Олимп - Дэн Симмонс

– А лучше кожи хамелеона вы ничего не можете предложить?

– В ближайшее время – нет, – отвечает Астиг-Че.

– Ладно, беру. И сколько времени потребуется вашим людям… э-э-э… моравекам, чтобы подогнать под меня костюм и научить им пользоваться?

– В ту же секунду, когда мы заговорили об этом, я приказал техническому отделу моделирования эксплуатационных условий браться за работу, – сообщает первичный интегратор. – Ваши размеры у нас уже были записаны. Готовый продукт принесут через три минуты.

– Чудесно, – говорю я без всякой уверенности.

В какое же место мне податься? И как убедить тех, кого я там встречу, спасти греков? Да и куда их девать? Семьи, рабов, друзей и слуг ахейцев поглотил синий луч, взметнувшийся из Дельф. Словно в предвкушении путешествия рука моя тянется к золотому кругляшу на шее и пальцы вертят активационный диск.

– Кстати, – бросает Чо Ли, – ваш медальон не работает.

– Что?! – Я вырываюсь из-под защитных ремней и повисаю в пространстве. – В каком смысле?

– Наша последняя экспертиза подтвердила: диск совершенно нефункционален, – сообщает штурман.

– Дерьмо какое-то. Парни, раньше вы заявляли, будто медальон нельзя воспроизвести, будто его настроили на мою ДНК или что-то в этом духе.

Первичный интегратор издаёт необычный звук, удивительно похожий на человеческий: словно взрослый мужчина смущённо прочищает горло.

– Разумеется, существует некое… сообщение… между диском, вашими клетками и ДНК, доктор Хокенберри. Однако медальон сам по себе не имеет квантовых функций. Он вовсе не квитирует вас через пространство Калаби-Яу.

– Что за отстой… – начинаю я, но удерживаюсь от дальнейших комментариев. Чтобы убраться отсюда, мне ещё нужно содействие моравеков и кожа пресмыкающегося. – Я же, попал сюда, разве нет? Прямо с Земли Илиона.

– Да, – соглашается штурман. – Попали. Только без помощи пустого внутри золотого диска на вашей шее. Вот в чём загадка.

Из дверей лифтовой шахты появляется воин с нарядом хамелеона. С виду – ничего особенного. Честно говоря, одёжка напоминает мне так называемый «домашний костюм», которым я имел глупость обзавестись в семидесятых годах двадцатого века. Такой же дурацкий заострённый воротник и блеск обезьяньей блевотины.

– Воротник растягивается и превращается в капюшон, – говорит Астиг-Че, словно прочитав мои мысли. – Наряд совершенно бесцветен. Зелёный оттенок – всего лишь стандартная настройка, чтобы можно было найти материал.

Приняв у солдата хамелеонью кожу, я по наивности пытаюсь натянуть её сам. И через несколько мгновений начинаю кувыркаться вокруг собственной оси, размахивая тряпкой, будто знаменем.

Генерал Бех бин Адее вместе с рядовым бесцеремонно хватают меня и запихивают в костюм, после чего пристёгивают к одному из кресел при помощи ленты-липучки.

Вытягиваю воротничок и полностью закрываю голову капюшоном.

Это далеко не столь удобно, как нацепить шлем Аида и сразу исчезнуть. Во-первых, в коже ящерицы ужасно жарко. Во-вторых, нано-чего-то-там перед глазами не позволяет как следует сфокусировать зрение. Если пялиться сквозь такую штуку целый час, можно заработать самую жуткую головную боль в жизни.

– Ну как? – интересуется Астиг-Че.

– Чудесно, – лгу я. – А меня видно?

– Да, – отвечает первичный интегратор, – но только на гравитационном радаре и в прочих диапазонах невидимого спектра. Визуально вы целиком слились с фоном – в данном случае с Бех бин Адее. Надеюсь, те существа, которых вы собрались навестить, не пользуются гравитационными радарами, приборами усовершенствованного тепловидения и тому подобной техникой?

Чёрт возьми, а откуда мне знать?

– Есть одна загвоздка, – говорю я.

– Какая? Возможно, мы сумеем помочь, – озабоченно, почти участливо произносит первичный интегратор. Да, моей жене не зря нравился Джеймс Мейсон…

– Чтобы квитироваться, надо повернуть квит-медальон. А для этого придётся расстегнуть кожу и…

– Костюм хамелеона пошит очень свободно, – перебивает генерал. Судя по голосу, военный меня недолюбливает. – Просуньте руку под материю. Даже обе руки, если хотите.

– А, ясно.

Я вытаскиваю ладонь из рукава, дотягиваюсь до медальона и, считая, что разговор окончен, квант-телепортируюсь прочь с «Королевы Мэб».

«Ого, ещё как работает!» – чуть было не вскрикиваю я, очутившись в нужной точке пространства-времени. И вспоминаю, что зря не попросил у моравеков какого-нибудь оружия. А ещё – воды и немного пищи. Ну и наверное, непробиваемых доспехов.

Однако сейчас не до громких воплей.

Я появился в Великой Зале Собраний на Олимпе. Зевс восседает на золотом престоле, сегодня в Громовержце не менее пятидесяти футов. Геры нет, её невысокий трон обвит чёрной траурной лентой.

Все остальные, похоже, в сборе. Столько бессмертных я не видел даже на последнем совете, куда завалился в несравненно более удобном шлеме Аида; многие лица вообще незнакомы – и это после десятка лет ежедневных отчётов. Тут сотни и сотни богов – тысяча с лишним, должно быть.

И все как один молчат. Ждут, когда Зевс к ним обратится.

Стараясь из последних сил не сопеть и не грохнуться в обморок от удушливой жары под кожей треклятой ящерицы, от души надеясь, что никому из небожителей не придёт на ум воспользоваться гравитационным радаром или термо-хрен-знает-чем, я замираю словно вкопанный бок о бок с окаменевшими богами, богинями, нимфами, фуриями, эриниями и полубожествами в напряжённом ожидании речи Громовержца.

Ещё не успев ступить сквозь разлом внутрь покинутого судна, Харман понял, с чем имеет дело. Протеиновые банки данных хранили тысячи ссылок на тысячи типов кораблей, бороздивших земные моря в течение десяти тысяч лет человеческой истории. Конечно, трудно сказать наверняка, увидев лишь искореженный нос и рваные листы эластичного материала, невидимого для сонаров, некогда облекавшие гибкую «умную сталь» корпуса, однако мужчина не сомневался, что угодил на подводную лодку одного из последних столетий Потерянной Эпохи – где-то между Рубиконом и появлением первых постлюдей. Во Времена Безумия.

Харман двинулся вниз по слегка наклонному коридору, дыша через респиратор, хотя пока ещё находился в сухой части судна.

Вот он оказался в помещении, стены которого отклонялись от вертикали всего лишь на десять градусов, однако после давнего столкновения с океаническим дном в двух сотнях футов ниже поверхности – задолго до возникновения Атлантической Бреши – металл помялся, и примерно с полдюжины длинных канистр вытряхнуло на пол. Оружие здесь явно не требовалось: судно не подавало признаков жизни. Путешественник пристегнул ружьё к полосе-липучке у правого бедра и прикрыл его, слегка оттянув термокожу: словно убрал в кобуру, какие видел в библиотечных книгах Таджа.