– Капитан, не говорите ничего. Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду, – смотреть на чужое лицо, уже даже не белое, а серое от кровопотери, было страшно – но он все равно глядел неотрывно, боясь пропустить хоть что-то, потому что каждая секунда могла стать для юноши последней. – Держитесь, Уильям. Прошу вас, держитесь…

– Говорил я, говорил, негоже без священника на борту. Капитан-то за всех молился, а за него самого кто помолится? – неимоверно громко забурчал кто-то из окружающих – Эдвард выдохнул, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не начать выяснять имя этого болтуна. Тем более что тот отчасти был прав: бывший офицер, как ни силился, не мог припомнить ни единой строчки из молитвенника.

– Не надо, мистер Дойли, – прошептал Уильям, невероятным усилием снова поднимая голову и глядя на него с отчаянной, нездешней уже настойчивостью: – Я ни о чем не жалею. В Англию… когда все закончится, поезжайте в Англию… – сдернув с шеи простой серебряный крестик, он вложил его в ладонь Эдварда. – Там закопайте в землю… словно я сам там лежать буду… Обещаете?

– Обещаю, – стискивая его руку, кивнул бывший офицер.

– Хорошо, – улыбнулся умирающий, – хорошо… Теперь… Теперь вы – капитан, мистер Дойли… – голова его запрокинулась назад, и ясные голубые глаза на мгновение стали ярче, чем когда-либо, а затем разом остановились и остекленели.

Справившись с оцепенением, Эдвард потянулся к его лицу и прикрыл веки пальцами; остальные в каюте сняли шляпы. Слышно было, как на верхней палубе надрывался боцман, раздавая приказания – по всей видимости, набрать нужную скорость никак не удавалось. Затем дверь в каюту распахнулась, и на пороге появился тот самый давешний лейтенантик – прозрачные глаза его теперь были наполнены самым настоящим страхом.